Приют - Александр Варго

Митрич вежливо промолчал, и у Ярика внезапно появилось чувство, будто его брат хочет, чтобы он ушел. Разговор не клеился, и Ярик, постояв еще немного, вышел раздосадованный.

Вскоре был готов обед. Олег снова отказался есть, но Дина не сдавалась. Она вывалила в его любимую голубую тарелку почти половину кастрюли и направилась к сыну в комнату.

– Куда она ему столько готовит? – Рута подозрительно ковырнула вилкой слипшийся кусок каши. – Из его тарелки можно накормить взвод солдат.

– Это их проблемы, – сказал Ярик, с аппетитом жуя.

Несколько минут было тихо, затем послышался пронзительный визг Олега.

Рута поднялась с места.

– Что там происходит? – с тревогой спросила она.

– Рута, не вмешивайся в их семейную жизнь, – ответил с набитым ртом Ярик. Он уже привык к скудной еде Дины, и ему начинало казаться, что всю свою жизнь он ел рисовую кашу и жидкий бульон.

Олег снова закричал, и Рута вышла из-за стола, прихватив с собой чашку с клюквенным киселем.

Дверь была прикрыта, но Рута хорошо слышала доносящиеся голоса.

– Уходи!.. Уйди, я тебя ненавижу!..

– Ну, пожалуйста, Олежа. Потерпи еще чуть-чуть…

– Чуть-чуть?! Ты вчера говорила чуть-чуть… И сегодня. Ты обманываешь меня!.. Иди отсюда!

– Олежа, я прошу тебя… Мне сейчас очень трудно…

– Мне плевать!! – истерично крикнул Олег.

«Вот гаденыш», – подумала Рута, тем не менее чувствуя неловкость оттого, что стоит у двери и подслушивает чужие разговоры.

Мальчик заплакал.

– У меня болит голова-а-а… – ревел он. – Меня тошнит, ма…

Рута решительно толкнула дверь.

– Дина, я подумала, что… – начала она и осеклась. Застыв на месте, Рута вытянула руку с кружкой киселя, словно эта кружка могла закончить начатую фразу. Лицо повернувшейся к ней женщины было искажено нечеловеческой мукой и болью. Олег с уродливо раздутым лицом равнодушно смотрел на Руту из-под опухших век.

– Прошу вас, – прошипела Дина, багровея. – Оставьте нас, ладно?

Рута с каменным лицом развернулась и вышла из комнаты, еле сдержавшись, чтобы не хлопнуть дверью. Черт бы их побрал! Спустя мгновение дверь позади нее снова распахнулась, выпуская хнычущего Олега. Перекатываясь на своих толстых ножках, как неуклюжий колобок, мальчишка заковылял к выходу.

– Отстань от меня! Дура! – Прокричав это оскорбление матери, он выскочил наружу.

Рута вернулась на кухню и чуть ли не швырнула чашку на стол, расплескав больше половины клейкой массы.

– Ну-ну, расслабься, – с понимающим видом сказал Ярик, выскребая из миски остатки каши. Митрич ел молча, изредка бросая на брата многозначительные взгляды.

– Это какие-то полные кретины. Как семейка Адамсов, – устало сказала Рута.

– У каждого свои недостатки, – рассудительно изрек Ярик.

– Я не буду следить за этим засранцем, Ярик, – твердо сказала Рута. – Если она хочет, пусть забирает его с собой.

– Нет. Олег останется здесь, – тоном, не терпящим возражений, ответил Ярик.

Вернулась Дина и уселась за стол с деревянным выражением лица.

– Кто-нибудь хочет добавки? – бесцветным голосом произнесла она, снимая с плеча невидимые волоски. Она вела себя спокойно, но от Ярика не ускользнуло, что женщину всю трясет от ярости. – Наелись? – Она с явной неприязнью смотрела на Ярика, и он это увидел.

– Я бы выпил компота, Дина. Яблочного, – сказал он невозмутимо. Юноша расстегнул ремень и блаженно развалился на заскрипевшем стуле. – Кисель, конечно, дело хорошее, но от него у меня уже вся задница слиплась, – добавил он. – У тебя ведь есть яблочный компот, Дина?

Женщина кивнула, ее покрытые цыпками пальцы сжались в бессильной злобе. Она стала подниматься из-за стола, но Ярик ее остановил:

– Нет, Рута сходит в подвал. Дай ключи.

– Он открыт, – разлепила губы Дина.

– Отлично. Где находится компот?

Дина объяснила.

– Я не пойду в подвал, – сказала Рута. – Там темно, крысы… Чего это тебе приперло?

– Я схожу, – неожиданно сказал Митрич. – Не хватало устроить драку из-за компота.

– Ярик, что на тебя нашло? – Рута с удивлением смотрела на юношу.

– Потому что я хочу компота, – с каким-то сумасшедшим упрямством сказал Ярик, не сводя глаз с Дины.

Митрич осторожно спустился с крыльца и обошел дом. Про себя он подумал, что это чертовски неудобно, когда в подвал можно попасть только снаружи. Дверь действительно была открыта, и юноша, нагнувшись, протиснулся внутрь. В подвале горел слабый свет, слышался мерный рокот генератора, где-то сзади капала вода. Справа и слева по периметру располагались полки. Дина сказала, что компот где-то слева… Под ногами валялись какие-то доски, обрезки ржавых металлических труб, размокшие от сырости картонные коробки. Стараясь не споткнуться об эту груду хлама, Митрич на ощупь двинулся вперед. Скоро перед ним возникло нечто вроде комода или верстака, в потемках не разобрать. Наконец его рука наткнулась на холодный гладкий бок стеклянной банки. Их было штук десять, пузатых и темных от пыли.

Света от тусклой лампочки было достаточно, чтобы на третьей банке он разобрал криво приклеенный пластырь с надписью «Ябл». Испачкавшись в пыли и паутине, он снял банку с полки и уже собирался выбираться из подвала, как до его ушей донесся шорох.

«Крысы», – подумал Митрич, прижимая к себе банку. Раздавшийся затем слабый писк подтвердил его догадку. Он сделал шаг вперед и вдруг замер – откуда-то из-за угла послышалось тихое хихиканье.

«Снова галлюцинации! – была первая мысль Митрича, и он моментально покрылся ледяным потом. – Господи, неужели все повторяется?»

Он закрыл глаза, пытаясь вспомнить хоть одну молитву из Библии. Хихиканье повторилось уже громче.

Олег!

Затаив дыхание, Митрич обошел комод. Вторая половина подвала освещалась немного лучше, и он увидел Олега. В руках у мальчика были его любимые стрелы. С губ Митрича уже был готов сорваться гневный вопрос, что он делает в подвале, но слова застряли у него в горле. Он просто стоял и молча наблюдал за ребенком, который сидел на корточках перед какой-то копошащейся темно-серой массой. Олег находился прямо под лампой, и это позволило Митричу хорошо видеть происходящее, о чем он потом неоднократно сожалел.

Копошащейся массой была огромная крыса. Она производила на свет потомство – пять или шесть склизких существ розоватого цвета. Всхлипывая и хихикая одновременно, Олег протянул одну из своих стрел и проткнул брюхо крысы. Пронзительный писк извивающейся твари, казалось, зазвенел у Митрича прямо в мозгу. Олег хихикнул и принялся нашпиговывать крысу своими стрелами, вскрикивая от удовольствия, когда бедный грызун визжал особенно громко. Митрич облизал шершавые губы. Он не мог пошевелиться, хотя рассудок его отчаянно кричал, призывая немедленно вмешаться и остановить этот ужас. Он продолжал неподвижно стоять, прижимая к груди прохладную банку с надписью «Ябл».

Наконец крыса сдохла, и наступила тишина. Ее нарушало лишь слабое попискивание детенышей и вода, капающая где-то позади Митрича: кап… кап… кап…

Олег отшвырнул истыканный стрелами труп крысы в угол. Неожиданно мальчик замер, к чему-то прислушиваясь, затем завертел головой, словно проверяя, нет ли поблизости свидетелей его увлекательного занятия. Успокоившись, он выудил одного из новорожденных крысят. Беззащитный детеныш вяло извивался, напоминая большую мокрую пиявку.

Олег снова как-то странно хныкнул, будто у него болел живот, и вдруг впился зубами в грязно-розовое тельце. Пережевывая кусок еще живого детеныша, Олег поперхнулся и зашелся кашлем.

Пальцы Митрича разжались, и банка с грохотом упала на пол, разлетевшись на тысячу стеклянных льдинок. Он закричал. Не помня себя от ужаса, он, спотыкаясь, стал пробираться к выходу, к спасительному квадратику света. Выбравшись наружу, он захлопнул за собой дверь и без сил прижался к ней спиной – еще никогда ему не хотелось так вмазаться, как сейчас.

49

Между тем Шмель и его маленькая бригада продолжали свой поход. Дни шли за днями, с момента начала поисков прошла уже почти неделя, но никаких признаков пребывания в лесу двух наркоманов, которые, по твердому убеждению Шмеля, стащили деньжата Главного, больше не наблюдалось. Огромный джип как взбешенный носорог с кряхтением протискивался сквозь густые заросли, безжалостно ломая кусты и молодые деревья. Периодически «Хаммер» натыкался на старые затерянные дороги, даже не дороги, а узенькие тропинки, колеи некоторых из них были настолько глубоки, что их не мог преодолеть даже внедорожник. Неуклюже кружа на месте, джип с большим трудом разворачивался и катил в обратную сторону. Если ширина дороги не позволяла разворота, автомобилю приходилось возвращаться обратно на задней передаче.

Шмель постоянно сверялся с картой и что-то черкал в ней, и на третий день карта была сплошь покрыта замысловатыми значками, смысл которых был непонятен Тиме, а уж Вахе и подавно.