Люди, дружившие со смертью (СИ) - Марченко Андрей Михайлович "Lawrence"

Проснувшись, зажгли факел. Глаза у обоих уже привыкли к темноте настолько, что факелы для экономии расщепили на четыре части. Этого хватало.

Я протирал глаза, но получалось это неважно — они слипались, и какое-то пятно из сна продолжало висеть сбоку. Затем я повертел головой, пытаясь его сбросить. Это у меня не получилось.

Подумалось: свет из сна не заберешь.

Тогда я стал тормошить сонного Ади.

— Выход! Смотри Ади, выход! Точно тебе говорю!

Реннер только отмахнулся:

— Не может быть… Мы едва середину пути прошли.

— Я тебе говорю — я вижу дневной свет. В доказательство я потушил факел об стену.

Но действительно: справа из боковой пещеры шел мутный свет. Но он был не искусственным, а самым настоящим — дневным.

Забыв об осторожности, мы почти бегом бросились туда.

Но там был зал, из которого не было иного выхода, кроме того коридора, по которому мы вошли.

Но в том зале не было еще одной вещи — а именно части потолка. И из колодца длинной, возможно, с четверть мили, падал солнечный свет. Где-то далеко вверху стоял солнечный день, порой оттуда врывался ветер, принося в подземелье рой снежинок. Они кружили по пещере, но большинство оседало под окном в небо. Ади стал в сугроб и смотрел вверх — на него падал снег и свет, он вдыхал воздух, пытая напиться им вдоволь, запастись солнечным светом на долгий путь.

Я подошел и сгреб снег, попытался слепить из него снежок. Но у меня ничего не получилось — было холодно. С моей ладони снег ссыпался на землю.

И тут я увидел их.

Кажется, меня это повергло в шок, в ступор. Я замер на несколько мгновений, может даже на минуту. И очнулся я, только когда Ади спросил меня:

— Ну что, пошли?..

Ну да, конечно же, он смотрел вверх, поэтому не заметил то, что у него было под ногами.

— Смотри, — сказал я ему. — След…

Вообще-то следов было несколько — на пятачке со снегом их уместилось пять, хотя от последнего уцелела хорошо если была половинка.

— И действительно, — согласился Ади. — След…

След был похож на человеческий, но, когда я присмотрелся, понял — никакой человек не будет бегать босиком по снегу. Ни у одного человека нет лапы длинной в десять вершков. И что характерно — у людей пальцев на ногах пять. Здесь было четыре.

— След свежий, — заговорил Ади. — Два следа лапы правой и три — соответственно левой…

Говорил он прописные истины, то, что увидит любой следопыт. Зачем он это делал? Да для того, чтоб спугнуть тишину, может еще кого-то закутанного в темноту.

Значит, все же, мы были в этих подземельях не одни. Я много слышал о том, что в горах живут гномы, драконы, всяка нечисть. Но драконов я не видел ни разу в жизни, но думаю, туннели, по которым мы шли, были бы для них малы. Гномы в моем представлении были вредными, но такими с которыми легко столковаться. Главное не трогать их богатство — то ли горшок с золотом, то ли спящую в хрустальном гробу царевну.

Да, впрочем, это неважно. Это все были сказки.

Ну а там, там в темноте кто-то жил…

Здесь, в круге света, казалось, что мы в безопасности. Это наше место, солнце за нас. Но что делать, когда солнце закатится и над миром воцарится ночь. Да и не могли же мы стоять тут вечно…

У моей жизни и когда-то прочитанной книги появлялось все больше общих моментов.

-

В подземельях тоже стояла зима. Здесь не было снега, но от этого легче не становилось, и, порой, среди вековых сталактитов и сталагмитов вплетались вполне обыкновенные сосульки.

Дул ветер, заколачивая слова обратно в глотку. Кожа на лице задубела, холод пробирался глубже. Говорить стало трудно и ленно. Когда все же приходилось обмолвиться словом, говорили кратко, не шевеля губами, сохраняя тепло и дыхание.

Пару раз мы пытались идти вслед за ветром, в надежде, что он выведет нас на поверхность, но всякий раз он то спрыгивал с обрыва и летел дальше, то взмывал вверх перед неприступной скалой.

В каменном мешке, где почти не было сквозняков, мы остановились на привал. Еды становилось все меньше, и от куска припасенной колбасы мы отрезали колесики все тоньше и тоньше.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Сухарь треснул, крошки зазвенели по зубам, будто стеклянные шарики по металлу. На мгновение я испугался за судьбу зубов, провел по ним языком — нет, нормально, все на месте — можно продолжать обедать. Да и если бы иной зуб все же треснул — что толку, все равно до ближайшего зубодера было миль двести.

Если я не ошибался с подсчетом дней, то в моем мире календари и часы начинали отмеривать новый год. Как-то за приключениями я забыл об этом, и вдруг вспомнилось.

Впрочем, год был таким молодым, что нельзя и сказать — хороший он или плохой.

Хотя с иной стороны, говорилось, что как год начинается, так он и пройдет. Я начинал год в нескольких милях под землей. Ну и что с того — что мне теперь, не выходить на поверхность до следующего года?

Я вздохнул достаточно громко, чтоб меня услышал Ади.

— О чем грустишь?

Мне пришлось ответить…

— А… Да брось, глупо так думать — за год уйма всего произойдет. К тому же… Когда у вас отмечают новый год?

— На зимнее солнцестояние.

— А у нас на осеннее равноденствие. Так что я свой новый год отметил на ваших землях.

— У нас? Ваш?..

— А что тут такого. Там мой дом, моя жена ждет моего ребенка. Нашего ребенка.

— Хороший ответ, — согласился я. — Не скажу, что самый правильный, но мне он нравится…

Долго ели молча — я пережевывал еду и сказанное.

Сухари давались с трудом — слюна почти не выделялась, приходилось постоянно прихлебывать воду из фляги. Насчет воды мы не ошиблись — ее в пещерах было предостаточно, но в темноте подземные реки казалась черней угля. И странное дело — казалось, чернота сохранялась и во фляжке. Поэтому, когда я пил, я цедил воду сквозь зубы — мало ли что я зачерпнул с этой водой.

— Ади?..

— Что?..

— Вот ты сказал, что жена твоя беременна?…

— Ну да…

— А раньше ты говорил, что вышел в путь в последний месяц весны.

— Все правильно. В конце зимы она должна родить… Девять месяцев. Что тут такого?

— Но ведь когда ты выходил в путь, ты не знал, что станешь отцом?..

— Не знал, конечно…

— Значит, ваша связь покрывает…

Я задумался как выразиться- какая сторона была Той и Этой… Додумать я не успел — Ади понял без уточнений.

— Ну да, это так…

— И зимой вы переговариваетесь?

— И зимой. Где-то в горах, на одной из вершин есть башня. Там два человека — три четверти года они заперты морозом и снегом и случись беда — помощи ждать им не от кого. Их меняют каждый год, но от этого не легче: надо восстановить, то, что разворотили бури, запастись дровами и едой. И они вот и связывают разные склоны — твой, и тот, что стал моим.

— Тогда объясни, какого лешего мы лезем под горами, если можно за пару мгновений перебросить нас телепортом?..

— Я, знаешь ли, был там с конвоем, что вез им дрова. Там площадка где-то десять на десять вершков. У пика снесли верхушку, чтоб сделать форт. Вероятно, там есть телепорт. Но ошибись мы на пару саженей при фокусировке телепорта, нас выбросит, скажем, на высоте в пару верст. Достаточный полет, чтобы вспомнить всю жизнь.

— Рискованно… — согласился я. — Но не намного опасней нашего шатания.

— Хочешь вернуться и попробовать с телепортом?..

Я покачал головой — начнем с того, что я даже не знал, как возвращаться.

-

В те звуки, что можно было услышать в пещерах, добавился еще один. Сперва он был тихим, далеким, и я почти не обратил на него внимания. Он то становился то громче, то вовсе пропадал.

Я слышал его пару суток, но никак не мог понять, что это. Но затем я услышал его совеем рядом. В пещерах акустика была довольно хорошей, поэтому нельзя, насколько это близко — за соседней стенкой или же за милю от нас.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Одно было несомненно — эти звуки издают живые существа.

Это была не песня, больше это походило на стон. От него шел мороз по коже, становилось грустно.