Рискнуть и победить (Убить демократа) - Андрей Таманцев

Да очень просто. Матвея сдают или пристреливают (да, это верней, мертвый как-то молчаливее, лишнего не скажет), расследование выясняет, что он воспользовался для убийства пистолетом «токагипт-58», закрепленным за начальником охраны красного кандидата Антонюка, после чего со мной тоже происходит какой-нибудь несчастный случай со смертельным исходом. Заодно выясняют, что Комарова тоже убил Матвей (а я в этом уже нисколько не сомневался), демократическая пресса устраивает жуткий шум по поводу того, что коммунисты используют наемных террористов для достижения своих политических целей. И что? А ничего. В итоге Хомутов становится губернатором. Что и требовалось доказать.

Я немного подумал над выстроенной в мозгу схемой и понял, что ошибаюсь. Слишком сложно. Если бы Кэп изолировал Мазура, то и никакого убийства не было бы нужно.

Это я своей самодеятельностью немного смешал им карты, и им пришлось действовать в условиях форс-мажора. Не сунься я не в свое дело, ничего бы и не было… Привет, не было! А украденный «тэтэшник»? Это для чего? Просто так? А я вообще для чего?

Тоже просто так? Эти ребята из спецслужб не платят по пятьдесят тысяч баксов за просто так. А тут отдали и не охнули.

Профессор опять же. Что это значит? Это значит, что здесь какая-то крупная игра.

Очень крупная. Государственного значения. Потому что люди типа Профессора не из тех, кто занимается мелочью и текучкой.

Более того, он счел необходимым лично встретиться со мной, сверить свои впечатления от моей личности с той ролью, которую я в операции должен сыграть.

Нет, все здесь не так просто. Большие беды возникают часто от того, что исполнители усложняют простое. Но не меньшие, наверное, и от того, что они упрощают сложное. Вот тут и крутись, как знаешь!

Было и еще кое-что, что в мою простую схему просто не влезало. Документы, которые получил Комаров. Как с ними быть? Проигнорировать? Сделать вид, что ничего не было?

И еще одно. Взрыв «Регаты». Двести десять погибших. Тоже ничего не было? Я не о том сейчас говорю, кто виноват. Хотя есть кто-то, вполне конкретный, кто виноват. Я специально зашел в городскую библиотеку и перечитал все, что об этой «Регате» писали в газетах. Версий было множество. От взрыва в трюме до самопроизвольного открытия какой-то трюмной задвижки. И о том, что крушение парома было связано с криминальной борьбой за обладание портом Таллина, тоже писали. Все версии выглядели правдоподобно, так как ни одна из них не была подтверждена бесспорными фактами. Конечно, и задвижка могла открыться. Но с чего бы ей открываться после двадцати с лишним лет безаварийной эксплуатации парома?

Ни одна из газет не посмела высказать предположение о причастности к взрыву российских спецслужб, хотя многие отмечали, что эта трагедия оказала благоприятное для России влияние на проблему перераспределения балтийского грузопотока и открыла большие перспективы для развития порта города К. Поэтому я и не задавался сейчас вопросом, кто виноват или что виновато. Я говорю о самом факте. Был он? Был. Вписывается он в мою схему? Нет. Значит, схему можно повесить в сортире на гвоздь. Это и есть ее настоящая цена.

Из этих рассуждений видно, что я человек самокритичный. Но это не значит, что я человек доверчивый и миролюбивый. Нет, я не миролюбивый. У меня небольшая семья — Настена да Ольга, но я их опора. Без меня они пропадут. В Чечне мы воевали, выполняя воинский долг. Сейчас я воюю, защищая себя и свою семью. Ну, и немного — честь России. Так, как я ее понимаю. Я бы даже сказал, что это не понимание, а ощущение. Я не знаю, что такое нынешняя Россия. И никто, по-моему, не знает.

Соответственно я не знаю, в чем заключается ее честь или бесчестье. Христианские заповеди для меня тоже пока еще (хочется верить, что пока) — грамота за семью печатями. Я, например, уже понял, что Бог есть, но какие у меня с ним отношения должны быть и будут — нет, этого еще и близко не понял. Ну, не брать же в серьезный расчет свечи, которые я ставлю за ребят перед заданием и после него.

Это, если быть откровенным, скорее суеверие, но не вера.

О том, что меня хотят использовать в какой-то своей, сложной и важной игре, я понял еще во время того разговора с Профессором и Егоровым в подмосковном военном санатории, когда они согласились выплатить мне пятьдесят штук баксов и, как я понял, готовы были заплатить вдвое больше. Почему я согласился, хотя и видел, что играю втемную? Бабки? Бабки мне, конечно, были нужны, но не настолько. А согласился я потому, что мне стало вдруг интересно, вся моя столярка вдруг представилась каким-то скучным и нудным делом. Егоров был прав: я, как и он, был отравлен уже всем этим не хуже какого-нибудь наркомана, и без риска, без постоянного внутреннего напряжения уже и жизнь становилась не в жизнь.

И был еще важный момент: в этом старом грифе или орлане, не знаю уж, как эти птицы называются, сидело такое мощное понимание России — не в ее географическом, а в высшем, духовном смысле, что даже и мысли не мелькнуло о том, что меня могут использовать не на пользу России, а ей во вред. А я хотел быть полезным моей стране. Да, хотел. Я был солдатом России и видел в этом свое высшее и даже единственное предназначение.

Это меня и заставило сказать «да». А когда уже сказал «да», поздно говорить «нет». Ступил на дорогу — пройди ее до конца. Куда бы она ни вела. Только вот беда: дорога, на которую я волей случая ступил, вела не к храму. Нет. Не к храму.

Что ж, вот я и получил то, что хотел. Выше крыши. Хлебай — не хочу. Правда, сейчас тебя уже никто и не спрашивает, хочешь ты или не хочешь.

Раздумывая над всем этим каким-то краешком мозга, который, как я заметил, всегда бывает свободен для раздумий, я нес какую-то ахинею, пытаясь втравить в болтовню и Егорова. Но тот хмуро молчал, курил, пил виски без всякой закуски и наконец скомандовал мне:

— Заткнись! — После чего достал трубку мобильного телефона, набрал какой-то номер и приказал:

— Первый транспортный рейс в Москву. Передайте Первому, что я вылетаю.

И отключил телефон.

— Тебя, конечно, мое мнение не интересует, — заметил я. — Но я бы сделал по-другому.

— Как? — хмуро спросил Егоров.

— Я сначала довел бы операцию до конца, пользуясь теми полномочиями, которые у тебя есть, а потом уж докладывал бы.

— Спасибо за бесплатный совет, — буркнул Егоров.

— Не за что, — сказал я. — Тем более что ты им не воспользовался.

Он допил виски, поднялся и пошел к выходу.

— Приказания? Особые пожелания? — спросил я.

— Занимайся своим делом. Вот и все пожелания. И если сможешь, не лезь туда, куда тебя не просят. Если будут особые пожелания, завтра к вечеру я тебе их передам.

— Ты все-таки рассчитываешь вернуться сюда?

— Да, рассчитываю. Ты просто не представляешь себе всего размаха операции.

Поэтому и даешь дурацкие советы.

— Больше не буду, — пообещал я.

* * *

Когда Егоров ушел, я запер дверь на все замки и задвижки, нашел среди кассет Би Би Кинга, отмотал две трети и включил плеер. На эту кассету я записал разговор, который вели Профессор и Егоров после моего ухода в кабинете военного госпиталя.

Я запрятал запись среди других кассет вполне намеренно. И, как выяснилось, не напрасно. Если бы ее обнаружил шнурок Кэпа — это бы еще ничего, Кэп просто не понял бы, о чем речь, а вот если бы запись нашли при негласном обыске люди Егорова, — объяснить появление у меня этой записи было бы трудновато.

Я уже прослушал ее раза три. Бесполезно. У меня было слишком мало информации, чтобы понять, о чем идет разговор. Сейчас, когда информации у меня прибавилось, можно было сделать еще одну попытку. Я и сделал.

* * *

"Егоров. Лихо, Профессор. Я бы на такой блеф не решился. «Проводите нашего гостя». А если бы он ушел?

Профессор. Вы считаете, что я блефовал?

Егоров. А нет?

Профессор. Вы циник, Егоров.

Егоров. Я практик.

Профессор. Ошибаетесь. Мы сегодня уже говорили об этом, но вы, вероятно, не поняли. Вы облечены высшим доверием. А значит, вы политик. Хотите того или нет.

А политик должен верить в то, что делает. Иначе грош ему цена. И ни на какую серьезную карьеру он не может рассчитывать. Ваши впечатления?

Егоров. Крутой паренек. Пятьдесят штук снял — и глазом не моргнул. Если у него такие гонорары, чьи же конфиденциальные поручения он выполнял? И какие?

Профессор. Незачем гадать. Важно другое. Это ложится в легенду. Наемник. А кто его нанимал и для чего — второй вопрос…"

* * *

Я выключил плеер.

Легенда. Какая легенда? Та, что разработана для меня, но мне не сообщена.

Вероятно, та, что будет использована тогда, когда я сам буду задействован в главной своей роли.

Что это за роль?

Знать бы. Тогда и все другие вопросы исчезли бы сами собой.

Наемник. Почему это кажется им важней того, кто именно меня нанимал и какие поручения я выполнял? А вдруг я работал на криминал или даже на иностранные разведслужбы? Неважно им это? Выходит, так. Им важно, что я наемник. А чей — они об этом даже говорить не стали. Какая-то здесь фигня. Так не бывает. Профессор, конечно, — человек с нестандартным мышлением. Да и Егоров тоже, хотя и в гораздо меньшей степени. Но они же живут на нашей грешной земле, не в облаках витают. А не задались элементарными вопросами, которыми задастся любой лейтенант контрразведки. Почему? Случайность? Не многовато ли случайностей набирается?