Сладкое забвение - Даниэль Лори

себе стакан воды из кувшина. В большое окно лился ослепительный солнечный свет. Это ужасное место, чтобы сидеть, честно говоря, но слово дяди было таким же окончательным, как и папы, независимо от того, все ли были несчастны из-за этого.

Вошел Бенито, сел, прочистил горло и налил себе чаю. Мои глаза сузились, когда я потягивала воду через соломинку.

— У тебя засос на шее.

Он потер это место, бормоча:

— Сказал же ей не делать этого.

Я покачала головой, не желая знать, как ему удалось что-то сделать между парковкой машины и сейчас.

Пятнадцать минут спустя мама и папа сидели напротив меня, Адриана — по одну сторону, Нико — по другую. Мама нахмурилась, поняв, что моя сестра и Нико не сидят рядом, но ни жених, ни невеста не выглядели обеспокоенными этим. Тони, Бенито, Доминик, Лука и мой дядя Мануэль сидели за соседним столиком и разговаривали между собой.

Мама сердито щурилась от яркого солнечного света, а папа блокировал его, читая меню, хотя знал его наизусть.

Обед не был таким напряженным делом, как я ожидала, после того, как вчерашнее послание прекратилось. Однако самым странным в этом была Адриана. Она казалась далекой, находясь здесь, но ее мысли были далеко. Она только смотрела в окно, когда была известна тем, что ее руки всегда были заняты.

Бумаги были разбросаны по столу, когда мама обсуждала с Нико последние детали свадьбы, спрашивая его согласия на некоторые вещи.

— Медовый месяц будет? — спросила мама.

Беспокойство плясало под моей кожей под зловещую мелодию. Я поерзала на стуле.

Нико провел рукой по подбородку, глядя в окно. Мой взгляд последовал за его взглядом на улицу, на тротуар Лонг-Айленда и солнце.

Щекотка заиграла в моем сознании, когда я увидела черный автомобиль на дороге, едущий медленнее, чем обычно. И к тому времени, увидев татуировку мотоклуба на лице водителя, голос Нико заполнил ресторан:

— Scendi![26]

Вниз.

Раздались крики. Вниз, вниз, вниз, снова и снова, как испорченная запись с мириадами голосов. В воздухе повисла тревога, такая густая, что я почувствовала ее вкус на языке.

А потом у меня вырвался глоток воздуха, когда меня повалили на пол. Тяжелое тело накрыло мое, когда стекло разбилось в безошибочном узоре. Стрельба. Сердце стучало в ушах, и я не могла различить его из-за пуль, летящих надо мной.

Я знала, кто лежит на мне, старалась подстроить свое дыхание под его, пока хаос продолжался. Чувство безопасности охватило меня, когда ресторан стал полем битвы для презираемых нью-йоркских преступников.

Казалось, это длилось целую вечность, прежде чем в заведении воцарилась тишина, в которой слышалось эхо выстрелов.

— Stai bene?[27]

Я слышала слова, но мои мысли были сосредоточены на красном. Кровь капала на деревянные полы в поле моего зрения.

Руки обхватили мое лицо, поворачивая его.

— Ты в порядке? — повторил Нико.

Я кивнула, звон в ушах стих.

Его руки и взгляд пробежали по моему телу, так или иначе проверяя, но я не почувствовала этого, потому что все, что я видела, было каплей, каплей, каплей красного. Боль разрывала мою грудь, сводя сознание к одному лишь чувству. Я оттолкнула руки Нико.

— Слезь с меня!

— Прекрати. — он схватил меня за запястья. — Все в порядке.

Я тупо моргнула.

— Да?

— Да. — он провел большим пальцем по моей щеке. — Дыши.

Ровно задышав, я услышала их голоса. Они все регистрировались, и я не смогла услышать это из-за ужаса от капающей крови.

Бенито истекал кровью.

— Сукин сын, — простонал он, держась за руку. — Та же гребаная рука.

Папа говорил по телефону по-итальянски, а мама плакала. Адриана села, окруженная разбитым стеклом и беспорядком. Как только вдалеке зазвучали сирены, ресторан погрузился в тишину, будто перемена в воздухе коснулась кожи каждого.

А затем моя сестра уставилась вперед и пробормотала два маленьких слова, которые навсегда изменят нашу жизнь.

— Я беременна.

Глава 26

«Жребий брошен».

— Юлий Цезарь

ЕЛЕНА

Иногда мне нечего сказать.

Иногда слова только загромождают пространство, уже заполненное неприятной истиной.

Я сидела рядом с сестрой на диване, пока мы обе молча смотрели эпизод «Офиса».[28]

Забавные моменты — «Вот что она сказала» прошли без единой улыбки.

Мама отнесла бутылку вина и ксанакс[29] к себе в комнату и уже несколько часов не показывалась под лестницей.

После того, как мы дали свои туманные показания полиции — нас учили, как разговаривать с полицейскими в возрасте четырех лет, — мы пришли сюда и с тех пор не выходили из гостиной. Наш дядя Марко и Доминик, его сын, оба были в доме, но после инцидента у Франческо остальные мужчины в семье отсутствовали.

Красный.

Теперь это капало куда-то еще, кроме ресторана моего дяди.

И я не чувствовала никаких угрызений совести, просто онемение.

Было два часа ночи, когда они решили появиться. В гостиной зажегся свет, и фойе наполнилось звуками шагов и голосов. Тяжесть давила мне на грудь.

Папа обошел вокруг дивана. Рукава его рубашки были закатаны, а пиджак снят, без которого его никогда не видели, даже в такие жаркие дни, как сегодня. Не очень хороший знак. Я сглотнула, заметив кровь, забрызгавшую его белую рубашку.

Марко, Доминик, Мануэль, Тони, Бенито, который, должно быть, выписался из больницы, Лука и, наконец, Николас заполнили комнату. Я проследила за Нико взглядом, но он даже не посмотрел на меня. Он все еще был одет так же, как и во время обеда, и выражение его лица было непроницаемым, когда он прислонился к телевизору.

Его невеста была беременна от другого. Любой член мафии воспринял бы это как личное и серьезное оскорбление, но когда он, наконец, бросил на меня задумчивый взгляд, я почему-то задумалась, не это ли было у него на уме.

Восемь мужчин уставились на мою сестру. Они собирались попытаться запугать ее, чтобы она выдала имя.

— Телефон, — рявкнул папа.

Адриана сидела на диване, скрестив ноги, в белом платье, которое она надела на ленч, а я переоделась в шорты и футболку. Она даже не взглянула на нашего папу и не ответила на его требование. Это заставило его заскрежетать зубами.

Я схватила ее телефон, который лежал на диване между нами, встала и протянула его отцу. Мы уже удалили из него все следы существования Райана.

Папа передал его Доминику, и тот принялся рыться в нем.

— Мы узнаем, кто это, Адриана, так что можешь нам рассказать, — сказал Марко.

Он начал с