Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994–2004 гг. - Полина Жеребцова

К вечеру пришел Аладдин. Он явился весь в глине. Объяснил, что когда шел – обстреляли наш пустырь. Ему пришлось с какой-то серой кошкой полежать в пустом окопе. Кошка вырывалась. Она его оцарапала. Оказалось, это мой кот – Чипс! Аладдин спасался вместе с ним. Мы нагрели воды, чтобы наш гость на кухне мог помыться и помыть голову. Постирали его одежду. Мама заявила, что все мокрое и в ночь она его не отпускает. Он сопротивлялся для приличия, но просиял и остался!

Нам с мамой пришлось тесниться на бабушкиной кровати, а гостю мы одолжили диван.

Мы рассказали “старшему брату”: временно рядом с нами живет семья с четвертого этажа. Чеченцы. Раньше с молодой веселой женщиной из этой семьи мы дружили. Особенно в Летнюю войну. Но теперь времена переменились. Соседка и ее родственники держатся надменно. С неприязнью к нам и другим русским людям. Терпим. Помним их горе. В дни Летней войны у подъезда погиб сын соседки 19 лет! Пушинка и Тамара были ранены.

Мы в этом не виноваты, но… вина на нас, так как стреляли по двору из русской воинской части. Аладдин объяснил:

– Неприязнь и ненависть – неизбежны! Вы должны быть к этому готовы. Понадобится много терпения, чтобы вынести незаслуженные обвинения и обиды.

И признался:

– Мои знакомые не понимают меня, когда я говорю, что иду проведать русскую семью. Рассказываю о том, что подружился с вами. Что вы нормальные. Мне не верят!

Вечером в тишине я, соскучившись по улице, выглянула во двор. Увидела там осколки величиной с руку! Такой пополам рассечет. Они как большие поленья для растопки печи.

Царевна Будур

09.11.

Мой “старший брат” Аладдин ночевал у нас! Мы долго говорили. Он кормил меня конфетами. Брался убирать в квартире, вообще вел себя как родственник. Я многое о нем узнала. О его детстве, школьных проказах. Потом на него “нашло”. Произошли резкие перемены. Он начал ругать меня за то, что я неправильно ем, неправильно ношу головной платок. Очень медленно складываю буквы, когда читаю Коран. Я поняла. И его тоже временами раздражает моя славянская кровь. Мама вступилась. Заявила полушутя, что он “нудный”. Добавила:

– Когда гость делает замечания хозяевам – его пора выгонять!

Аладдин обиделся. Ушел. Но я знаю – вернется!

Он не хочет привыкать к нам, а все равно привыкает. Мама его жалеет. Аладдин зовет ее “матушка!”, а она его “мой сынуля!”.

Утром я повторяла правила по русскому языку. Мы с мамой писали диктант. Сейчас мама дремлет. Я сижу тихо.

Уезжает женщина из дома рядом. За ней приехали на машине, торопят. Женщина предложила нам купить у нее сигареты “Астра”, самые дешевые и паршивые. Всего 96 пачек, по 30 копеек за одну. Мама купила. Говорит:

– Продадим – на хлеб будет. Много не набавим – стыдно! Один-два рубля. На рынке сигареты дороже. И наверняка еще подорожают.

Будур

10.11.

Вчера выпал снег. Это была метель, как в феврале! Все деревья белые.

Маме плохо с сердцем. Советую ей поспать. Хлеба нет, но есть вареники с травой из огорода. Научила делать Раиса. Раиса – молодая женщина, армянка. Раньше мы не дружили. Не знали друг друга. Теперь в спокойный промежуток времени, без стрельбы, Раиса приходит. Читает книги. А мы гадаем ей при помощи карт. Раиса помогает мне делать перевязки – компрессы. Эта женщина живет в соседнем четырехэтажном доме, рядом.

Зашел попрощаться мужчина из нашего дома. Он не постоянный житель. Нет одной кисти руки. Весь двор зовет его “Черная перчатка”. Впервые он обратил на нас внимание несколько дней назад. Случайно увидел, как меня, раненую, вынесли из машины домой. Мы не были знакомы с этим человеком. Потому он представился, сказал, что приехал из Греции.

Черная Перчатка знал со слов соседей: мы занимаемся йогой. Разгадываем сны. Он попросил дать объяснения тому, что ему привиделось. “Гонятся собаки! Большие и маленькие. Хотят разорвать. Я то бегу, а то нет. Растерян! Не знаю, что делать? Мне страшно! Собак очень много, целая стая!” – рассказал гость. Мы поняли его сон так: “Враги. В большом количестве. Остаться означает гибель. Надо быстро уезжать. Идет охота!”

Прощаясь, у самой двери мужчина тихо произнес:

– Я вернусь сюда. Лет через пять-шесть. Там у меня семья.

На столе мы увидели плитки шоколада.

Чувствую головокружительную надежду: все будет хорошо! Так дети ждут подарки от Санта-Клауса. Или в море, когда гибнет корабль, вдруг, за пеленой дождя и шторма, люди различают берег.

14.35. Маме плохо с сердцем. Она напилась таблеток. Не помогают. У нее стынут губы, кисти рук, ноги. Дала маме в руки бутыль с горячей водой – замена грелки. Вторую, такую же, положила к ее ногам.

Перед глазами у меня – Аладдин! Я веду с ним воображаемую беседу. Сижу на диване. Стреляют. Пока далеко. Из установки “Град”. Уже в третий раз заряжают! Это оружие типа “катюши” в Отечественную войну. За хлебом мы не пошли. Слышу: воет самолет. Звук близится. Сосульки за окном, словно маленькие сталактиты.

Небо ясное, синее. Аладдин пообещал мне принести котенка с синими глазами, белого-белого, как вчерашний первый снег.

Ночью я видела сон: в темном подвале я веду бой со Смертью. Она черная, в плаще с капюшоном, в кисти руки ее – меч, а под ногами у нас – топь. И столько народу уже по грудь в топи – им не вырваться и не спастись. Никому. Я размахнулась и ударила Смерть тростью по голове. Я ощутила реальный удар, будто ударила что-то живое и настоящее. Она отшатнулась, и я сумела выскочить из подвала на свет. Рассказала сон маме. Она посмеялась и сказала:

– Значит, в эту войну ты не умрешь!

Царевна Будур

12.11.

Клянусь! Я не верила, что останусь жива. То, что сейчас я пишу, – восьмое чудо света! Дело вот в чем. С утра мы пошли на “Березку”. Надеялись найти картофель. Хотя бы килограмма два. Если увидим, решили – купим хлеб. У нас мало муки. Меньше половины мешка. Мука – на экстренный случай.

Мы миновали первый от нас Зеленый детский сад, вошли в злополучный двор, в котором нам всегда достается! И тут начали бомбить! Мы забежали в подъезд на первый этаж большого пятиэтажного дома. В одном подъезде никого не оказалось – спрятаться было негде, и мы забежали в другой подъезд, а там русская старушка. Она сказала, что живет совершенно одна. Больше никого нет. Но у нее ключи от всех квартир. Хозяева доверили на случай пожара. В том числе и от квартиры на первом этаже. Мы вошли. Бомбить продолжали – самолет кружил прямо над двором.

На наших глазах стекла из окон, затем сами окна и остатки от стены вылетели на улицу. Образовался проем. Две широкие кровати, без колес, на ножках, поехали на нас! Белый дым, похожий на пар или туман, проник в окно. Стало плохо видно. Душно. Появился неприятный, едкий запах! Я услышала голоса. Во дворе громко разговаривали. Я подошла к другому, уцелевшему окну. Посмотрела вниз и увидела двух парней в джинсовых костюмах. Они сидели на мокрой снежной скамье. Один обхватил голову руками и выл, как зверь. Второй повторял:

– Ты чего? Ты с ума сошел? – он бил первого по лицу, посыпал его голову снегом.

Где-то кричали раненые. Жутко! Русская старушка, кругленькая и неунывающая, говорит:

– Живы! Значит, о живом думать надо! Моя квартира на третьем этаже. Дочь недавно умерла. Было ей 29 лет. Помянуть хочу! Ее пальто заберите! Оно новое.

Мы пошли к доброй женщине на ее родной, третий этаж. Зашли. Я померила драповое пальто цвета бордо. Мне подошло. Мы свернули подарок, стали класть в пакет и благодарить бабушку. Мама сказала:

– Живем рядом. Вдруг разбомбят, а вы живы останетесь. Приходите! С нами перезимуете. Мы недалеко.

Мама записала ей наш адрес на обоях. Тут оглушительно прогремел взрыв. Это бомбил самолет! Пятиэтажный дом шатнуло, и он накренился. От страха я перестала соображать. Смотрела на распятья на стенах и на кресты. Стекла летели с частями балкона вниз. И от взрывной волны дверь вылетела на лестничную клетку. Поволокло дымом. “Только бы здесь не умереть, на третьем этаже”, – мелькнула мысль. Я прошептала, садясь на пол:

– Мама!

И тут поняла, что голос у меня пропал. Бабушка принялась молиться, бить поклоны. Мама обреченно заявила:

– Кажется, нам конец. Давай обнимемся!

Но тут мы услышали крик в подъезде. Мужчина, которого ни я, ни мама не знали, перескакивая через ступени, бежал к нам. Он размахивал руками, громко кричал:

– Дом горит! Сейчас обрушится стена! Скорей! Бегите! Ну, быстрее же! В подвал! Через дорогу!

С ним был один из двух парней со двора. Второй потерялся. Мы ринулись вниз. Осколки жутко резали мою правую ногу. Боль была адская. Помчались в уже знакомый двор с маленьким подвалом, под вой самолетов. Где-то стреляли с автомата – наверное, именно по самолетам в небе.

Подвал оказался закрыт! На двери висел большой замок! Тогда мы вчетвером побежали к Красному детскому саду. Я упала от страшной боли в ногах, и меня потащили волоком за капюшон. Несколько бомб мы переждали в детском саду. Без окон и без дверей. “И без кафеля!” – успела заметить я. Кто его ободрал?! Кто успел?