Метод Нестора - Яна Розова

...А ведь я ничего бы и не узнал об этом деле, если бы не прислушался однажды к болтовне стайки подростков под своим окном. Местечко было тихое, с одной стороны глухая стена станкостроительного завода, с другой — окна пятиэтажного дома, жильцам которого наплевать на сходки подростков. Они частенько собирались здесь покурить после невообразимо трудного учебного дня. До моего окна долетали их преувеличено брутальные голоса. Обычно я мальчишечью болтовню не слушал — у меня и своих мыслей всегда предостаточно, но в тот день и сам курил беспрерывно, обмозговывая кое-какие газетные материалы, поэтому топтался у форточки дольше обычного.

Фраза «Она сама хотела!» и особый, глумливый, тон разговора не могли не привлечь мое внимание. Потом я узнал несколько интерпретаций одной истории изнасилования, а сравнив детали различных версий, витающих в болтовне юнцов, смог соорудить схематичную реконструкцию реальных событий. Ненавижу изнасилования по личным мотивам. Мужчине никогда не прочувствовать всей глубины унижения, испытываемого жертвой. Поэтому я ненавижу изнасилование не душой, а разумом. Это именно то самое преступление, которое никогда нельзя оставлять безнаказанным.

Дядька моего возраста вряд ли привлек внимание шестнадцатилетних мальчишек. Взрослые им удивительно неинтересны! Для выяснения обстоятельств злодеяния и выявления личностей преступников мне понадобилась всего неделя. Я даже узнал кто жертва и ухитрился поболтать с ее самой близкой подружкой. Девушка рассказала мне, что Лена Осина тяжело заболела, а потом перешла в другую школу. Еще она упомянула о слухах, бродящих по школе. Вроде бы Ленка перешла в другую школу потому что здесь узнали, будто бы она занимается проституцией. Подруга Осиной просто кипела вся от возмущения, стремясь доказать порядочность Лены. Мне стало ясно — Осиной повезло, что никто не узнал правду.

И еще: она не сама захотела!

Воспоминания психиатра и след нового «странного дела»

Идея посетить Гродинскую психиатрическую больницу пришла сама собой. Между прочим, в больнице ей будет довольно легко информацию получить. Год назад Маловичко поручил Золотовой встретиться с главным врачом психбольницы и поискать что-нибудь этакое, желтенькое. Задание было в духе: «принеси то, не знаю что!», но Золотова справилась. Главный врач оказался человеком общительным и имел очень большой стаж работы в доме печали. Начинал санитаром, учился, писал научные труды, сделал себе имя на исследованиях в области посттравматических расстройств и теперь законно почивал на лаврах.

Материал получился довольно интересным. Вика описала наиболее типичные для настоящего времени психические заболевания, причем самым типичным оказался алкогольный делирий, говоря попросту — «белочка», упомянула новые методы лечения психических расстройств и кратенько остановилась на проблеме финансирования медицинских учреждений. Немного статистики, пара «живых» историй, маленький экскурс в прошлое. Словом, Маловичко был доволен, да и самой журналистке тема показалась занятной.

«Василий Цезарионович Ищенко» — достала Вика скромную белую с глянцевыми буквами визитку. Договориться о встрече было делом минуты — доктор сразу вспомнил рыженькую журналистку и статью, которая вышла после ее визита.

— Приезжайте, Вика! — услышала Золотова знакомый басистый голос. — Что, заинтересовали читателей наши дела?

— Тут немного другое, — призналась она. — Я вам при встрече объясню, ладно?

— Лады! — согласился Ищенко. — Жду сегодня, после одиннадцати.

Желтый дом в Гродине и впрямь был крашен желтой краской. Трехэтажное здание располагалось почти за чертой города, его окружал тенистый сад и высокий забор. Впрочем, проникнуть за этот забор труда не составляло.

«Вот только не все выйти могут с такой же легкостью!» — подумала Вика, глядя на зарешеченные окна второго корпуса больницы. Там, вдалеке от суеты, содержались самые тяжелые больные с серьезными психическими расстройствами. Золотова никогда не была в том пугающем воображение корпусе, но, осматривая вместе с Ищенко территорию больницы, слышала как оттуда доносило ветром душераздирающие крики.

Зато в кабинете главного врача было удивительно уютно. Как будто и не в психушке работал Василий Цезарионович, а центре Красоты и здоровья.

— Вика! — Ищенко шел навстречу гостье с рукой протянутой для рукопожатия. — А вы все хорошеете!

Доктор был плотным высоким мужчиной. Его возраст оставался загадкой, потому что выглядел он просто чудесно: гладкая, здоровая кожа, лучезарная улыбка, аура добродушия и симпатии. Вика тоже протянула ему свои холодные пальцы и они на несколько секунд утонули в теплой ладони Василия Цезарионовича.

После всех комплиментов, на которые психиатр был мастак, Вике предложили чай, сдобные свежие булочки из столовой и даже рюмочку коньяку. Золотова была согласна на все, кроме шоковой терапии, про которую вдруг некстати вспомнила. Когда гостья расположилась в удобном кожаном кресле за журнальным столиком, Ищенко поинтересовался:

— Так чем могу вам помочь, дорогая?

— Знаете ли, я ищу одного человека. Он лечился у вас году в семьдесят седьмом, примерно. Молоденький мальчик, у которого были убиты родители.

Василий Цезарионович призадумался:

— Мальчик, у которого были убиты родители? Вы, наверное, подразумеваете подростка? — Золотова кивнула и отпила глоток чудесного ароматного чаю. — Может быть, может быть... Такие случаи бывали. А фамилию знаете?

— Да, — согласилась Вика, — наверное, и надо было начинать с фамилии. А особенно с имени. Его звали Нестор. Нестор Бентковский.

Доктор поднял брови:

— Нестор? Боже мой! Конечно, помню! — воскликнул он почти радостно, будто речь шла не о пациенте психиатрической больницы, а о талантливом выпускнике школы Искусств. — Его трудно забыть. А зачем он вам?

— Да вот, — принялась излагать заготовленную легенду журналистка, — взялась писать на криминальную тематику, нашла одно интересное старое дело. Хотела описать его, но хочу для начала узнать не будет ли против обнародования обстоятельств своей жизни единственный, кто в живых остался. А знаю только то, что после суда над убийцами родителей мальчик, переживший тяжелую психическую травму, проходил курс лечения в стационаре.

Вика сама знала, что такие сложные фразы она произносит только когда врет, поэтому постаралась изобразить на лице невинность и профессиональное любопытство. Кажется, ей удалось, а может, психиатр догадался о лжи, но постеснялся выглядеть бестактным. Мало ли чего люди скрывают! Уж он-то видел всякое на своем веку.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});