Почтальон - Андрей Никонов

даже на стулья залезли, чтобы видеть сцену.

— Да со старинною, да семиструнною, что по ночам так мучила меня, — лихо выдавала Дарья Павловна под рыдание скрипок и перебор клавиш.

— Здесь? — Травин похлопал официантку по плечу, но та тоже поддалась магии вокала. — Вот что музыка с людьми делает.

В принципе, он увидел всё, что смог, оставаться дальше в ресторане резона не было, но Сергей мужественно просидел ещё полчаса. Леднёва с последними аккордами скрылась за кулисами. Как и предсказывала спасённая от разврата женщина, гости возжелали напитков, и градус веселья значительно повысился. Музыка сменилась на визгливую и громкую, на смену Дарье Павловне пришёл новый вокалист, который выдал «Кирпичики» и «Гоп со смыком», причём последний три раза на «бис». Черницкая погрустнела и начала собираться, не помог даже практически полностью выпитый графин водки.

— У тебя, Сергей, сегодня очень важное дело, — нетвёрдым голосом сказала она, забираясь на сиденье мотоцикла и обхватывая Травина руками, — ты должен доставить даму домой и утешить. Потому что такое издевательство над музыкой я перенести в одиночестве не могу.

Сергей завёл двигатель, оттолкнулся ногой от земли. Черницкая чуть не упала, когда выходила из ресторана, и дышала ему в затылок жутким перегаром, но он был почти уверен, что докторша — трезвая.

— Он здесь, — Фима влетел в комнату, где сидел Фома, возбуждённо замахал руками. — Представляешь, припёрся с какой-то шмарой, а потом шастал по коридорам.

— Кто он? — Фома что-то записывал в тетрадь.

— Да малец про него рассказывал, фраер, который с Глашкой вместе работал, я его ещё на демонстрации срисовал и тебе говорил.

— Травин?

— Как есть. Он, падла, баб как перчатки меняет. Что ему здесь нужно?

— Мне откуда знать? — Фома провёл черту, написал итоговую сумму, перелистнул страницу, — ты же сам сказал, шмару приволок, отдохнуть, значит. Чего ты так взбеленился? Здесь и прокурор местный бывает, и Радзянский из адмотдела, и комиссары водку пьют, что думаешь, они по твою душу все приходят? Свободный вечер у человека, имеет все права. А чего он к тебе попёрся? Ты где был?

Фима замялся.

— Опять подавальщиц портишь? Кого на этот раз?

— Маньку.

— Ты смотри, если что прознает и давить бабу придётся, у неё дитя малое, останется сиротой.

— Да я могила.

— Ладноть. Через два часа прокатимся по адресам, а потом поедем в мельницу на Новгородской, ломбард прикрыли, значит, камушки туда понесут, и игра по-крупному пойдёт. Там лярвы на любой вкус и без прицепов, бери любую. Но смотри, если выпьешь, без доли останешься.

Фима уселся напротив Фомы, сложил руки на столе.

— А если себе забрать?

— Что?

— Всё. Чего мы возим-то, али сделает нам чего?

— Дурак, — Фома усмехнулся. — Ты передай, что проверять меня не надо, я свою выгоду знаю. А если сам додумался, головой об стену постучи, может, полегчает, уяснил? Пашке скажи, пусть к легавому не лезет, времени чуть осталось, лишнего шума нам не надо. Митрич не появлялся?

— Сидит, верно, в кичмане, ничего не слышно.

— Вот и хорошо, не хватало, чтобы он сейчас под ногами путался. Ещё немного, Трофим, рассчитаемся мы с пришлыми, и этот город себе приберём, тут развернуться можно так, как не жили мы пока. Не нэпманов по мелочи щипать, лавки обносить, по-крупному разойдёмся, людей новых своих на место старых поставим, а что делать, знаем теперь. Вот эта наука настоящих денег стоит, а не кусок урвать, понял, олух?

Глава 14

Сергей пришёл домой под утро, Черницкая, считай, его выставила.

Началось с того, что проснулась она в четыре утра, и решила выпить кофе. Дверь, естественно, не закрыла, звук упавшего чайника Травина разбудил, а потом уже и спать расхотелось. Лена отлично управлялась сама, и примус гудел ровным пламенем, и вода была на месте, и хлеб она резала ровными, практически одинаковыми ломтиками. Обычно Сергей чувствовал, что его присутствие привносит в извечный женский бардак немного мужского порядка, но этим очень ранним утром он понял, что женщина прекрасно может обойтись без него. Но не обошлась, и это чуточку льстило.

— Садись, позавтракаем, а потом мне на работу, — сказала докторша.

— В такую рань?

— Больные, Серёжа, ждать не будут, пока я тут чаи с тобой гоняю, — она кивнула на стол, где рядом со вчерашним хлебом и мисочкой со сладкими сухарями стояли маслёнка и тарелка с домашним сыром, на металлическом подносе лежал варёный окорок, на вид и запах — вполне свежий. — Не тушуйся, еды много, я уж поняла, что тебе особые порции нужны. Да я не в упрёк, не обижайся, хороший аппетит — отличное здоровье.

— Какой есть, — Травин и не думал стесняться, пододвинул к себе сахарницу, — кстати, у вас в больнице милиционер лежит, Юткевич. Хотел узнать, как он.

— С чего это ты о милиции беспокоишься? — Черницкая обмакнула сухарь в кофе. — Твой знакомый?

— Да не то, чтобы знакомый, — Сергей замялся. — Я недавно одного шнифера задержал, ну взломщика сейфов. И в историю вляпался.

Лена слушала рассеяно, да и Травин особо в подробности не вдавался. Сказал только, что этот Сомов, которого он отдал милиции, в камере Юткевича порезал, а другого милиционера убил, а потом вообще сбежал.

— Так что ты осторожнее, — подытожил он, — а то решит доделать, залезет в палату, медсестёр перепугает.

— Значит, сам этот милиционер виноват, раз товарища не спас, — докторша налила вторую чашку, поболтала кофейник, тот был почти пуст, — царапина у него пустячная, лежит как на курорте, особого внимания к себе требует. Если твой Сомкин к нему залезет, сестрички ещё и помогут, потому что надоел этот Юткевич хуже горькой редьки. Только соберусь его выписать, нет, опять найдёт в себе болячку, и стонет, как будто на мине подорвался. А ты, значит, герой, иди сюда, дай-ка поцелую.

Одним поцелуем дело не обошлось, так что Черницкая почти опоздала, а Сергей так и не позавтракал толком.

— Всё хотела спросить, — она слезла с сиденья мотоцикла, но уходить не спешила. — Что там с этой женщиной, которая письмо носила, нашли её?

— В морге во второй советской лежит тело, — не стал скрывать Травин. — Милиция считает, что это она, обнаружили, кстати, неподалёку от тебя, в конце улицы. А что за письмо, до сих пор понять не могу, один адресат, радиолюбитель, видел первую букву фамилии. Но в суде только два следователя остались, а дело, мне Матюшин сказал, в ГПУ передали, поэтому кто это сотворил, и кому она несла письмо, так никто и не знает.

Черницкая как-то странно на него