Перевал Дятлова: загадка гибели свердловских туристов в феврале 1959 года и атомный шпионаж на советском Урале - Алексей Ракитин

Преследование в ночное время не практиковалось в силу очевидной причины — бежавшие зэки, особенно завладевшие огнестрельным оружием при побеге, могли использовать темноту для уничтожения самой группы преследования. Возможное устройство засад следовало иметь в виду, поскольку в 1940-50-е в местах лишения свободы оказалось огромное число заключенных с боевым опытом, в том числе и специфическими навыками контрпартизанской борьбы. Главная роль в преследовании отводилась специально обученной собаке, дрессуре которой уделялось самое пристальное внимание. Так, например, собака не должна была прикасаться к предметам, отброшенным беглецами, поскольку на трассе отхода была возможна установка мин-ловушек. Она должна была уметь «держать след», т. е. не терять его даже в случае умышленного запутывания следовой дорожки. Собака должна была уметь различать ранние и поздние следы одного и того же человека — это позволяло избежать путаницы в том случае, если беглец начинал ходить кругами. Если беглец решал «замкнуть следовую дорожку» и некоторое время следовал уже пройденным путем, собака должна была распознать то место, где происходило «соскакивание», и выводить поисковую группу на новую «следовую дорожку». И уж тем более собака-преследователь не должна была путать запах преследуемого с запахами посторонних людей — в этом отношении собак «школили» неимоверно строго.

Военнослужащие внутренних войск, входившие в состав групп преследования, имели право открывать огонь на поражение без предупредительных выстрелов при малейшем неподчинении задерживаемых лиц. Это очень важный нюанс — никаких рукопашных схваток с задерживаемым контигнетом не предусматривалось в принципе. Либо беглецы выполняли беспрекословно все команды группы преследования, либо они просто получали очередь в грудь и освобождали от своего затянувшегося присутствия этот лучший из миров. Как в летнее, так и в зимнее время года технология поимки была одинакова.

Из всего сказанного следует несколько принципиально важных для нас выводов: а) если бы группа преследования из состава охраны одного из девяти лагпунктов Ивдельской ИТК действительно вела 1 февраля 1959 г. погоню за группой сбежавших зэков, то она никак не могла ошибочно стать на лыжню группы Дятлова и явиться к палатке на склоне Холат-Сяхыл, думая, будто догнала беглецов. Это абсолютно исключено! Собака головной группы могла потерять след беглецов, но она не могла его перепутать со следом туристов. Только глубоко несведующие в специальной дрессуре служебных собак люди могут всерьез полагать, будто собака, допущенная к боевому преследованию, может совершить столь грубую ошибку; б) даже если считать, что руководство Ивдельской ИТК сознательно обманывало прокуратуру области (что само по себе представляется почти невероятным) и в районе Отортена и Холат-Сяхыл 1 февраля 1959 г. все-таки осуществлялось преследование неких беглых уголовников, тем не менее с наступлением темноты эта операция должна была приостановиться. А это означает, что преследователи никак не могли набрести впотьмах на палатку туристов и заварить всю ту кашу, которая привела к трагедии; в) даже в случае, если в силу неких невероятных обстоятельств группа преследования обнаружила палатку туристов и приняла последних за беглых уголовников, инцидент разрешался без всякого кровопролития. Дятлов предъявил бы собственный паспорт и письмо профкома УПИ, из которого следовало, что туристическая группа осуществляет поход, приуроченный к XXI съезду КПСС, и ситуация моментально прояснилась бы. Студентов «сняли» бы с маршрута ввиду опасности пребывания в районе проведения спецоперации и отправили бы в район дислокации резервной группы. Возможно, старший группы запросил бы лагерное начальство выслать дополнительный вездеход, чтобы полностью вывести группу из района. Вот и все — никакой драмы; г) но если допустить совсем уж невероятное стечение обстоятельств и поверить, что группа преследования каким-то образом столкнулась с туристами, встретила с их стороны противодействие (несогласие, неподчинение) и в итоге солдаты внутренних войск применениям силу, то последствия подобных действий бойцов МВД оказались бы совсем иными, нежели те, которые известны нам из материалов уголовного дела. Мы бы обнаружили трупы с множественными огнестрельными ранениями и хорошо узнаваемыми пулями калибра 7,62 мм в телах погибших туристов. Не было бы никаких поломанных ребер, разбитых лиц и проломленного черепа Тибо-Бриньоля. Солдаты стреляли бы из своих АК-47 просто потому, что, во-первых, они умели это делать и имели полное право применить оружие на поражение, а во-вторых, никто никогда не обучал их каким-то особым приемам рукопашного боя. В этом отношении никаких иллюзий питать не следует — солдаты пустили бы в ход огнестрельное оружие, и оно оставило бы неустранимые следы на телах погибших туристов.

— если вопреки изложенному выше считать, что инцидент действительно связан с действиями военнослужащих внутренних войск, значит, он начался неожиданно для дятловцев, развивался стремительно и уже в первые секунды повлек фатальные жертвы, что сделало невозможным разрешение конфликта в примирительном духе. Но такое лавинообразное нарастание напряженности возможно было только при стрельбе по людям из огнестрельного оружия на поражение. Однако, как нам достоверно известно, погибшие туристы не имели огнестрельных ран;

— нельзя забывать о специфике конца 1950-х гг., безусловно влиявшей на деятельность работников МВД всех уровней. Волна хрущевских разоблачений преступлений сталинской эпохи показала, что даже самых высокопоставленных руководителей силовых ведомств можно отправить под суд за прегрешения прежних лет. Напомним, что при Хрущеве были расстреляны отнюдь не только Берия и его ближайшие соратники, но работники закавказских органов МВД-ГБ (Цанава и пр.), а значительная часть высокопоставленных и заслуженных работников центрального аппарата оказалась изгнана из «органов».

Чистка коснулась не только госбезопасности, но и широкого круга лиц из партийного аппарата, работников Прокуратуры, милиции, военнослужащих и т. п. — тех, кто считался по каким-то причинам особенно «замаранным» репрессиями 1930—40-х гг. Был, например, снят со своей должности Генпрокурор СССР Сафонов, остававшийся в кадровом резерве ЦК КПСС почти 2 года, а затем переведенный в транспортную прокуратуру с понижением на 9 (!) ступеней. Уже после казни Берия застрелился генерал армии Масленников, герой Московского сражения 1941 г., человек, получивший за годы службы в войсках НКВД 13 боевых ранений. Примеры можно множить почти до бесконечности… Ни высокие звания (Берия был маршалом!), ни политический вес (расстрелянный весной 1956 г. Багиров являлся, например, кандидатом в члены Президиума ЦК КПСС и возглавлял Компартию Азербайджана почти 20 лет) не гарантировали того, что прежние прегрешения не будут поставлены в вину. Неприкасаемых в стране не стало. Ну, то есть почти… Можно смеяться над многими перлами и необдуманными новациями «дорогого Никиты Сергеича», но нельзя не признавать того, что при нем произошла значительная гуманизация работы органов МВД-КГБ: усилился прокурорский надзор за деятельностью правоохранительных органов, возросли требования по соблюдению правовых норм, было покончено со вседозволенностью руководящих работников (по крайней мере среднего звена).

В этих условиях начальник «зоны», получив сообщение о том, что его подчиненные по ошибке убили студентов, вряд ли стал бы мараться, организуя «операцию прикрытия». Такого рода действия однозначно превратили бы его в соучастника преступления, которого он не совершал (как говорят в Одессе: «оно ему надо?»). Разумный руководитель просто-напросто поспешил бы первым «сдать» своего кретина-подчиненного, совершившего столь тяжкое преступление, и спокойно работал бы дальше до самой пенсии. Не будем забывать и о том, что бдительное око КГБ внимательно следило за деятельностью МВД в целом и конвойных войск в частности. Начальник лагпункта или колонии мог, конечно, своевольничать и творить беззаконие, но только до известных пределов. На убийство девяти безвинных человек КГБ не закрыл бы глаза ни в коем случае, и милицейский начальник, решившийся сдуру «прикрыть» своего безбашенного подчиненного, рисковал в кратчайший срок отправиться на нары, к тому самому «спецконтингенту», который он так бдительно сторожил до этого;

— наконец, рассмотрим самое важное и принципиальное возражение против всех «конспирологических версий», обвиняющих в убийстве туристов представителей Советской власти (не только спецназ МВД, но и военнослужащих ВС и КГБ).

Если бы группа Дятлова на самом деле была уничтожена с ведома высокого партийного и советского руководства, то последнему для маскировки случившегося вовсе не потребовалось бы прибегать к заумным «постановкам» и «инсценировкам». Тоталитарная Власть не боялась никаких разоблачений просто потому, что была тоталитарной. Тела погибших туристов запаяли бы в цинковые гробы и вернули в Свердловск без права открывать. Родственникам бы заявили, что погибшие нашли тушу падшего животного (оленя, рыси, медведя, росомахи и т. п. — в зависимости от фантазии), которую неумело освежевали. А погибшее животное болело чумой (сапом и т. п., в зависимости, опять-таки, от фантазии авторов). И незадачливые туристы, заразившись опасной болезнью, умерли в течение нескольких дней. Представитель власти вручил бы родным и близким погибших протоколы соответствующих экспертиз с красивыми гербовыми печатями, и на этом бы все закончилось. Никто бы не заводил уголовных дел! Вообще! Никаких экспертиз разрезанной палатки, никаких описей вещей, возвращенных родственникам… Ничего бы не вернули, все сожгли. Болезнь-то ведь была ого-го-го какая заразная! И никогда бы не появилась история таинственной гибели студентов УПИ на склоне Холат-Сяхыл, а была бы простая, весьма незатейливая история студентов, неосторожно освежевавших труп чумного животного и погибших по собственной глупости. Важно понимать, что Советская власть не стала бы оправдываться и маскировать содеянное просто потому, что не оправдывалась перед своим народом никогда, даже расстреляв поляков в Катыни и собственных граждан в Новочеркасске в 1961 г. Многие ли в СССР знали о последнем инциденте? Да почти никто — так, ходили какие-то глухие пересказы на уровне бабкиных сплетен, в которые и поверить-то было трудно… Из-за грубейших нарушений техники безопасности, преступной халатности и глупости начальства в Вооруженных силах СССР каждый год погибали десятки молодых здоровых людей со всей страны, и Советская власть даже не задумывалась над вопросом: «как спрятать концы?». Механизм, отработанный десятилетия, был прост и исключительно надежен: возвращали родителям тела погибших детей с предписанием хоронить в закрытых гробах и настоятельно советовали воздерживаться от антисоветских выпадов. Вот это — истинный почерк Советской власти.