Моя вечная жизнь - Елена Логунова

И, поскольку делать мне было нечего, я занялась ностальгическим самокопанием. В самом деле, чем это мне не угодил средневековый подвал? Помнится, однажды мы с моим любимым мужчиной весьма успешно сделали ЭТО на пожарной лестнице, которая (единственная из нас) не была в восторге от происходящего – она протестующе скрипела и раскачивалась, подтверждая правоту установленной внизу таблички: «Осторожно! Лестница в аварийном состоянии!». Среди крайне неподходящих, но при этом успешно освоенных мест, в моем активе в разные времена числились также: колченогий стул в пустом курятнике, заросли крапивы, открытый шурф археологических раскопок и полоса прибоя в трехбалльный шторм. Вообще-то, я люблю комфорт, но и в экстриме есть своя прелесть. Особенно, когда он не плановый, а спонтанный.

В общем, с подвалом в качестве места действия я кое-как примирилась. И против Марика в главной роли у меня возражений не было. Мне только не нравилось, что сама я в этой ситуации выгляжу жалкой дурочкой. Это ранило мое самолюбие. А оно у меня больное! Глупость, конечно, но не могу отдаться мужчине, который меня не уважает.

– Значит, надо, чтобы зауважал! – хищно оскалился зверек внутри меня.

В уже прореженном временем ряду балясин ограждения я нашла наиболее расшатанный деревянный столбик, старательно выкорчевала его и прихватила на манер бейсбольной биты.

Говорят, что от любви до ненависти один шаг. Говорят также, что это правило работает и в обратном направлении. Если я пару раз не по-христиански стукну Марика обломком антикварной лестницы, это же не помешает мне потом как следует его возлюбить?

Я прислушалась к себе, решила, что не помешает, даже наоборот – поспособствует, и, слабо вооруженная, но сильная духом, спустилась вниз и спряталась в засаде под лестницей – ждать появления тюремщика и развлекать себя рукоделием.

Мало кто знает, что из пластикового пакета с ручками можно соорудить элегантный предмет одежды.

Давным-давно, когда я впервые была молодой женой и еще не добавляла к почетному званию Мой Муж никакого порядкового номера, в нашей семье была собака. И мне было так жаль выпускать любимую овчарку под дождь в том, в чем ее собачья мама родила, что я искусно выкроила из большого пластикового пакета подобие непромокаемой накидки. В плохую погоду пес гулял в ней, чрезвычайно украшая собой пасмурный день: пакет, послуживший материалом для собачьей попоны, был ярко-красного цвета, с золотыми геральдическими львами по бокам. Гарцуя по газону в блестящем, шуршащем, эффектно развевающемся плаще, пес был здорово похож на боевого рыцарского коня в праздничном убранстве!

Много лет я полагала, что тот мой давний опыт по части полиэтиленового кутюра останется одноразовым, однако суровая реальность потребовала мобилизации и этого резерва. Причем я даже смогла продемонстрировать определенный рост профессионального мастерства и обошлась вовсе без режущих инструментов, просто аккуратно разорвала «лидловский» пакет по боковым швам и просунула руки в петли ручек – получилась авангардная жилетка! Несерьезная с виду, она все-таки держала тепло. Я поплотнее укуталась в пленку, согрелась и незаметно задремала.

…Небо было похоже на купол полотняного шатра – туго натянутый, выгоревший до белизны. Рыжий конь стоял над обрывом неподвижно, как медное изваяние. С холма, аккуратно располосованного виноградниками, видны были лиловые волны лаванды, а вдалеке – сверкающее серебряное море.

Резные черные тени виноградных листьев по обе стороны желтой дорожки превратили ее в изысканный ковер. Я прошла по нему на вершину плоскогорья, чтобы почувствовать ветер с моря – мистраль. Фантастический, невероятный ветер – мощный, ровный, бесконечный и неизбывный, как сама вечность.

Рыжий конь встрепенулся, мелодично звякнул металл.

– Спокойно, Кадис, спокойно!

Это был не мой конь, но я не задумываясь назвала его по имени и легко поняла причину его беспокойства: с запада, с жирных от речной тины берегов, с просторных зеленых равнин пришел ритмичный звук – далекий стук копыт.

– Это камарги, Кадис.

Камарги. Дикие белые лошади, так и не прирученные человеком за тысячи лет, свободные, как ветер!

Рыжий конь заржал, и я проснулась, но еще некоторое время оставалась под обаянием восхитительного сна, который принадлежал не мне, а совсем другому человеку. Скитальцу и страннику. Хозяину рыжего жеребца по имени Кадис.

– Я все больше узнаю о тебе, Даниэль! – прошептала я, не открывая глаза.

Под веками плавали цветные пятна – они были лиловые, как лавандовые поля. Я узнала местность, которая мне приснилась: с юга Средиземное море, с востока Альпы, с запада – Рона… Это был Прованс, но какой эпохи?

Хотя Прованс – это ведь сказка вне времени. Здесь, на замшелых, еще римских времен, руинах и сегодня можно увидеть живого менестреля. Я как-то видела такого – он сидел, баюкая на джинсовом колене гитару, и сам себе играл что-то дивное, тревожное, живое и вечное, как камарги. А рядом стоял потрепанный грузовичок, и загорелый до черноты усатый дядя продавал с него свежайших устриц.

В Провансе их надо есть обязательно! Моллюсков, крабов и рыбу – морского черта, окуня, солнечника, зубатку и барабульку. Сушеную треску, приготовленную в томатном соусе. Уху в чесночном соусе – бурриду. И, конечно, буйабес! Самое известное местное блюдо, весьма недешевое из-за дороговизны необходимого для приготовления набора рыбы и морепродуктов – их нужно около десяти наименований. Плюс лук, чеснок, помидоры, шафран, фенхель, апельсиновая цедра и местные травы – еще один список длиной в шесть локтей.

Я покрепче зажмурилась и дополнила красивый сон Даниэля своими собственными впечатлениями, гораздо более прозаическими, но такими вкусными!

Вот я заглядываю в свою тарелку и вижу в ней солнце. Оно плавает в густом ароматном бульоне, добавляя цвета желто-синей глазури традиционной провансальской керамики. Буйабес наварист, но рыба из него подана на отдельном блюде. В принципе, ее можно вовсе не есть. Есть надо собственно суп и толстые ломти подсушенного хлеба, густо намазанного майонезом с чесноком и красным перцем. Притопленная в бульоне и посыпанная тертым белым сыром горбушка образует в тарелке подобие острова – гору с заснеженной вершиной. Это живописно, как все в Провансе. Не случайно ведь именно здесь родились завораживающие игрой света и красок картины Сезанна, Ван Гога, Гогена, Пикассо!

А рынки Прованса? Это не просто торговые точки, а жизненные узлы, энергетические центры! Такие эффектные – и такие разные!

Старинный цветочный базар Кур-Салейя в Ницце поутру не умещается в границах бульвара и выплескивается радужными пятнами на соседние улочки.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});