Предатель - Аарон Дембски-Боуден

— Вы присутствовали в тот момент, Магистр Легиона. Вам известно, что я обнаружил.

«Контемптор» с грохотом прошелся по палубе, его плечи раскачивались из стороны в сторону.

— В архивах ничего не сообщается о вырождении. Что мне известно, архимагос — так это что при каждом моем пробуждении примарху все хуже.

Жрец склонил голову, но это не выглядело согласием.

— «Хуже» — это оценочное суждение, искаженное относительной эмоциональной перспективой.

Они прошли под пристальным взглядом армии «Псов войны». Головы всех титанов были опущены, словно те вынюхивали их след, или собирались стереть с лица земли взмахом механизированных рук.

Лотара не собиралась позволить Вел-Хередару отмахнуться от нее.

— Пожиратели Миров шепчутся об этом. За последние десять лет Кхарн сказал это не меньше дюжины раз. Записи о приведениях к согласию за последний век указывают на постоянный рост потерь как у нас, так и среди гражданских. Со скольких тактических инструктажей Ангрон уходил еще до их завершения из-за головной боли, в которой никогда не признается? Сколько раз он не следовал плану сражения, бросая Легион в лобовую атаку на самое плотное сопротивление и не заботясь о потерях?

Она глядела на худощавого жреца почти что с яростью.

— Скажите мне, учитывая последние двадцать лет, что ему не становится хуже. Я пробыла с флотом гораздо меньше вас, а вижу это отчетливо.

Вел-Хередар издал раздраженный всплеск кода.

— Я могу признать, что наблюдаю в действиях лорда Ангрона определенную степень нежелательно-ошибочного поведения.

— Проклятье, прекратите быть таким неопределенным, — нахмурилась она. — Вы нашли в Гвоздях что-то, указывавшее на подобное… вырождение?

— У вас нет допуска.

Она насупилась еще сильнее.

— Гвозди убьют его?

— У вас нет допуска.

Из вокса Лорке тоже раздалось рычание.

— Ангрон умирает?

— У вас нет допуска.

— Я — флаг-капитан флота Пожирателей Миров, а Лорке — бывший повелитель Легиона. Как у нас может не быть допуска? У нас высший уровень.

— При всем уважении, капитан, это не так. Никто из вас им не обладает.

Она выдохнула сквозь зубы.

— Как мы можем получить допуск?

На сей раз он замешкался.

— У вас нет допуска.

— Кто приказал вам хранить молчание?

Ответ последовал моментально.

— Омниссия.

Лотара торжествующе прошипела: «Есть!». Дело пошло. Дело было не в том, чтобы получать нужные ответы, а в том, чтобы задавать нужные вопросы. Полученные Вел-Хередаром приказы, несомненно, были чрезвычайно и неопределенно специфичны. Он хотел рассказать, но было необходимо… кружить около тонкой линии прямого подчинения.

— Император… — начала она.

— Поправка, — произнес Вел-Хередар. — Омниссия, воплощение Бога-Машины.

— Хорошо, хорошо. Но Имп… прошу прощения, Омниссия потребовал от вас скрыть часть находок?

— У вас нет допуска.

— Можно представить, — прогремел Лорке.

— Чего я не могу представить, — задумчиво сказала Лотара, — так это причины этого.

— Это довольно просто. Мораль Двенадцатого. Тогда мы были сломленным Легионом и нашли своего повелителя одними из последних. Хватало и гнета факта, что лишь наш примарх не смог покорить свой родной мир. Если бы мы вдобавок выяснили, что он обречен умереть еще до конца крестового похода, это бы прикончило остатки боевого духа.

Лотара глянула на Вел-Хередара.

— Дело в этом?

— У вас нет допуска, — отозвался тот.

— Вы были абсолютно уверены, что Гвозди приведут к вырождению?

— У вас нет допуска.

— Хорошо… было ли это просто гипотезой, утечки которой вы не желали?

Тройные глаза Вел-Хередара застрекотали, меняя фокусировку.

— Несущественно, утечки чего я желал или не желал. Мои личные предпочтения не участвуют в балансировке.

— А Император? Когда вы докладывали ему, вырождение было для вас очевидно, или же просто вероятно?

— У вас нет допуска.

— И Император приказал вам молчать.

Очередная пауза.

— Да. Я подчиняюсь мудрости Бога-Машины.

Лотара бросила взгляд на стоящего рядом Лорке.

— Теперь мы знаем.

Дредноут посмотрел на нее сверху вниз.

— Ничего такого, о чем мы не могли бы догадаться.

— Лорке, не все из нас ходили и разговаривали сто лет назад. Наличие секретности — достаточное для меня доказательство. По этой причине Русс и явился за вами в Ночь Волка.

— Одна из многих причин.

Она оставила это без ответа.

— Архимагос. Убьют ли Пожирателей Миров их имплантаты? — она облизнула губы, ощутив, что те внезапно пересохли. — Убьют ли они Кхарна?

Закутанный в мантию жрец выглядел рассеянным. Его глазные линзы осматривали одного из неподвижных титанов, готового снова выступать.

— Их имплантаты — примитивные копии пагубного оригинала, — произнес он. — Они подтачивают стабильность, вредя способности субъекта мыслить здраво. Они нарушают высшую мозговую деятельность, переписывая эмоциональные реакции. Впрочем, это не критично — нет вырождения в смертельном смысле. Наиболее важным аспектом их имплантации, как и у исходных Гвоздей, является то, что их нельзя вынуть, не убив носителя, или — в лучшем случае — не нанеся мозгу тяжелых и не подлежащих восстановлению повреждений. Однако они, как вы выразились, не убьют Кхарна. И, разумеется, всякого другого Пожирателя Миров.

Капитан Лотара Саррин ударила кулаком по ладони.

— Вот что узнаешь, проявив немного любопытства, — улыбнулась она.

Вел-Хередар издал щелкающее тиканье, выражая веселое несогласие.

— Флаг-капитан, существует древняя терранская пословица, касающаяся любопытства. Там также фигурируют животные семейства кошачьих и убийство, хотя должен признаться, что для меня в этом мало смысла.

— Я знаю лучше: «Единственным благом является знание, а единственным злом — невежество».

— Интригующе, — кивнул жрец. — Это суждение близко мне по духу. Кто это сказал?

— Явно кто-то из Тысячи Сынов. Кхарн мне однажды его процитировал, и мне понравилось.

Вел-Хередар вернулся в свои покои, желая отдохнуть в одиночестве. Железные горгульи злобно косились с высоких стен. Рабочие разбегались перед ним, разжигая кузнечное пламя на случай, если он пожелает поработать.

Разумеется, он пожелал. Ему всегда хотелось работать. Его покои были в первую очередь фабрикой, а уж потом всем остальным. Лязгая ногами-стержнями по палубе, он двинулся к рабочему столу, расположенному перед панорамным окном.

— Убрать щиты, — распорядился жрец. Повинуясь его голосу, прикрывающая окна трехметровая броня начала с натугой отодвигаться. Возникла ярко пылающая щель, которая расширялась по мере движения брони. Довольно скоро тени комнаты пришли в суматоху от бурлящего и буйного свечения варпа. По стенам заплясали ангелы и дьяволы, по большей части создаваемые вырезанными на стенах зловеще ухмыляющимися горгульями. По большей части, но не полностью.

Вел-Хередар уставился в хаотичные бездны имматериума, периодически делая своими тремя глазами пикты для дальнейшей обработки. Обычного человека подобное зрелище, скорее всего, свело бы с ума, но он делал так часто, находя результаты тревожно-странными. Ему казалось, что на многих неподвижных изображениях он может различить во мгле лица людей. Они кричали, постоянно кричали.

Вел-Хередар приступил к работе. Он протянул одну руку к клинку Дитя Крови, а другой пододвинул к себе инструменты.

Однако им владела рассеянность. Вопросы смертной-капитана блуждали у него в сознании, повторяясь, словно в испорченном воспроизведении.

На самом деле он никогда не встречался с Владыкой Человечества, однако Малкадор Сигиллит вручил ему свиток, запечатанный Палатинской Аквилой. Послание, собственноручно написанное Императором. Он все еще держал его в шифрованном сейфе. Кто бы отказался от подобной реликвии?

Он верил в тайны, которые ему велели хранить, хотя никогда не понимал, какой от них может быть вред. В любом случае, это ведь было только предположение. В то время все указания на церебральную дегенерацию коры мозга были лишь непроверенной гипотезой.

Впрочем, он провел квалифицированную оценку. Он осуществил ее, пока примарх еще спал после прикосновения Малкадора, когда технодесантникам и апотекариям XII Легиона велели удалиться. Тогда настала очередь Вел-Хередара, и он занимался осмотром на протяжении семи часов под пристальным взглядом Сигиллита.

— Не могу сказать наверняка, — в конце концов, признался он человеку, который каким-то образом одновременно казался древним и не имеющим возраста. — Однако могу сделать оценку на основании немногочисленных имеющихся данных.