Дневник – большое подспорье… - Лидия Чуковская

Вот и понимай, как знаешь. Вчера был понедельник, а сегодня вторник. Всё.

18/XII 67. Мое письмо к Алигер кипит, бурлит, вызывает возмущение и споры. Алигер ходит по друзьям и ищет защиты – иногда удачно. «И какое Л. К. имеет право судить всех!» «Алигер не Шолохов!» Это верно. И я сама очень жалею, что мысли, необходимые, живые, заветные, пришлось высказать по поводу Алигер – а не Сурова или Софронова, например. Она просто овца, разновидность «Софьи». А стихи гнусные.

Ира Огородникова – приятельница Копелевых, деятель иностранной комиссии, сказала, что если мое письмо к Алигер появится в эфире – надо будет организовать ответ от имени В. Каверина и К. Паустовского… Надеюсь оно в эфире не появится, я все сделала, чтобы НЕ появилось – но и не верю я, чтобы Каверин и Паустовский выступили против меня.

И все-таки – все-таки – как у нас оказывается боятся Самиздата! Значит появилось общественное мнение. Боятся не Каверина и не Паустовского – а – Самиздата!

4/I 68. Из Лениздата пришел пакет фотографий АА; надо установить места и даты. Сделать это можно – но я-то, с болью говорящая по телефону! тут надо ездить по людям, сопоставлять, смотреть…

5/I 68. Был Миша Ардов, немного помог с фотографиями.

6/I. Была Ника, помогла мне с фотографиями. Взяла их с собой и покажет М. С. Петровых. Кое-что уже распутано.

12 января 68. Зима. Морозы. Встаю поздно из-за проклятых снотворных и не вижу дней и мало работаю. А тут еще необходимость телефонов и людей из-за фотографий АА.

Суд в Ленинграде отложен на 12 февраля. Это очень плохо – опять не все смогут поехать и т. д.

13 января 68. Эфир полон процессом… Воззвание от Павла Литвинова и Ларисы Даниэль…[303] А мне хотелось узнать НЕ из эфира, т. е. не только из эфира. И сегодня узнала из очень верного источника крохи.

Процесс этот по форме действительно беззаконнее всех предыдущих. Судьи не давали говорить свидетелям защиты и адвокатам. Публика (подобранная по билетам) улюлюкала на подсудимых и свидетелей защиты. Когда одна свидетельница что-то говорила в защиту Алика, он сам ей крикнул: «Что ты пытаешься, Андропов в зале»![304] Мать Гинзбурга сначала не пускали, а пустив, почти не слушали…

Все дни там была Ира, невеста Гинзбурга[305]. И мать Галанскова.

А перед Гинзбургом я виновата, я о нем дурно думала. А он вел себя безупречно – на следствии и на суде. В последнем слове сказал, что это – не суд, и просил только одинакового наказания с Галансковым.

Добровольский, по-видимому, провокатор.

25 января 68 г. Продолжаю мыкаться с фотографиями.

По этому поводу вчера был Рожанский[306]. Умный, знающий, но скорее собиратель, коллекционер, чем что-нибудь другое.

28/I 68. Я была несправедлива к Ел. Серг. Венцель, недооценивая ее беду. Беда большая. В Военной Академии ее травят. Она может лишиться профессорства. Собрали какую-то идеологическую Комиссию и там 40 мужиков на нее орали: и вещь, мол, клевета на офицерство и пр.[307] Она заявила, что ведь это было во времена культа личности – потому изображен доносчик. Тогда кто-то сказал: – «Не было никакого культа, это все Никитка выдумал, это он вырыл пропасть между нашим прошлым и настоящим».

Не было. Нашей жизни не было.

13 февраля 68. Вчера в Ленинграде должен был состояться суд Гумилев – Пунины. Он опять отложен. Какое мучительство. Подробностей я не знаю.

Дед считает мои письма к Алигер «шедевром». Попросил прислать и ее письма ко мне. Я послала. Боюсь, он рассердится на нее, а мне это не надо.

Окончила работу над «Не казнь, но мысль», всё лежит готовенькое, чисто переписанное – но что делать далее – ума не приложу.

В австрийской газете статья о советской молодежи; там речь идет и о молодой писательнице Лидии Чуковской в главке «Мужественная Лидия».

А на последний шаг у меня не хватает мужества. Люша, дед…

22 февраля 68. А я снова переделала «Не казнь, но мысль», отказавшись от милого «Колокола» и сделав подзаголовок: К 15-летию со дня смерти Сталина. Так конечно спокойнее. Но все равно – очень тревожно. Пошлю в «Известия»…

А кругом ужасы.

Есенина-Вольпина (который подал заявление с просьбой указать, где можно 5 марта провести анти-сталинскую демонстрацию) снова насильно уволокли в психиатрическую больницу, хотя он сейчас в порядке[308]. Очень искусно отправили туда же Наташу Горбаневскую, на 6-м месяце беременности[309].

Павел[310] не пошел в КГБ, куда его снова вызвали.

8/III 68. Был Жирмунский, сидел часа 4.

Поспорили мы с ним о тексте «Поэмы». Он почему-то хочет взять за основу своего издания – экземпляр 1963 г., подаренный ему АА со словами, что это, дескать, окончательный. Ну, а 64 г. – для «Бега Времени»?

Я ему обещала послать 64 г., да еще примечания – и потом ужаснулась времени, которое нужно будет на это истратить: перепечатка, вычитка.

Сомнительно молчит Друян.

15/III 68. В Чехословакии чудеса. Сердце болит от тревоги.

В Польше трагедия – опять все та же, та же – которое уже поколение. И сердце заходится.

19/III 68. Странный человек Атаров.

По давнему уговору я дала ему прочесть – послала явившегося, наконец, Сашу – свои «Записки». Буря восторгов. И тут же требование: включить в текст все упоминаемые стихи (вплоть до Тютчева и Баратынского!).

Стихи (но не Тютчева и Баратынского) Ахматовой вероятно в самом деле надо дать – в Приложении. Хотя, мне кажется, вся эта вещь вообще может быть интересна только тем, кто знает Ахматову наизусть. Нет, если и давать, то только ненапечатанное… Не давать же – «Перо задело за верх экипажа…»

22/III 68. Отставка Новотного – счастье, которому мешает радоваться гнусная, провокаторская, сталинская, тошнотворная речь Гомулки[311].

28/III 68. Кругом – исключения из партии. Начали, но, кажется, еще не кончили исключать Л. З. [Копелева].

Речь Гомулки взята на вооружение. Я жду всяких мер против себя. Логично, расправясь с партийными, заняться беспартийными, наконец.

Боюсь за книгу АА. Как бы ее не распотрошили.

1/IV. Дедов день рождения.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});