Эльдар Рязанов - Евгений Игоревич Новицкий

Максима Горького. Донской, судя по воспоминаниям Рязанова, частенько завирался и нес околесицу, в том числе и с любых высоких трибун. Незадолго до премьеры «Стариков-разбойников» Марк Семенович решил выступить с критикой этой комедии, чем-то ему не угодившей. Свой пренебрежительный разбор фильма Донской закончил следующим образом:

— Эта картина не нравится даже самому режиссеру. Правда, Эльдар?

Вопрос был обращен куда-то в зал, где Рязанова не было, о чем Донской был прекрасно осведомлен. На собрании присутствовало около двухсот человек, и отсутствие Рязанова никому из них не бросилось в глаза. А то, что Донскому никто не возразил, было расценено как согласие автора фильма со всеми нелестными словами мэтра. Разумеется, по студии тотчас поползли слухи: Рязанов-де снял такую дрянь, что и сам ее видеть не может.

Вскоре нелепая история дошла до Эльдара, и он был взбешен. А в таком состоянии он был буквально опасен. Рязанов немедленно ринулся в дом Донского, высказал все, что о нем думает, и продиктовал ему следующее заявление, обращенное к Алексею Романову, которое Марк Семенович безропотно записал и подписал:

«Уважаемый Алексей Владимирович! В моем выступлении на совещании от такого-то числа я заявил с трибуны, будто бы Рязанов сказал мне, что ему не нравится его собственная картина „Старики-разбойники“. Так вот, я не беседовал перед совещанием с Рязановым, ничего подобного он мне никогда не высказывал. Я увлекся и произнес неправду. Приношу извинения собранию, Вам и Э. Рязанову».

Сразу после этого Рязанов отправился с этим заявлением к Романову, но по дороге в Госкино пыл режиссера, как всегда с ним бывало, стал быстро остывать. То, что Донской так легко стушевался перед его напором, постфактум несколько даже смутило Рязанова. «Не порвать ли эту чертову бумажку в клочки?» — подумал он. В конце концов режиссер принял соломоново решение: отвез заявление Романову, однако не стал заходить в его кабинет, а попросил секретаря передать бумагу начальнику, после чего удалился. Казус себя исчерпал, и Рязанов к нему не возвращался, записав эту историйку лишь для одного из изданий своих «Неподведенных итогов».

Пьеса «Сослуживцы» (будущий «Служебный роман»), законченная еще до начала съемок «Стариков-разбойников», была написана Брагинским и Рязановым из тех же меркантильных соображений, которые подвигли их на создание пьесы «Однажды в новогоднюю ночь» (будущей «Иронии судьбы»). Однако к придумыванию и литературной отделке «Сослуживцев» авторы подошли уже с бóльшим тщанием, чем к своей первой пьесе, выплеснутой на бумагу за какие-то 12 дней. Второе драматургическое творение писателей отняло у них целых 22 дня. Это не замедлило сказаться на качестве: «Сослуживцы» во всех отношениях совершеннее пресловутой «Иронии судьбы».

Сценические требования, заданные второй пьесой, при этом были примерно такими же, что и в прошлый раз: всего шесть действующих лиц и одна-единственная декорация. С характеристики персонажей и места действия, как принято в данном жанре, пьеса и начинается. В фильме «Служебный роман», снятом через шесть лет после написания «Сослуживцев», эти вводные пояснения авторов частично стали закадровой речью главного героя Новосельцева, от лица которого ведется экранное повествование:

«Действие пьесы развертывается в одном из статистических учреждений. Авторы, понимая, что театр ограничен количеством артистов, наугад выбрали для пьесы всего лишь шесть представителей учета и статистики. Авторы, разумеется, первой представляют директора учреждения:

Калугина Людмила Прокофьевна, возраста неопределенного, лет ей на вид не то сорок, не то сорок пять, одета строго и бесцветно, разговаривает сухо, приходит на работу раньше всех, а уходит позже всех, из чего понятно, что она не замужем. Людмила Прокофьевна, увы, некрасива, и сотрудники называют ее „наша мымра“, конечно за глаза.

Самохвалов Юрий Григорьевич, ее заместитель. Лет около сорока, хорош собой, элегантен, моден, ботинки всегда начищены, волосы причесаны, мысли тоже.

Верочка, лет двадцати трех. Любопытна, как все женщины, и женственна, как все секретарши. Гордится своей внешностью, и на это у нее есть основания.

Новосельцев Анатолий Ефремович, скромен, застенчив, робок. Именно поэтому за семнадцать лет безупречной работы не смог вскарабкаться по служебной лестнице выше должности старшего экономиста.

Рыжова Ольга Петровна, женщина, обремененная семейными заботами. На себя времени не остается. Но Ольга Петровна не унывает. Энергия бьет в ней ключом. По натуре она оптимистка. Кстати, Самохвалов, Новосельцев и Ольга Петровна когда-то учились вместе в финансово-экономическом институте.

И наконец, Шура, представитель месткома. Лет — от тридцати и до бесконечности; симпатичная, но активная.

Итак, всего шесть действующих лиц. Однако у зрителя должно создаться впечатление, что события происходят в большом коллективе».

Авторы также любезно охарактеризовали для театральных режиссеров, как должна выглядеть придуманная ими контора: «Статистическое учреждение равно может находиться в новом здании или старинном особняке. Это — как удобно театру. Нужно только, чтобы на сцене были: комната, где работают Новосельцев и Ольга Петровна; коридор, ведущий в приемную, которую украшает собой Верочка, и кабинет директора Калугиной. Важно, чтобы действие пьесы могло происходить одновременно во всех помещениях. Кабинета Самохвалова на сцене нет, только дверь, ведущая в него из приемной».

Далее в пьесе происходит все то, что прекрасно известно зрителям картины «Служебный роман», которую в нашей стране не смотрели разве что считаные единицы. Авторы очень старались снабдить своих героев-совслужащих максимально естественной, непринужденной речью, которая лишь с минимальными изменениями перетекла и в фильм 1977 года. Сегодняшнему читателю пьесы покажутся незнакомыми разве что отдельные малозначительные реплики и не самые удачные шутки, от которых Рязанов при экранизации отказался. Например, после известия о смерти Бубликова (который по пьесе вообще не появляется на сцене) Рыжова довольно цинично бросает: «Смотри, плохой человек, а помер!» В устах Светланы Немоляевой, предельно нежно исполнившей эту роль в фильме, такие шуточки, разумеется, смотрелись бы чуждо.

Занятно читать и меткие авторские ремарки (Брагинский-Рязанов как драматург очень до них охоч), сопровождающие в пьесе чуть ли не каждую реплику. Посредине иного недлинного монолога того или иного героя авторы запросто могут вставить от себя пояснение — в скобках и курсивом, как полагается. Что-нибудь вроде: «Когда застенчивые люди выходят из себя, они могут себе позволить многое» (это, разумеется, о Новосельцеве, поющем и танцующем перед Калугиной на вечеринке у Самохвалова).

В плане ключевой сюжетной коллизии «Сослуживцы» в чем-то повторяют «С легким паром»: на глазах читателя/зрителя рождается большое и светлое чувство между двумя немолодыми одинокими людьми, изначально очень далекими друг от друга. Аналогом той сцены из «Иронии судьбы», когда Надя Шевелева пытается выставить из своей квартиры пьяного Женю Лукашина, в «Сослуживцах» является конфликт между опять-таки напившимся Новосельцевым и желающей избавиться от его присутствия Калугиной. Но сюжет «Сослуживцев» дополнительно осложнен параллельно развивающимися взаимоотношениями Самохвалова и Рыжовой, а также мотивом волшебного преображения под действием любви Чудовища