Республика Ночь - Г. Зотов

Тут уж впадает в растерянность даже Зубкова: тонкие губы слегка приоткрылись, из левого уголка рта одиноко высунулся сахарный клык.

– Почему же вы бросили трубку, когда офицер спросил ваше имя?

– А то я вашу контору не знаю, – деликатно усмехается альп. – Приняли бы меня за наркомана, у которого «серб» из ушей сыплется. Если агентам сообщаешь чистую правду, тебе никогда не верят, посмотрите любой кинотриллер. Но стоит напустить тумана, намекнуть, что желаешь сохранить анонимность, офицеры пугаются – ууууу, это вовсе не блеф, сообщение очень важное. Разобьются в лепешку, но выйдут на след загадочного анонима. Скажите… разве я не прав?

Во тьме глаз Милены появляется странный блеск. Я не могу понять – то ли это злость, то ли восхищение альпом. Мужик запросто обвел вокруг пальца спецслужбу целого государства, заставив танцевать по своим правилам.

– Вау-вау! – выжимает из себя она. (Пожалуй, это все-таки восхищение.) – Хорошая игра. Но по ходу назревает очевидный вопрос. Для чего вы это делаете? За всю свою смерть я не видела, чтобы альп жалел девицу.

Альп смеется – так, что брызги молока летят на зеленую скатерть.

– Я никого и не жалею, – стараясь перекричать музыку, орет он. – Моя задача – использовать случай с девушкой, хочу по максимуму привлечь к себе внимание. Те существа на «мерсе» не знали, что за ними наблюдает альп. Иначе они бы сделали все возможное, чтобы меня прикончить. Одно из достоинств моего подвида – это зрение, никакого бинокля не нужно. Так вот, я позвонил в СВБ по прозаической причине: я мечтаю сдохнуть. Сто лет моя душа погружена в черную депрессию, одержима декадансом, мне не хочется ходить по земле. Интеллигентно говоря, все заебло. Я завидую вам. Типовые вурдалаки, когда их заест тоска, имеют шанс совершить самоубийство – сесть в ванну со святой водой, сделать инъекцию серебра… простецкий народ бросается грудью на осиновый кол с «черного рынка». Кризис породил волну суицида среди вампиров. Молодежь почти не помнит романтичное средневековье, им легче. А вот нам, старикам, тоскующим по фиалковому горлу девственниц, все грустнее поглощать куриное филе на черных мессах. Раскройте любую газету, страницы полны скорбной статистики. Множество кровососов стреляются серебряной иглой из арбалета, идут на передоз «серба», посреди бела дня выходят без крема на жаркое солнце. Мне тысяча лет… я знавал нечто повкуснее, чем гемоглобин пойманных в джунглях шимпанзе. Давно мечтаю покинуть этот мир, но вы знаете – альпа очень трудно убить. Практически невозможно. Я обречен киснуть в Москве веки вечные.

– Как трогательно… – со знакомым мне презрением произносит Милена. – Сочувствую, блядь, с детской горестью. Ну так и с чего вы взяли, что проблема решится, если вы сольете нам компромат на тех мальчиков?

Подумав, альп берет кровянку, стоящую рядом с солонкой и перечницей. Хорошенько встряхивает, на поверхность молока падают брызги крови. Красные пятнышки на белом, типа шляпка мухомора наоборот. Резко запрокинув голову (шляпа и верно не сваливается), он залпом допивает полученный коктейль. Слизнув снежную каплю, альп перестает улыбаться. Чихуахуа-вампир поджимает хвостик, настороженно дергает ушами.

– Это очень серьезные мальчики, – шипит он. Лицо Милены каменеет. – И их начальник – бывалый кровосос. Хозяин фирмы, отличился в девяностые, когда у нас начинали «вампирский капитализм». Сколотил состояние, убрав конкурентов с помощью серебра. Доказательств не нашли, свидетели исчезли. Его контору знают все, и он не любит быть на виду. Богатый чувак, хотя и не кровяной олигарх. В общем, я запомнил номер «<мерса», у них между цифрами стоит особая символика. Слушайте, я не люблю повторять…

…Неожиданно протянув руку, Милена закрывает ему рот белыми пальцами. Водянистые глаза альпа смотрят поверх ее маникюра – он ничему не удивляется. Зубкова снова лезет за вырез, достает пятисотрублевку: похоже, у нее в лифчике настоящий мелкооптовый склад.

– Иди, – говорит она мне, кивая в сторону бара. – Возьми себе коктейль.

– Я НЕ ХОЧУ коктейль, – отвечаю я злобно, чеканя слова. – Катя – моя сестра. И я должен услышать, что с ней случилось.

Некоторое время Зубкова борется с собой. По поджатым губам видно, что она выбирает: как обычно, дать мне в зубы, либо просто выплеснуть в лицо остатки молока. Ни хрена. Вот здесь уж ей я ни за что не уступлю.

– Пожалуйст а… – скулит она с таким страдальческим видом, будто ее только что макнули с головой в святую воду. – Всего на пять минут.

Хорошо, что стул притиснут к столу, – я бы точно с него упал. Застываю, словно каменное изваяние, пытаясь понять: ЭТО происходит наяву?!

– Пожалуйста, – жалобно повторяет Милена: я без звука сгребаю купюру и отхожу качающейся походкой в сторону бара. Смятая бумажка шлепается перед баргерл, неуклюжей трансильванской деревенщиной. Крашеная дура вопросительно хлопает ресницами.

– Сангрито, – нехотя бурчу я название коктейля. Девица наливает в стакан тягучую кровь, щедро разбавляя ее ромом. Пара ложек сахарной пудры, слегонца содовой, три листика мяты – и напиток готов. Взгромоздившись на высокий стульчик, я смотрю, как Милена треплется с альпом, засыпает его вопросами. Силы Ада, она знает нормальные слова. Кто бы подумал!

Музыка гремит без перерыва: ром и Summoning смягчают тошноту. Разговор стремителен – пять минут, как обещано. Встав из-за столика альпа, Милена треплет собачку между ушами и спускается. Но идет не к бару, сворачивает на танцпол. Что с ней? Сбилась с дороги?

Одним движением сбросив туфли, Милена прыгает в центр «яблока»: красная улыбка на ее лице приобретает фиолетовый оттенок в перекрестье лучей. Волосы мягкой волной рассыпаются по плечам… Она не просто танцует, а целиком отдается танцу, изгибаясь, как кошка. Музыка смутно напоминает мне композицию из кубинского блэк-метал… схожие мелодии.

She's into superstitions – Black cat and voodoo dolls…[41] – поет неведомый менестрель – ага, текст-то менять боятся: все, как и утверждено Советом Смерти, про черную магию. Милена очумела: словно впитав в свое тело ритмы запрещенного музона, она лихо крутится, прижимает к себе партнеров, проводит руками по бедрам. Белый язык трупа жадно слизывает помаду с ее мертвых губ. О Дракула, повелитель зла земного… Почему я раньше не замечал? Какая же она сексуальная. Наверное, я сошел с ума. Вот что, что в ней может нравиться?

Вампирша с ужасным характером, вечным «бля» через запятую; никаких дамских воздушностей и жеманства. Но я хочу… ПРОСТО ЖУТКО ХОЧУ ЕЕ ТРАХНУТЬ. Клянусь сгоревшей церковью, была б моя воля – разложил бы Милену прямо сейчас, на танцполе. Тряся плечами, она задорно подмигивает; да, Милена знает, что я чувствую. Знает – и специально издевается надо мной. Тля ангельская. С осознанием сего факта меня накрывает депрессия: еще хуже, чем у альпа. Я тоже желаю осиновый кол в сердце. Почему бытие несправедливо? Такая классная баба – и не моя.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});