Жанна дАрк из рода Валуа - Марина Алиева

Дю Шастель понимающе улыбнулся.

– Будем надеяться, что у королевы нет вашего ума, мадам, и она до таких мер вряд ли додумается.

– Теперь уже нет, – обронила герцогиня.

Не будь поставлено на карту так много, она бы, наверное, даже посмеялась сейчас, вспоминая, как неуклюже изображала перед ней Изабо своё безразличие к шевалье де Бурдону. Даже не потрудилась сделать вид, будто забыла его имя, когда сообщала о том, что судьба шевалье устроена. Разумеется, это никого бы не обмануло, но выглядеть могло достойнее. Ей Богу, граф де Вертю, этот новый герцог Орлеанский, и тот держался с большим соответствием, когда позволил «подарить» шевалье вместе с дарами для Шарля. «Делайте с ним, что хотите, мадам. Я мало что потеряю, к тому же этаких шевалье от молодых жён лучше держать подальше»… Умный мальчик – отца, пожалуй, переплюнет. Надо постараться удержать его на своей стороне как можно дольше. Сразу сообразил, что красавчика де Бурдона «подарят» не просто так. И герцогиня ни минуты не сомневалась – вечером того же дня, когда ей был отдан шевалье, граф де Вертю поставил в известность обо всем своего тестя.

– Теперь, если граф Арманьякский не упустит момента, – вслух добавила она, – нужда в заговорах отпадёт сама собой, и её величество собственными руками даст им не один повод свергнуть себя.

До Тура доехали ещё засветло. Мадам Иоланда ласково потрясла Шарля за плечо и спросила, не голоден ли «её мальчик»?

Шарлю стало ужасно стыдно – он так позорно заснул… Как маленький! А ведь добрую герцогиню следовало отблагодарить, если и не самой умной беседой, то, хотя бы, проявлениями радости, что жить он теперь будет под её опекой, и заверениями в собственном послушании…

– Нам нужно хорошенько отобедать, – говорила, между тем, герцогиня. – После такого отменного сна и еда должна быть не наспех.

Весь поезд расположился во дворе дома Турского епископа. Проскакавший здесь ранее герцог Анжуйский позаботился о достойном приёме, поэтому путников очень быстро расселили в соответствии с их чинами, а герцогиню с Шарлем проводили в покои епископа. Все кланялись мадам Иоланде с особым подобострастием, но она при каждом удобном случае выставляла перед собой Шарля так, чтобы все знаки внимания и почтения приходились на его долю.

– Почему вы все время стараетесь идти за моей спиной? – спрашивала она совсем не сердито. – Идите вперёд, не бойтесь! Здесь все служат вашему отцу, а значит, и вам. Смелее! Садитесь во главе стола и помните – если епископ не целует вам руку, а протягивает свою, то это лишь оттого, что тут он единственный, кто служит не королю, но Богу!

И Шарль, ещё неловко и робко, словно высовывал голову из-под своего панциря и чувствовал, что эти новые ощущения ему нравятся. За епископским столом он даже позволил себе пару раз высказать кое-какие суждения – поступок, на который он ни за что бы не решился в Лувре – и всякий раз и герцогиня Анжуйская, и епископ Турский почтительно замолкали, внимательно его выслушивали, а потом, или соглашались, или приводили аргументы против, но всегда, как с равным. Как с человеком, сказавшим не глупость, над которой можно посмеяться и забыть, а нечто стоящее внимания и обсуждения. От всего этого сделалось так хорошо, что Шарль почти сожалел о завершившейся трапезе, но епископ лично повёл его показать отведенные принцу покои, чем продолжил череду новых ощущений. А утром вышел проводить и горячо благодарил за оказанную честь.

Так продолжалось на протяжении всего пути, где бы они ни останавливались, из-за чего, в конце его, когда показались обновлённые стены Анжера, Шарлю они показались стенами райского сада, в который его, каким-то чудом, пускают пожить!

– Вот ваш дом, сын мой, – сказала герцогиня, едва их карета прокатилась под поднятой решёткой главных ворот. – И здесь, отныне, ваша семья, готовая принять вас с радостью.

Она сама помогла мальчику выбраться из кареты и, взяв его за руку, повела в замок.

– Вот эти три комнаты ваши, Шарль.

Мадам Иоланда распахнула красиво окованную деревянную дверь, за которой открылись покои в несколько раз превышающие те, что были у мальчика в Лувре.

– Здесь вы вольны делать всё, что угодно, даже запираться ото всех, если пожелаете.

Никогда не имевший полной личной свободы Шарль, уже не столько с изумлением, сколько с любопытством, озирался по сторонам. В чудесном раю всё должно быть чудесным! И здесь, Господи помилуй, ничто не обманывало его ожиданий! Даже у отца не видел он такой роскоши – огромные окна в приёмной, с цветными стёклами, словно в большом соборе, дорогие ковры на стенах, мебель итальянской работы… Да и комната в Лувре у Шарля была всего одна. Возможно, так могла жить его мать, но к ней в покои его никогда не звали.

– А это ваши слуги, – продолжала герцогиня, указывая, как показалось мальчику, на целую толпу согнувшихся в поклоне людей. – Если вдруг кто-то из них вам не понравится, скажите мне, и его немедленно заменят.

Шарль еле переводил дух, но чудеса никак не кончались.

– А вот здесь, – поманила его за собой мадам Иоланда, – ваш новый молитвенник и книги, которые вам будут читать и пояснять.

На пюпитре, сделанном точно под рост мальчика, лежала развёрнутая книга, с картинкой на одной стороне разворота и затейливо выписанным текстом на другой. Картинка была дивно хороша! Яркая, с позолоченными кое-где деталями, прорисованная на совесть, со всеми подробностями, и изображала она мытарства святого Иосифа. Оторвать глаза от этого совершенства было невозможно! Но мадам Иоланда уже разворачивала перед ним новую книгу, взятую со стола, где лежали ещё несколько.

– Я заказала их в Италии и в Германии специально для вас, сын мой, потому что до сих пор должного внимания вам никто не уделял, и пробелы в вашем образовании нужно заполнить, как можно скорее.

– Меня будут учить наукам, мадам? – спросил Шарль, заметив, что в книге, которую раскрыла герцогиня, нарисована часть географической карты.

– Да. Вы должны будете узнать экономику, юридическое право, схоластику, теологию, историю и даже алхимию. – Герцогиня смягчила устрашающий перечень добродушной улыбкой. – И всякий раз, когда узнаете что-то новое, вы будете мне об этом рассказывать, хорошо?

– Хорошо.

– А теперь умывайтесь, приводите себя в порядок и отдыхайте. Вечером я познакомлю вас с будущей супругой.

Герцогиня ушла, а вокруг Шарля тут же засуетились почтительные слуги. И он, поворачиваясь из стороны в сторону и только поднимая и опуская руки, мысленно пообещал всему белому свету: «Клянусь, я полюблю свою будущую жену!».

– Как вы доехали, душенька? – спросил герцог Анжуйский, заходя в покои жены

– Без вашей заботы все это было бы куда утомительней.

Мадам Иоланда с благодарностью поцеловала мужа.

Всякий раз, когда дела её хорошо устраивались, она находила, что и супруг ей был послан провидением именно такой, какой и был нужен. В самом деле, окажись он похожим на своего жестокого отца, или обладай характером, вроде такого, каким Господь наградил Жана Бургундского, все её замыслы утратили бы стройность из-за жёсткого в них вмешательства, если вообще реализовались бы. А с милым любящим Луи, который искренне считал политику «разбавленным винцом» против хорошей вооруженной схватки, мадам Иоланда словно поднималась по лестнице, опираясь на крепкие надёжные перила.

– Много ли писем пришло в моё отсутствие?

– Как обычно.

Герцог кликнул слугу, велел принести вина и послать за секретарём герцогини.

– Пара писем из Лотарингии, одно от епископа, вашего дядюшки, и одно для меня, из Англии…

Мадам Иоланда живо обернулась.

– Из Англии?!

– Да, мессир де Рубэ поехал туда по делам Бургундского дома и был очень любезен, отписав мне по старой дружбе, о том, что за король достался англичанам.

– И, что же?

– Боюсь, ничего хорошего…

Вернулся посланный слуга, и герцог замолчал, дожидаясь, когда его кубок наполнят вином. Затем, сделал приличный глоток, нахмурился и продолжил:

– Воля ваша, мадам, но от человека, который примеряет корону ещё не умершего отца, хорошего ждать не приходится.

– Это Рубэ так считает?

– Нет, конечно. Рубэ бургундец, а для них сейчас хорошо всё, что плохо для французов. Но своё мнение он имеет, и такую поспешность одобрять не склонен. Хотя, кое какие достоинства всё же описывает. К примеру, ходит этот юнец по-королевски величественно, медлительно, и на коронации держался с большим достоинством Взгляд у него, не по возрасту жёсткий, а суждения резки. Поговаривают, что его трения с Йорками могут завершиться казнями, до которых не дошли руки прежнего короля, и, если так, то многие в Лондоне напрягутся… А ещё Рубэ особо отмечает то, что новый английский король просто помешан на законности своих прав.