На затонувшем корабле (Художник А. Брантман) - Константин Бадигин

Арсеньев осматривал «Холмогорск», прохаживаясь по причалу. Он заметил, как закреплены швартовые концы, примерил на глаз, сколько метров оставалось до кормы большого транспорта, почти закончившего выгрузку. Каждый раз, когда Сергей Алексеевич осматривал вот так, со стороны, своё судно, его охватывала гордость. Он относился к кораблю почти как к живому существу.

"Нам предстоит трудное плавание, старый друг, — думал Арсеньев. — Я верю тебе. Борта твои из надёжной стали. Твоя сильная машина, как здоровое бычье сердце, не даст перебоев.

ГЛАВА ПЯТАЯ

ТЁМНЫЕ ПЯТНА НА БЕЛОМ ПОЛЕ

Апрель на исходе. Дуют весенние ветры. Две недели рыщет ледокольный пароход в поисках зверя. В трюмах не полно и не пусто — ещё несколько тысяч голов, и зверобои выполнят план. Наступила весна. Ослабели морозы, а это для зверобоя плохо: даже круто присоленный добытый зверь дал душок. А на корабле все давно привыкли, принюхались и попросту ничего не замечают.

Упромыслить тюленя делалось все труднее и труднее.

В отлив разводья тянутся десятками миль. Ночное дыхание моря порождает первые туманы, пока нечастые и непродолжительные. У ледокольного парохода появляются соперники — зверобойные шхуны. Они без устали наперегонки шныряют по морю. В иной день и ледокольный пароход в поисках зверя пробегает добрую сотню миль. Если нанести извилистые курсы судна на карту, они, как паутиной, покроют северную часть моря.

Студёное море, Студёное море! Много ты повидало героических дел с тех пор, как русские люди вышли на твои берега. Славные новгородцы бесстрашно пробирались все дальше и дальше на север, к неизведанным землям и морям. В тяжёлые времена татарского нашествия мудрая политика Великого Новгорода и отвага новгородцев защитили русский северо-запад от викингов, шведов и немецких рыцарей. Кто знает, не будь Новгородской русской вольницы, как повернулось бы колесо истории? Удалось ли бы тогда сохранить России свои обширные северные земли?

Ледокольный пароход «Холмогорск» шёл полным ходом по большому разводью, накрытому зыбкой молочной пеленой. Капитан, погруженный в раздумье, стоял у окна застеклённого мостика. Рядом с ним Наташа, жена. Он вспомнил свою недавнюю поездку домой. После первого рейса Малыгин дал ему пятидневный отпуск. Жены дома не оказалось. Он нашёл Наташу на кладбище. Она лежала, уткнувшись лицом в свежий могильный холмик. Он понял: оставить Наташу одну нельзя, в ней зарождалась новая жизнь, и эта новая жизнь должна спасти их обоих. Но сейчас ей надо помочь любой ценой. Арсеньев видел огненно-красный тюльпан, угольком горевший на могиле. Любимый цветок девочки. Где Наташа нашла его в такое время? Тяжко… Если бы вычеркнуть эти дни.

Арсеньев почувствовал лёгкое прикосновение. Наташа чуть прижалась к нему плечом. Он повернулся: на него смотрели печальные глаза жены. Её тёплые руки коснулись его руки.

— Серёжа, — спросила она тихо, — скажи, что случилось?

— Случилось? — Арсеньев ничего не понял, он недоуменно обернулся по сторонам. — Что случилось, Наташенька?

— Ты, наверно, запутался в тумане и не знаешь, куда идти? — Она смотрела ему прямо в глаза. — Ведь правда, Серёжа?

— Запутался? Ах, вот о чем ты, моя глупенькая! — Арсеньев улыбнулся.

— Ты стоял, молчал, и у тебя было такое ужасное лицо… А впереди ничего не видно. Я испугалась.

Арсеньев не ответил. Он прижал её к себе.

Арсеньев повернул её за плечи, подвёл к локатору и переключил рубильник. Под палубой глухо заворчали моторы. Загорелись зеленые и красные огоньки на щите. Экран локатора вспыхнул голубоватым светом. На стеклянном диске появились концентрические линии — указатели расстояний. Неторопливо двинулась по кругу светящаяся черта. Где-то недалеко от центра вспыхнула маленькая яркая звёздочка. Ледокольный пароход прозрел. Капитан переключил шкалу дальности. Яркая точка выросла в звезду первой величины. По курсу наметилась извилистая линия ледяной кромки. Несколько точек поменьше засветились в разных местах экрана.

— Вот мой глаз, Наташенька, — пошутил Арсеньев. — Здесь находимся мы, — показал он на точку в центре экрана. — Эта линия показывает, куда мы идём. От нас до ледяного поля с тюленями пятнадцать миль. Эта звезда — зверобойный бот. Он хочет нас обогнать и первым прийти к залежке. Вряд ли ему удастся. А маленькие светящиеся точки — льдины… Теперь ты видишь, я могу не беспокоиться и в тумане.

— Вижу, — не сразу отозвалась Наташа. — Мне так хорошо с тобой!..

Туман редел. Ледокольный пароход приближался к скоплениям льда. Пока на пути изредка встречались одинокие, будто забытые кем-то, льдинки. Над головой туман разорвался, и в иных местах просвечивало голубое небо. Лёгкий ветерок дул со льда. Корабль подходил к залежке с подветра, чтобы не учуял зверь. Осторожность и ещё раз осторожность: не дымить, не гудеть, гвоздя не забить. Это закон. На баке столпились охотники с карабинами в руках, одетые в белые маскировочные халаты. Ледокольный пароход шёл малым ходом, будто подкрадывался. Паровую машину не слышно. Сейчас «Холмогорск» похож на огромного зверя, выслеживающего добычу.

Как сквозь матовое стекло уже виднелись огромные, в несколько миль, ледяные поля. Они усеяны тысячами чёрных точек — это лежали утомлённые тюлени. Кончились драки за самок, началась линька. Ледокольный пароход подходит все ближе и ближе. Зверь не шелохнётся. Изредка какой-нибудь самец поднимает усатую голову, но, не видя ничего опасного в приближении корабля, снова засыпает. Пляж на льду. Под весенними лучами солнца тюлени по нескольку дней могут нежиться на ледяной подстилке. Иногда лёд протаивает под тяжёлой и тёплой тушей, и зверь оказывается в небольшой ванночке.

На мостик торопливо поднялись начальник экспедиции Малыгин и колхозный уполномоченный. Начальник доволен, видать по лицу. Савелий Попов сохраняет непроницаемость.

— Ну как, Сашка, — шёпотом спросил капитан Малыгина, — это тебя устраивает? Лево, лево немного, — чуть погромче командует он рулевому.

— Вполне, — тоже шёпотом ответил Малыгин. — Даже принимая во внимание, что зверь похудел. Любовные увлечения обходятся дорого — полкилограмма жира в сутки. В общем на свадьбах мы теряем двадцать килограммов с каждого зверя. Каково, а? Но ещё десять тысяч даже такого зверя — и план в кармане.

Разыгралось побоище. Не умолкала стрельба, перебегали с места на место охотники. Все больше и больше оставалось неподвижных чёрных пятен на бело-красном льду…

Арсеньева возмущала тупая покорность зверя. Так просто, без всякого сопротивления принять смерть! Не обращать внимания ни на выстрелы, ни на гибель своих собратьев. «Получается странно, — размышлял он, — иногда при одном выстреле враз уходят со льда тысячи голов зверя. И не только выстрел, звук человеческого голоса, даже дым гонит тюленей в воду. А другой раз зверь теряет всякую осторожность».

Стрелки, пригибаясь, перебежками, как во время атаки, уходят все дальше. В тылу идёт другая работа. Людей здесь больше. Одни снимают шкуры с убитых тюленей и потрошат зверя, другие складывают отдельно кучи шкур и тушек.

* * *

Отшумел ветер в такелаже. Замолкла неугомонная машина. Досыта набегавшись во льдах, «Холмогорск» стоит у причала, накрепко привязанный стальными тросами. Гремят судовые лебёдки, выгружая из трюмов связки тяжёлых сальных шкур и «душистые» тюленьи тушки. Да, по-настоящему повезло! План зверобои выполнили. У всех на душе радостно: недаром волновались. Из кают слышатся весёлые голоса: озябшие за зиму моряцкие жены приехали погреться около мужей и привезли шумливых детишек. Теперь в сборе вся семья. Пройдёт десять дней, и корабль опять уйдёт в море. Снова полетят телеграммы в оба конца с нежными словами и поцелуями. Снова старший радист Павел Кочетков обретёт почти божественную силу, и моряки будут ловить его взгляд, когда он входит в столовую с пачкой свежих телеграмм.

Арсеньев был рад вдвойне. Прежде всего с ним была Наташа. Пока кое-как, на живую нитку залатали они своё горе. Это был, конечно, самообман, но иногда и он утешает человека. Сейчас им кажется легче, но воспоминание ещё не раз больно обожжёт их души…

Арсеньев вытащил свою тетрадку о льдах. Ему удалось туда кое-что добавить. Он теперь разделил Студёное море на участки по характеру льдов и понял, пожалуй, теперь, почему холмогорский мореход, продвигаясь во льдах, выходил на Летний берег, к Никольскому устью. Как ему раньше не пришла в голову такая простая мысль! Арсеньев все твёрже верил в свою правоту. Он сможет написать руководство к ледовому плаванию. Ещё одна зима на Студёном море — и можно все подытожить.

В один из дней нарочный из отдела кадров принёс Арсеньеву бумагу. Подсебякин срочно вызывал его к себе.