Сиятельный - Павел Корнев

Вероятно, старший инспектор Моран своим провокационным вопросом рассчитывал выудить из меня показания о смерти Джимми, поэтому он кисло улыбнулся и процедил:

— А любил ли отец вашу мать? Или она была для него лишь источником средств к существованию?

Глаза заволокла красная пелена, нестерпимо захотелось перескочить через стол и выбить из наглеца дух, но мне удалось побороть клокотавшую внутри злобу и размеренно задышать, успокаивая дыхание.

Помогло ясное понимание, что именно такой реакции от меня и ждут. Ну и кандалы на руках и ногах немало поспособствовали рассудительности, не без этого.

Я поморщился и посмотрел на старшего инспектора с нескрываемым скептицизмом.

— Итак, у вас есть, — начал я подводить итог допроса, — моя связь с банком, убитыми и местом преступления. А что с мотивом?

Бастиан Моран легкомысленно пожал плечами.

— Наследство, возможно? — предположил он и вдруг объявил: — Но — довольно! Леопольд Орсо, вы арестованы по обвинению в убийстве Исаака Левинсона, его домочадцев и слуг.

Меня словно в солнечное сплетение лягнули.

— Что вы сказали? — не поверил я собственным ушам.

— Вчера вы проникли в особняк, где проживала жертва, и убили всех, кто там находился. Не уверен, произошло это на почве личных неприязненных отношений или всему виной финансовые разногласия, но факт остается фактом. Вы убили их! Женщин, детей…

— Хватит! — рявкнул я и, звякнув цепями, саданул ладонями по столу. — Что за бред вы несете?

— Это не бред, — посмотрел старший инспектор на меня с нескрываемым презрением. — Документально зафиксировано, что вы посетили жилище банкира вечера вечером в двадцать четыре минуты седьмого. Больше никто в дом не входил и на улицу не выходил, а на рассвете вернувшаяся в дом кухарка обнаружила тела. Бесспорное доказательство вашей вины!

— Ерунда какая–то! — пробормотал я, пытаясь осмыслить услышанное.

Двадцать четыре минуты седьмого. Никто в дом не входил и не выходил.

Двадцать четыре минуты… Не входил и не выходил…

На рассвете…

И вдруг в голове щелкнуло: обычными свидетельскими показаниями подобную точность не объяснить, а ведись слежка за мной, арестовали бы еще вчера, сразу после выстрела в китайца.

— Вы установили наружное наблюдение за домом Левинсона? — спросил я и выжидающе уставился на старшего инспектора.

Тот кивнул.

— После столь странного налета на банк это показалось мне не лишенным смысла, — подтвердил он.

— И филеры зафиксировали, в какое время я вошел в дом, во сколько покинул его, и тот факт, что до утра никто больше не входил и не выходил?

— Именно!

— И в какое время я покинул особняк? — уточнил я.

Бастиан Моран полистал лежавшую перед ним папку и сообщил:

— Вы пробыли в доме двадцать восемь минут, — затем понимающе улыбнулся и заметил: — У вас было достаточно времени для убийства.

Но я досадливо отмахнулся.

— Сотрудники Третьего департамента подтверждают, что я покинул дом покойного в шесть часов пятьдесят две минуты?

Старший инспектор посмотрел на меня с неприкрытым подозрением, но все же подтвердил:

— Так и есть. Не понимаю, почему это вас так радует!

— Неважно, — расплылся я в беспечной улыбке. — Предъявляйте обвинение, этот разговор меня уже утомил.

Я беспечно улыбался — да, но внутри все так и леденело от ужаса. Если вчера Исаак Левинсон не сумел дозвониться до своих деловых партнеров в Новом Свете, от виселицы меня спасет только чудо.

— Вот как? — прищурился старший инспектор. — Могу поинтересоваться, на чем основывается ваша уверенность в удачном исходе процесса?

— В Нью—Йорке сейчас глубокая ночь, — просто ответил я. — К полудню все прояснится.

— В Нью—Йорке?

— У господина Левинсона были обширные деловые интересы.

— Вы хотите сказать…

Я кивнул и подтвердил:

— Когда мы расставались, Исаак намеревался сделать звонок в Новый Свет. Телефонистка должна была зафиксировать время начала переговоров и время их окончания, а собеседник банкира наверняка подтвердит, что разговаривал именно с ним.

Бастиан Моран молча поднялся из–за стола, убрал все документы обратно в папку и покинул камеру.

Я рассмеялся ему в спину, вытянул ноги и откинулся на спинку стула.

Подождем…

Старший инспектор вернулся нескоро.

Уселся напротив, задумчиво поглядел на меня, потом с неприкрытым ожесточением произнес:

— Вы могли покинуть особняк и прокрасться обратно через крышу.

Я с демонстративной ленцой спросил:

— Неужели обнаружили следы взлома? И что мешало вам осмотреть место преступления раньше?

— Вы вполне могли обеспечить себе алиби, — продолжил Бастиан Моран, словно не услышав моих слов.

— Кто угодно мог это сделать! — возразил я, вновь начиная понемногу закипать. — Кто угодно мог пробраться внутрь!

— Вы связаны с убитым и с местом преступления. Мотив мы отыщем, не сомневайтесь. А пока остается доказать, что вы имели возможность совершить преступление. Для начала этого будет достаточно.

Старший инспектор поднялся из–за стола, распахнул дверь и запустил в камеру худого господина в белом докторском халате. Медик с изможденным лицом запойного пьяницы выставил на стол оцинкованную жестяную коробку и, откинув крышку, достал скальпель и на треть заполненную маслянистой суспензией пробирку.

— Можно приступать? — уточнил он.

— Да, прошу вас, — разрешил Бастиан Моран.

— Тогда во избежание недоразумений зафиксируйте пациенту голову.

Старший инспектор зашел мне за спину и, положив ладонь на лоб, притянул затылок к высокой спинке стула.

— Вы что творите?! — возмутился я. — Перестаньте!

Невозмутимый медик смочил ватку спиртом, ухватил меня за указательный палец и тщательно продезинфицировал его подушечку.

— Успокойтесь, достаточно будет пары капель крови.

— Зачем? — рыкнул я, но вырывать руку все же перестал.

Скальпель выглядел чертовски острым, и мне вовсе не хотелось оказаться с перерезанным сухожилием или с пальцем, распоротым до кости.

Укол вышел совершенно безболезненным; медик подставил край пробирки к порезу, собрал несколько капель крови и приложил к ране ватку.

— Зажмите, — подсказал он, взбалтывая содержимое колбочки. Подсказал не из симпатии лично ко мне или абстрактного человеколюбия, а в силу намертво въевшегося в его натуру профессионализма.

Бастиан Моран отпустил мою голову и поинтересовался:

— Этого и в самом деле достаточно?

— Более чем, — подтвердил медик.

После интенсивного встряхивания содержимое пробирки приобрело однородный розовато–серый оттенок, потом жидкости начали расслаиваться.

— Долго ждать реакции?

— Не дольше трех минут, — ответил медик, сунул руку под халат и достал карманные часы. — Даже меньше.

— Что вы задумали, черт вас дери? — возмутился я, но ответа не получил.

Меня попросту проигнорировали.

Медик с интересом наблюдал за пробиркой, а Бастиан Моран уселся за стол, закурил, потом уточнил:

— Насколько надежен результат?

— Результат объективен, — ответил медик. — Либо да, либо нет.

— Уверены?

— Абсолютно. Успешная диагностика активной стадии этого наследственного заболевания возможна в ста случаях из ста!

Но старшему инспектору это заверение убедительным не показалось.

— В активной стадии? — нахмурился он. — Что вы подразумеваете под активной стадией, доктор? Меня об этом не предупреждали!

— Активная стадия — это месяц со дня последней трансформации, — сообщил медик, продолжая изучать содержимое пробирки на просвет.

— Какого черта! — рявкнул я и со всей силы шибанул руками по столу. — Что вы задумали? Объясните!

Медик посмотрел на старшего инспектора; тот затянулся, выпустил к потолку струю дыма и невесело усмехнулся:

— В доме Левинсона порезвился оборотень, что дает убийце неплохой шанс избежать петли. — Бастиан Моран вновь затянулся и повернулся к медику: — Доктор, что грозит страдающему этим, как вы изволили выразиться, наследственным заболеванием, если адвокат в суде сумеет доказать его невменяемость на момент совершения преступления?

— Электротерапия вкупе с медикаментозным лечением в целом показывает неплохой результат, но я бы настаивал на лоботомии, которая гарантирует полное излечение в ста случаях из ста. И, разумеется, обязательная стерилизация.

— Видите, Леопольд, чистосердечное признание позволит сохранить вам жизнь. Просто скажите, что действовали во сне, как сомнамбула. Возможно, суд примет это во внимание.

— Непременно примет, — подтвердил медик.

— К дьяволу ваши советы! — выругался я. — Я никого не убивал! Я не оборотень!

Но зерна сомнений упали на благодатную почву, и меня затрясло.