Попаданка для пленного змея. Ненталь (СИ) - Сапфир Ясмина

Ни один мужчина мной никогда не командовал.

Всегда все было на равных.

Но и таких мужчин у меня еще не было.

И, наверное, оно того стоило. Точно стоило. Ненталь смотрел мне в лицо, прерывисто выдыхал воздух и ждал ответа. Не получив его спустя некоторое время, наг легонько встряхнул меня снова и потребовал:

— Ада! Я не шучу! Ты никогда больше так не сделаешь! Я не могу… тебя потерять…

После первых фраз, приказным тоном, не терпящим возражений, последняя буквально вышибла воздух из моей груди. Ненталь опять скатился на мольбу. Молитву даже. И у меня в груди защемило. Он и распоряжался, как привык, как подсказывало нутро императора, повелителя, адельтаха и уговаривал меня как тот, кто мной очень дорожит.

Я с трудом протолкнула в горло свинцовый воздух и нежно погладила Неталя по щеке. Кажется, и этот пошлый, уже сто раз описанный романистами жест, стал для нас чем-то особенным. Соединением эмоций и чувств на каком-то новом, более тонком уровне.

Так чувствует мать, когда ребенок впервые играет в ее волосах пухлыми пальчиками или идет с ней за ручку, еще неверно передвигая малюсенькими ножками.

Так чувствует дочь, когда мать привозят из реанимации и любимое существо открывает глаза.

Так мы чувствуем, когда сердце одновременно рвется на части, пытается выскочить из груди и млеет от сладости…

И неважно, что в этот момент делаешь, а скорее важно, как и с кем.

Ненталь прикрыл глаза и прижал мою руку к своей щеке. С минуту сидел неподвижно, словно окаменел.

А я мысленно ответила: «Я тоже не могу тебя потерять. Поэтому повторю эксперимент, пока все у нас не получится».

* * *

Ненталь

Ненталь запрещал нари ввязываться в тренировки, стараться помочь и спасти воинов Гардавии не потому, что был домостроевцем. И вовсе не потому, что высокородные змеи проповедовали мужской шовинизм, как его часто называли земляне.

Просто казалось, что ни Альва, ни Ада, ни даже Канор, невзирая на все его знания, умения и мудрость, до конца не осознавали опасности.

Похоже, жена Рельгора еще не полностью оседлала собственный дар. Пыталась натянуть узду правления, контролировать чары, но своенравная магия противилась. Огненный дар всегда такой своевольный. Иной раз он даже действует вопреки воли хозяина. Ненталь знал немало историй, когда боевые огненные маги мощи Альвы сжигали близких, родственников, любимых, и потом остаток жизни проводили в муках совести и страданиях. Запирались где-нибудь отшельниками, искали утешение в кровавых битвах. И не находили…

Заканчивали жизнь в одиночестве и забвении, считая, что заслужили все это.

Но дело было не в них и вина была не на них. Дар ощущал эмоции в адрес близких и любимых своего владельца лучше, чем сам чародей. И, если тот не до конца управлял магией, она совсем выходила из-под контроля и жестко расправлялась со всеми, кого считала угрозой для спокойствия и душевного равновесия хозяина.

Огненная магия работала просто. Ловила единичные, острые вспышки эмоций и принимала их за истинное отношение владельца к тому или иному существу или событию. Таким как Альва приходилось ужасно сложно. Нельзя сильно злиться на близких, нельзя проклинать их даже мысленно, нельзя ругать их даже сгоряча. Пока магия не начнет подчиняться сразу, как цепной пес, выдрессированный и покорный.

Альва, кажется, вполне управлялась с огненным даром. Но Ада усилила его своей способностью резонатора. И… магия опять вышла из-под контроля.

Ненталь не мог рисковать так нари. Без нее, если вдруг она пострадает — какая разница победят ли змеи в битве или сельвенты наложат на Гардавию дань, потребуют назад потерянные в войнах с соседями территории. Даже частичное истребление сограждан Ненталя теперь не останавливало.

Он как никогда понимал Эманора и Рельгора понимал тоже. Сложно балансировать на узкой грани долга и ответственности перед народом и безудержной, животной потребности защищать истинную, которая в самые острые мгновения заслоняет все. Даже солнце и небо. Что уж говорить о твоих собственных потребностях и желаниях.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

…Ненталь с Адой так и не поговорили… Вернее не поговорили о том, что волновало эйдере. О том, что он так хотел бы прояснить, прежде чем идти на опасную битву. О том, от чего сердце змея скакало в груди как ошалелый дикий зверек, что внезапно угодил в западню.

Согласна ли Ада стать женой Ненталя дель Марх. Готова ли навсегда остаться в Гардавии. Приняла ли она нага — полузмея во второй ипостаси, чудовища для человека — как своего мужчину и партнера по жизни.

И все потому, что Ненталь растворился, растекся счастливой лужицей от мыслей, что истинная в полном порядке. А тут еще нари, как назло, проявила ласку. Гладила по щеке, по голове. Ненталь видел, что она истощена и запретил себя домогаться нари. Хотя тело требовало своего. Так отчетливо, как давно уже не требовало. И все было более чем очевидно по форме набедренной повязки змея. Даже если бы Ненталь не дышал прерывисто и часто, не менял то и дело положение на кровати. Даже если бы от его жара воздух не раскалялся вокруг.

В итоге, они с нари поговорили лишь о том, что могли бы обсудить и позже. Потому что Ада задала тон беседы, вдруг перевела ее в новое русло. Просто начала говорить о своем, словно ни требований Ненталя, ни его просьб больше не ввязываться в сомнительное предприятие Канора вообще не прозвучало. И после мгновений, когда наг считал, что может ее потерять, у эйдере просто не хватило душевных сил с ней спорить и продавливать свою тему.

Он отступил. Проглотил очередные возражения. Как еще никогда и ни с кем не делал. Ненталь всегда считал, что надо идти вперед, даже если кому-то это и не понравится. Если тупик — найти другой выход, обойти препятствие, но добраться до цели.

А вот теперь важна оказалась не цель разговора, а то, какое настроение этот разговор принесет истинной змея. Поэтому наг слушал ее щебетание про новых знакомых: Альву и Стеллу. И ни словом, ни звуком не попытался перебить или сменить тему. Ни единым жестом не выказывал возражений.

— Стелла милая. А Альва… огонь. Как и ее дар… А Эманор ну просто дурак. Как он мог признаться, что Стелла его нари и отказаться от своих слов? А Рельгор? Как он мог оскорблять свою нари тем, что она неважна и просто утеха в постели? А еще средство связи с магией Земли?

Часть всего этого Ненталь просто не знал. Другую пережил вместе с братом и тоже не совсем понимал Эманора. Одно наг знал наверняка — нельзя играть чувствами нари. Обижать ее — все равно что себя обидеть. Поэтому он твердо сказал только одно:

— Я бы никогда так не сделал.

— А ты знаешь, что после твоей… эм… мнимой гибели Стелла спасла все войско нагов, передав Эманору свою энергию и магию. А он потом даже не нашел минутки, чтобы с ней связаться и все объяснить, когда к Стелле пришел предатель и сказал, что якобы император требует от нее стать наложницей или оставить его навсегда. Представляешь?

— Я не знаю, как там обстояли дела и почему Эманор не поговорил со Стеллой телепатически. Это же всего на пару минут, а то даже и короче. Но полностью согласен с тобой. Нельзя заставлять нари сомневаться в том, насколько она важна и желанна. Нельзя давать истинной повод думать, что ее место — только в постели.

Ненталь говорил от души. Все, что приходило ему в голову. И нари неожиданно понравилось. Она вдруг наклонилась, и сама поцеловала нага. И… Ненталь забыл, что вот прямо сейчас собирался уточнить у Ады — выйдет ли за него замуж землянка и попаданка или же нет. Ее мягкие губы настойчиво прильнули к губам эйдере. Такие теплые, нежные, податливые.

Ее изящное, совершенное тело прильнуло к телу Ненталя. И все… Мысли смешались в кашу и утонули в хмельном дурмане близости нари. Эйдере, как дикий зверь, что погрузился в весеннюю любовную лихорадку, ничего не соображал, ничего не слышал и ничего больше не видел вокруг. Только гладкую, глянцевую кожу нари, ее личико, совершенно без морщин, но все же со следом зрелости. Не возраста — именно зрелости. Наверное, во взгляде и в том, как чуть опускались уголки губ нари. Узкий перешеек ее талии между округлыми бедрами и тяжелыми, женственными и одновременно подтянутыми грудями.