Гонг и чаша - Андрей Васильев

Вот ты лежишь в постели с этой девочкой, смотрящей на тебя распахнутыми глазами, в которых живет уже привычная для нее обреченность и покорное принятие статуса «любовница», и думаешь: «Все. Все. Все, вот прямо завтра я с ней встречусь, куплю цветы, куплю кольцо и предложу, точно предложу стать моей женой!»

Ты выходишь от нее утром или даже вечером, и твоя решимость абсолютна. По мере приближения к дому она тает, тает, тает… И вот ты у своей двери, ковыряешь замок ключом, и внутри себя, там, где-то очень глубоко, ты точно знаешь, что ничего ей завтра не скажешь и послезавтра тоже… Ну а зачем? И так все нормально.

И дело вовсе не в том, что ты ее любишь или не любишь, да и вообще — при чем здесь любовь? Все мужчины отлично знают, что нет никакой любви на белом свете в двадцать первом веке, а может, и раньше не было, ну вот так — нет, и все тут. Есть комфорт, привычка, соседство, сожительство, вожделение, куда без него, ну и лидер этого списка — деловое партнерство. Нет, слова остались, без них никак, без них женщина не сможет себя убедить, что ей нужен именно этот мужчина, да и мужчина без этих слов не сможет ее заполучить. Эти странные женщины, они до сих пор зачем-то еще цепляются за слова и насквозь прогнившую посудину под названием «любовь». Хотя почему «зачем-то»? Понятно зачем. Они ведь тоже прекрасно знают, что ее нет, любви этой самой, но им удобнее и комфортнее думать, что она есть, поскольку так куда проще объяснить самой себе, почему она живет с этим алкашом и неудачником, чем признаться себе, что на самом-то деле ею движет страх одиночества, а одиночество — это как раз то, что нестерпимо для женщины. И не верьте авторам романов, воспевающим одинокую и независимую женщину, — они врут, причем безбожно. Независимая — это запросто, но одинокая и при этом счастливая? Брехня. Нет, господа мужчины, это страх.

Но когда наступает край, когда совсем беда — женщины умеют этот страх загнать внутрь и идут вперед, рискуя всем. А мы? А мы предпочитаем жить с нашим страхом в области отношений с противоположным полом, мы договариваемся с ним. Он ведь есть не только у них, но и у нас. И наш, мужской, не меньше, чем их, женский, а наоборот, куда больше и позорнее.

Ну а вы как думали? Вот ты живешь один, дома все привычно, все знакомо, уже все создано и все куплено. Тут тихо, полумрак, спокойно, и все находится на своих местах, и курить можно, где захочешь, и пельмени в плошке в холодильнике лежать будут до тех пор, пока в них органическая жизнь не заведется. А вот как только она войдет в твой дом в статусе хозяйки, так все и начнется: кредиты, ремонт, пеленки, «сходи в магазин», «курить на балкон» (лайт-вариант) или «курить на лестницу» (хард-вариант) и так далее, и так далее…

И ты, даже осознавая, что это именно она, та самая, единственная, для тебя рожденная, тянешь, тянешь, тянешь сказать ей… Пока однажды утром не услышишь от нее:

— А ты знаешь, у меня через две недели (неделю, месяц) свадьба, так что это была наша последняя ночь.

И все. Иди, трусишка, грызи ногти на ногах, ты обделался…

А уж про то, как мужья к любовницам уходят, я даже и рассказывать не буду. Все как один собираются от старых и постылых жен уходить, этим девочкам рассказывают, что вот прямо завтра, вот как только сын школу окончит… Не слышал, чтобы хоть кто-то ушел, и сам такого не видел. Они ждут, а мы им врем… И трусим. Ну а как по-другому-то? Да, жена уже не та милая и добрая девушка, что когда-то была, и характер у нее фантастически испортился, и видеть ее периодически уже никаких сил нет, и весит вдвое больше прежнего, и покрикивает она на тебя постоянно. А у этой и грудь торчком, и в рот она тебе смотрит, и опять же с ней ты снова мужик, но… Снова проходить этот путь? Ипотека, токсикоз, молоко на руку, девятый зуб с температурой под сорок… Нет, нет, нет, я еще раз этого не хочу! Без меня.

И вот так, глядя на нас, нерешительных и мятущихся, они, женщины, просто принимают решение, которое не можем принять мы. И мы остаемся с носом. Но они его принимают, верное или неверное. А мы — нет.

И что после этого безобидные причитания женщин и их умение заключать компромиссы с самими собой по всяким мелочам? Так, фигня… Зато в серьезных, по-настоящему кризисных личных ситуациях современные женщины куда более быстро и безжалостно рубят концы. И это повод для раздумий нам, мужчинам…

Выйдя с балкона, я почесал затылок и собрался было пойти навернуть котлетосов (понятное дело, не разогревая, это от лукавого, они и так хороши, да если с черным хлебушком, да с огурчиком маринованным, пряным, да если еще и майонеза сверху напрудить), как вспомнил о своем коварном замысле, который окончательно сформировался в голове после долгой жалости о сгинувших рунах.

— Максим Андрасович, добрый вечер, не отвлекаю ли?

— А, Киф, привет. Да нет, наоборот, очень кстати. Мне стопку бумаг принесли на подпись, ручкой чиркать их мне лень, а так я вроде с тобой занят.

Я вежливо посмеялся.

— Ладно, что случилось?

— Да тут пара странностей образовалась.

И я сжато рассказал ему о непонятном самостоятельном выборе предмета, после чего перешел к кляузе на зловредного Мюрата и подлого Ронина.

— Ну, то, что они меня грохнули, — вещал я, добавляя в голос слезу, — это ладно. Ну грохнули и грохнули, дело-то житейское. Но только вот эльф распинался о том, что при желании всех в игре в определенную позу поставит, извиняюсь, конечно, а это, знаете ли, попахивает скверно. Что значит: «У нас большая поддержка в реале»? Что такое: «Мы будем делить этот пирог»? Это они вашу игру распилить собрались, это значит, что в вашей игре кто-то стал устанавливать свои правила? И только представьте себе, куда это может привести.

Зимин молчал, и я подумал, что, может, зря все это замутил, может, погорячился…

— Киф, — наконец услышал я. — У тебя ведь дача есть?

— Ну, дачей я бы это не стал называть и уж точно поостерегся бы от словосочетания «загородный дом». Да и слово «дом» не слишком-то соответствует тому строению, что там расположилось. А что, надо туда отбыть, от греха? Холодно уже, Максим Андрасович…

— Да нет, просто думаю, чем тебя премировать за наблюдательность и сообразительность. Я, конечно, еще подумаю, но в принципе имей в виду — за корпорацией значится десятка четыре дачных участков в собственности, тебе достаточно позвонить — и один из них будет твой.

— Да я не знаю, — почесал я затылок. — Мне и моя-то собственная дача не слишком была нужна, а тут еще одна наклевывается, не менее ненужная. Надо с мамкой поговорить и Викой, наверное.

— Ну, у Вики сейчас и без тебя размышлений будет много, — хмыкнул Зимин. — Видел я ее часа полтора назад.

— Ух ты, — в свою очередь, удивился я. — А что она у вас делает?

— У меня? У меня ничего, она к Вежлевой шла, а уж что Марине было надо — не знаю, хотя, конечно, и догадываюсь.

— Марина — женщина с фантазией, никто не знает, что ей в голову придет, там такое многовариантье, — скривился я. — Но об Вику зубы обломает, она очень крепкий орешек.

— Ну, при известном желании деньги ломают кого угодно, это я наверняка знаю, — философски отметил Зимин. — Другой разговор, что Марина — человек фантастически упертый, надо будет с ней поговорить, чтобы чего не отчебучила, тем более если твоя Вика тоже удила закусит. Вот говорил же я тебе, а ты меня не слушал. Переспал бы с ней, добавила бы она твой скальп в свою коллекцию — и все, и свободен.

— Если я бы был уверен, что так и будет, переспал бы, — буркнул я. — Но опасаюсь, этим бы не закончилось.

— Делать вам всем нечего, — вздохнул Зимин. — Ладно, пойду, надо над твоей информацией поразмыслить, админам тумаков выписать, потому как совсем мышей не ловят, и аналитикам клизму вставить ведерную. Каждому!

И повесил трубку. Я довольно улыбнулся — ну, руны я конечно же не верну, но подкладывание свиньи Мюрату, похоже, удалось! И, что немаловажно, кажется, не без выгоды для себя.

Вика пришла в самый неподходящий момент, аккурат тогда, когда я с большим аппетитом и жадно урча поглощал холодные котлеты.

— И почему я даже не удивлена, — спокойно заметила она, снимая сапоги. — Ну неужели так сложно разогреть, а? Ну ведь горячее вкуснее.

— Так они и холодные вкусные, — пожал плечами я. — Нет, правда, вкусно.

Вика вздохнула, прошла на кухню и, сев за стол, стала смотреть на меня, положив подбородок на сложенные руки.

— Все совсем невесело? — прожевав кусок, спросил я, обеспокоенно глядя на нее.

— Смотря с чем сравнивать. — Вика криво улыбнулась. — Вот, в «Радеоне» побывала.

— Большое здание, красивое, — утвердительно сказал я, положив недоеденную котлету на тарелку. — Лифтов много.

— Много, — кивнула Вика. — Люди радушные, предложения делают щедрые.

— Да ты что? — Я взялся руками за щеки. — И чего посулили?