Семь футов под килькой - Елена Ивановна Логунова

убийцей той самой жены, которой было куплено то шикарное платье!

– И она носила его, не снимая, и в пир, и в мир, пока тетка в химчистке, благослови ее бог, не обработала эту розовую тряпку как-то неправильно, отчего стразы сами отваливаться стали, – кивком ответив на вопрос Петрика, договорил Афанасьев.

Я заметила, что он как-то приободрился. Хм, рано, рано. Мы еще не получили признательных показаний!

– Короче, – сказал Игорь. Про платья ему было неинтересно. Точно не противный! – Сунулись вы под иву, увидели спину в ненавистных стразах. И что? Толкнули жену в пруд?

– Да как же вам объяснить-то? – Афанасьев вздохнул, поискал глазами, остановил взгляд на Петрике как наиболее чутком и заговорил с надрывом: – Я увидел ее спину в тех самых стразах и понял: сейчас начнется. Картинные рыдания, заламывания рук: «я отдала тебе свои лучшие годы, а ты», «эти ивы – свидетели нашей давней любви», «поклянись мне прямо здесь, на священном для нас месте…» – вот это все. И так мне стало тошно! Я даже окликать ее не стал, просто повернулся и ушел. Поговорить и все выяснить и дома можно, в нормальной обстановке и за бутылочкой, сойдет за наркоз…

– Врет же, – сказал мне Рояльный, но тон его выдавал сомнения.

– Не верю! – с интонацией Станиславского поддержал его Эмма.

Я посмотрела на Караваева: он пожал плечами.

А Петрик вдруг сказал:

– И зря не верите. Это очень похоже на правду.

Бум! Что-то стукнуло в комнате за стеной. Я мигом вспомнила: в машине Артема был пассажир, значит, водитель привез в дом гостя, о котором мы напрочь забыли!

– Кто там?! – вскочил Караваев.

Игорь молча вышел из комнаты.

– Там? – У Афанасьева, похоже, тоже были провалы в памяти. – Там эта… как ее… вещи сестры разбирает.

– Заходим, не стесняемся, – крепко придерживая за плечо, Рояльный завел к нам женщину.

– Здравствуйте, Татьяна Петровна, – приветствовала я ее и поглядела на Петрика. – А то было платье от Баленсиаги? Уверен?

– Абсолютно.

И тогда я спросила сестру покойной:

– Зачем вы убили Ольгу Петровну, неуважаемая?

– Драсссь… – Вася с Федей при моем приближении отодвинули заграждение и поздоровались.

Надо же, запомнили меня! И узнали даже в новом наряде!

Торопливо стуча каблуками, я взлетела по ступенькам к белокаменной беседке, там умерила шаг и на цыпочках пробралась внутрь под прикрытием парусящей занавески.

Доронина неодобрительно покосилась на меня, но руку с поднятым бокалом не опустила и прочувствованно договорила:

– За нашу дорогую подругу Ольгу! Царство небесное, и пусть земля ей будет пухом.

– Небесное… пухом… – эхом повторили дамы за столом, и я с ними – расторопный официант успел подать мне бокал.

– Удивительная история! – закусив конфеткой с блюда с табличкой «0 калорий», сказала одна из дам. – Я только теперь понимаю, как нам повезло, что мы нашли друг друга. Ведь ни полиция, ни родные – никто не постарался, и только замечательный клуб «Дорис»…

Доронина прижала руку к сердцу и раскланялась.

– Я только одного не поняла, – поставив пустой бокал, сказала другая дама. – Как все-таки вы поняли, что убийца – не муж, а сестра?

– Люся. – Доронина требовательно оглянулась на меня.

Я встала с ней рядом и объяснила:

– Все дело в платье. На нашем мероприятии в тот день Ольга была в платье цвета барби от Баленсиаги. А на условленном месте у пруда муж увидел ее в фуксии от Бальмейна. Мужчинам, вы понимаете, без разницы – Бальмейн, Баленсиага, фуксия или цвет барби, у них все просто: розовое платье – и точка. А это было совсем другое розовое платье, и надела его в тот день совсем другая женщина – сестра погибшей, которой Ольга регулярно отдавала свои поношенные вещи.

– Ах, боже мой! – всплеснула ручками в кольцах третья дама. – Выходит, муж ушел от пруда, как раз когда он был так нужен своей несчастной супруге! Ведь он же мог спасти ее, вытащить из воды!

– Сестра тоже могла, но не стала, – заметила первая дама, продолжая с удовольствием есть «некалорийные» конфеты.

– Но почему? Почему?! – заломила руки дама в кольцах.

Ей нравилось активно жестикулировать, сверкая бриллиантами.

– Ну, потому что сестры поссорились, – объяснила я. – Татьяне надоело слушать жалобы Ольги, и она посоветовала ей расстаться с неверным мужем. Мол, не сошелся свет клином на Витеньке, есть и другие мужики. И вообще, надо держаться своих – родной сестры, племянника. А Ольга в ответ наговорила Татьяне гадостей – мол, ты бы молчала насчет других мужиков, сама несчастная мать-одиночка, а еще советы даешь. И так они жарко спорили, что Ольга оступилась и упала в воду.

– Сама? – строго уточнила дама с конфетами.

– Сама, – подтвердила я. – Тут экспертиза подтверждает показания Татьяны Лариной. Она сестру в воду не толкала. Просто вытаскивать ее не стала, когда та не вынырнула.

– Должно быть, у нее был большой шок, – предположила дама в кольцах и ручками в бриллиантах показала размеры шока.

– И адвокат так говорит, – кивнула я. – Только шок у нее лишь вначале был, потом-то появился расчет. Смекнула Татьяна Петровна, что между ней и наследством погибшей сестры стоит один человек – муж покойной.

– А по закону убийца не может наследовать за своей жертвой, – подозрительно задумчиво сказала дама с конфетами.

– Вот Татьяна и попыталась выставить убийцей Ольги Виктора Афанасьева, – договорила я. – Она как раз увидела его в парке и даже смогла незаметно сфотографировать.

– И что с ней теперь будет? С Татьяной Лариной? – спросил кто-то.

– А это суд решит, – веско сказала Дора и потеснила меня боком, отодвигая в уголок. – Мы же с вами в финале этой поучительной истории приходим к пониманию великой ценности крепкой женской дружбы и настоящего товарищества, почти боевого братства, каким является наш клуб «Дорис»…

Уже не слушая, я прошмыгнула за занавеску, скинула туфли и уселась на травяном пригорке, жмурясь на солнышке. За спиной бубнили голоса, журчало вино, звякали бокалы… Я привалилась спиной к теплому стволу дерева и задремала.

– Вижу, была очередная бурная ночь, – разбудил меня голос Доры.

Она тоже скинула туфли, поддернула брюки, с подозрением поворошила густую траву и наконец опустилась на нее, с наслаждением вытянув ноги.

– Караваев зарабатывает прощение, не покладая рук, – хихикнула я.

– Рук ли? – хохотнула Дора.

– Не будем об интимном.

– Как же, не будем! У нас сегодня что?

– Пятница.

– И-и-и?

– Юбилей Петрика. – Я вздохнула. – Думаешь, я могла об этом забыть? Да я уже с ног валюсь, так забегалась с организацией праздника. К тебе вот опоздала, потому что спозаранку торт пекла.

– Испекла?

– А как же. Стоит в холодильнике у Артура, – я снова вздохнула. – Выглядит бледно в сравнении с тем,