У лукоморья - Семен Гейченко

Сегодня писать тебе не могу много. Пушкины оба (братья Александр и Лев) у нас, и теперь я пользуюсь временем, как они ушли в баньку…

Из письма А. С. Пушкина и А. Н. Вульф Алексею Николаевичу Вульфу 20 сентября 1824 г. из Тригорского

Более ста лет тому назад историк М. И. Семевский в газете «Петербургские ведомости» писал: «В Тригорском парке сегодня еще виднеются жалкие остатки некогда красивого домика с большими стеклами в окнах. Это баня; здесь жил Языков в приезд свой в Тригорское, здесь ночевал и Пушкин…»

«Отсюда, — вспоминает В. П. Острогорский в своем очерке „Пушкинский уголок земли“ (1899), — Пушкин с Языковым прямо спускались к реке купаться».

Туда, туда, друзья мои!На скат горы, на брег зеленый,Где дремлют Сороти студенойГостеприимные струи;Где под кустарником тенистымДугою выдалась онаПо глади вогнутого дна,Песком усыпанной сребристым.Одежду прочь! Перед челомПротянем руки удалыеИ бух! — блистательным дождемВзлетают брызги водяные!

Так вспоминает Н. М. Языков в своем стихотворении «Тригорское» златые дни, проведенные им здесь с Пушкиным и семьей Осиповых-Вульф.

Банька стояла на красивом месте над Соротью среди прибрежных нив и лип и некогда входила в центральную часть архитектурного ансамбля старого дома Вындомских-Вульф. Она погибла от небрежения последних хозяев имения много лет тому назад. Остатки ее были сфотографированы в начале нашего века; художник Максимов сделал с нее живописный набросок.

Несколько лет тому назад была произведена раскопка этого места. Материалы раскопки подтвердили рассказ старожилов деревни Воронич, что «банька была красивая, обшитая тёсом, на высоком каменном цоколе». В ней были две комнаты, разделенные сквозным коридором. В одной мыльня, с большой беленой печью-каменкой, в другой — большая светлая горница, со штукатуренными стенами, голландской печью, покрытой красивыми изразцами, с оконными ставнями внутри Дома. В доме было два крыльца: одно парадное, формами своими напоминающее традиционное крыльцо барских усадебных флигелей пушкинского времени, другое — черное, для хозяйственных нужд.

При проведении раскопок нашел я фрагменты различных бытовых предметов; глиняных кувшинов, горшков, бутылок, а также куски печных изразцов, оконные задвижки, дверной ключ…

В 1954 году мною, совместно с добрым моим другом, псковским художником-архитектором, ныне покойным, Алексеем Афанасьевичем Ларкиным, был разработан проект восстановления этого памятника. Этот проект и положен в основу тех работ, которые были начаты в 1975 году силами студенческого строительного отряда Московского государственного университета. Окончание восстановления баньки ожидается в 1977 году.

Скоро в этом памятном домике зазвучат по-особому стихи и письма Пушкина, обращенные к Алексею, Ан-нет, Зизи, Нетти Вульф, Анне Осиповой, к Н. М. Языкову — стихи и песни о любви, дружбе, товариществе, о «шумных пирах» тригорской молодежи.

О, где б судьба ни назначалаМне безымянный уголок,Где б ни был я, куда б ни мчалаОна смиренный мой челнок,Где поздний мир мне б ни сулила,Где б ни ждала меня могила,Везде, везде в душе моейБлагословлю моих друзей.Нет, нет! Нигде не позабудуИх милых, ласковых речей;Вдали, один, среди людей,Воображать я вечно будуВас, тени прибережных ив,Вас, мир и сон тригорских нив…

ТРИГОРСКИЕ ВАЗОЧКИ

Жизнь музеев Пушкинского заповедника не стоит на месте. Тот, кто приходит сюда во второй, третий раз, видит новые экспонаты, о которых ничего прежде не знал, не ведал.

Откуда же приходят эти «новые» вещи? Отовсюду и разными путями. Это и венец трудного поиска того, что прежде считалось утраченным, это и счастливый случай, и дар доброго человека.

Вещи имеют свою судьбу, иногда совершенно невероятную. Ведь бытовавшая некогда в Михайловском или Петровском вещь может очутиться в разных концах мира — в Бельгии или Нью-Йорке, Берлине или Риме. Например, считается, что все музейные экспонаты Михайловского, разграбленные гитлеровцами в 1941–1944 годах, пропали безвозвратно и навсегда. Но не так давно нам удалось обнаружить кое-что из пропавшего имущества… Теперь есть основания полагать, что в недалеком будущем мы найдем хотя бы часть увезенных фашистами пушкинских реликвий.

А сейчас мне хочется рассказать о нашей недавней находке.

Как известно, при жизни поэта дом Осиповых-Вульф был «полной чашей». В нем было всё, приличествующее хорошему «дворянскому гнезду» — прекрасное собрание редких книг, неплохая коллекция живописи, гравюр, литографий, предметы прикладного искусства — фарфор, хрусталь, серебро, мебель, бронза… К этому нужно добавить бережно хранимые хозяевами дома бытовые вещи и книги, связанные с памятью их великого друга — Пушкина.

После гибели поэта, смерти Прасковьи Александровны и ее сына Алексея Николаевича веши эти разлетелись по многим городам и весям Псковщины и России — во Врев, Малинники, Лысую Гору, Псков, Петербург, Москву… Часть вещей была отдана Прасковьей Александровной дочерям в качестве приданого…

Несколько лет тому назад я случайно узнал, что в Перми живет человек, у которого есть фарфоровые вазы из Тригорского. Удалось установить, что владельцем этих вещей является Борис Сергеевич Ляпустин. Дед его в дореволюционное время жил в Пскове, где состоял смотрителем губернского епархиального училища и председателем Псковского археологического общества. Начальницей училища была Прасковья Петровна Зубова, жившая при училище со своею престарелой матерью Ефимией Борисовной, урожденной баронессой Вревской — дочерью Евпраксии Николаевны Вульф из Тригорского.

У Зубовых в Пскове находился целый ряд разнообразных вещей из Тригорского, доставшихся Ефимии Борисовне по наследству. Незадолго до ее смерти в 1915 году дом Зубовых посетили родственница царя Николая II — великая княгиня Мария Павловна и сопровождавший ее художник В. В. Мешков, картина которого, изображающая дом и написанная в том же 1915 году, находится сегодня в экспозиции Тригорского. На память о встрече Ефимия Борисовна одарила гостей некоторыми реликвиями из Тригорского (чернильница, подсвечник, шкатулка, фарфоровый «тет а тет»). Часть этих вещей я в свое время видел у В. В. Мешкова в Москве.

Накануне Февральской революции умерла Ефимия Борисовна Вревская, и дочь ее решила покинуть Псков. Перед отъездом П. П. Зубова подарила Б. С. Ляпустину, большому другу семьи, две тригорских фарфоровых, итальянской работы вазочки, с живописным изображением птиц, порхающих бабочек и жуков.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});