Ката - дочь конунга (СИ) - Степанова Мария Игоревна

Маша сидела на широкой лавке, перебирала молодые листья щавеля, из которых потом сварят зеленые щи, слушала болтовню старой кухарки и думала о своем. То, что произошло между ней и Светозаром не было просто мимолетной страстью. Она чувствовала это, ощущала каждой клеточкой своего тела той ночью. Но, в таком случае, почему он теперь игнорирует ее? Возможно, Маша допускала и такой вариант, Светозар по каким-то здешним законам, не мог иметь отношения с ней, но хотя бы нормально общаться ведь мог! Но он упорно избегал даже встреч с ней, пропадая всеми днями в княжеском дворе. Она же сама признавалась себе, что влюблена, как последняя дура, и что в тот день, когда Светозар решит, с какой из знатных девиц связать свою жизнь, ей нужно будет исчезнуть из его жизни. Это она обсуждала еще с Катой, которая, как и в юности, верила каждому ее слову. Маша, как смогла, объяснила подруге временной феномен, когда два месяца для Маши превратились в двадцать лет для всех остальных.

— А если я перейду через проход, и окажусь на двадцать лет раньше? — рассуждала она, — или на двадцать лет позже?

Ката кивала, понимая страхи путешественницы во времени.

— Если твое время дырявое, как худое лукошко, так может тебе и уходить не надо? — Ката размышляла вслух, — а то приезжай ко мне, будем жить-поживать.

Тогда Маша отчаянно крутила головой отказываясь, сейчас же эта идея не казалась бредовой. Все равно она уже там, дома, все решила. А кроме этого, она вспоминала слова худенькой блондинки Симы о том, что когда-то она, Маша, придет к девочке Симе и расскажет о своих приключениях. Только когда это случится? И откуда она придет?…

— Ты, боярышня, ручки бы не марала, — покачала головой Еля, отвлекая Машу от размышлений, — и так, как девка-чернавка в подклети сидишь. Шла бы, погуляла…

— Не волнуйся, — улыбнулась Маша, — мне хорошо тут.

— Ну хоть узвару выпей, коли все равно сидишь, — Еля махнула подручной, та быстро принесла кружку покрасивее, Еля сама налила Маше горячий напиток, подслащенный медом. Узвар пах земляникой. Маша понюхала, вздохнула блаженно.

— Девки по росе собирали, — кивнула Еля, — много нынче ягод, это хорошо!

Выпив угощение, Маша вышла на крыльцо. Привыкшие видеть ее в хозяйственном крыле, работники поклонились и продолжили работу. Стесняясь своей привилегированности, Маша долгое время старалась поскорее скрыться с глаз почтительных работников. Потом привыкла, и только кивала чуть в ответ. На конном дворе было шумно, Маша услышала смех. Выйдя к изгороди она увидела Светозара, восседающего на своем жеребце. Красивый поджарый конь, по кличке Буян, обычно соответствовал имени и слушался только хозяина, остальных же еле терпел, позволяя ухаживать за собой. Сейчас он выступал короткой поступью, высоко поднимая ноги. Маша не сразу поняла, что происходит, а поняв, ахнула. Одной рукой Светозар держал поводья, а в другой… В другой руке, прижав к животу, мужчина удерживал полугодовалую дочь. Забава звонко смеялась, покачиваясь в крепких объятиях отца, няньки взвизгивали, глядя во все глаза то на коня, то на ребенка. Буян, понимая всю важность момента, вел себя чинно, и только всхрапывал, пугаясь детского визга. Первым порывом было подбежать, но Маша, пересиливая себя, развернулась и ушла в дом. Наконец-то он хоть что-то понял, одна хорошая новость за последнее время.

Вторая новость оказалась менее неожиданной. Краснея и путаясь в словах, Мал посватался к Пламене. Это было ожидаемо — только слепой не видел, какие взгляды он бросал на девушку, а она, чувствуя это, вспыхивала жарко и радостно. Светозар благословил молодых, обещая крестить первенца, свадьбу, по традиции, запланировали на осень, но уже сейчас парень мог появляться с подругой на людях, держа ее за руку, тем подтверждая свои притязания на рыжеволосую девчонку.

Маша почему-то очень радовалась. Наверное оттого, что сиротка, пригретый Катой, вырос в такого справного молодца, и что невесту выбрал подходящую. Смешливая болтушка Пламена отличалась от многих дворовых девушек ясным взглядом и осмысленностью действий. Очевидно, поэтому покойная боярыня приблизила к себе молодую служанку. Пламена ладила со всеми — от боярских детей до последнего кухонного раба.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

А Светозар все реже ночевал в собственном доме. Маша припоминала, как тогда, в прошлой жизни, она познакомилась с серьезным молодым боярским сыном, и он тоже почти не жил в собственных покоях, предпочитая княжескую гридницу. Тогда там его держала служба и она, Маша. Сейчас только служба.

Июнь, он же кресень, разноцвет, скопидом, хлеборост, закончился. Маша уже приноровилась к местным названиям и не впадала в ступор, как прежде, когда ей отчаянно не хватало часов и календаря. Оказалось, можно обходиться и без всего этого, хотя, говорят, на княжеском дворе какие-то заезжие гости на диво всем соорудили солнечные часы. Маша их не видела. Единственное, без чего она не смогла обходиться, это без общения. Точнее сообщений. Точнее, писем. Мальчишки — Владимир и Славомир Светозаричи удивились, но научили девушку письму, а Ратибор, хоть и усмехался, глядя, как братья обучают отцову гостью, но однажды преподнес ей церу — деревянную дощечку, покрытую воском, и металлическое писало. С этими приспособлениями дело пошло веселее, и совсем скоро Маша могла писать коротенькие записочки мальчишкам, которые доставляла верная Пламена. Игра в "письма" затянула многих, и даже Светозар, получивший однажды "письмо" от сыновей, хмыкнул, но ничего не сказал, зато верному старику-тиуну пришлось вспоминать грамоту, чтобы разбирать Светозаровы указания, изложенные на куске бересты. Но самым волнительным было ожидание ответа от Каты. Маша, посоветовавшись с Ратибором, с которым ладила гораздо лучше его отца, написала небольшое послание, которое запечатали и отправили в Ладогу вместе с княжеской почтой. Прошло почти три месяца, и Маша уже почти отчаялась, когда посыльный с княжеского двора доставил сундук. Внутри, среди мехов, тканей ярких расцветок, глиняной посуды и серебряных бокалов, лежал цилиндрик, в котором на тонко выделанной коже Маша радостно прочитала слова, написанные рукой Каты. Это было самое настоящее письмо! Позаботившись о подруге, Ката выслала несколько кусков пергамента, краску в тонкой бутылочке с плотно притертой крышкой и несколько кисточек из меха. Это был просто королевский подарок. На радостях Маша решила научить писать и Богдана, и как же она была удивлена, когда мальчик бойко нацарапал на цере свое имя.

— Я умею читать, — похвастался парнишка, — боярыня велела меня тоже учить, а писать выучил отец.

Какой из отцов научил его писать, Богдан не уточнил, да это было и неважно. Тогда Маша придумала другое. В подклети за кухней, где бабы хранили всякий хозяйственный инвентарь, маша однажды нашла краски. Ну как — нашла… Запнувшись об кувшин, она облила подол чем-то ярко-желтым. Служанки заахали, горюя, что белоснежная юбка, долго старательно отбеленая, ни за что теперь не отстирается. Оказалось, есть среди дворовых умелец, собирающий травы и делающий из них краски для ткани. Маша с любопытством расспрашивала молодого совсем парня, как он добивается разных оттенков, тот, морща лоб и почесывая разъеденные веществами руки, делился своим умением. Позже, глядя на испачканное платье, Маша удивлялась, насколько изобретательны люди. Краска была насыщенная, и ничуть не уступала по яркости красителям двадцать первого века.

— А рисовать умеешь? — спросила Маша мальчишку, и тот удивленно вытаращил глаза.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

В горнице хранилось много такого, чем Маша не пользовалась. Например большие прямоугольные пяльцы. Вышивку она только-только начала осваивать, втайне ото всех беря уроки у своей служанки, чем непомерно ее удивляла, поэтому решила пяльцы приспособить для другого. В тиски зажали кусок ткани, слуги принесли кувшины с краской, а вслед за ними прибежал и мастер, который причитал о том, что почти все его изделия крайне ядовиты. Дав взволнованному юноше обещание не пить, не обливаться и не дышать парами, Маша протянула Богдану тонкую кисть. Мальчик взял кисть, но что делать дальше, не знал.