Марусина любовь - Вера Колочкова

Никита спал. Раскинулся по большому дивану, уткнувшись лицом в подушку. Она потрясла его за плечо, проговорила громко:

– Эй, хватит спать! Вставай! Так всю жизнь проспишь!

– Ты чего, Марусь? – поднял он на нее удивленное помятое лицо. – Я же с ночного дежурства… Который сейчас час?

– Ничего, потом выспишься! Вставай, говорю! Разговор есть!

Она сдернула с него одеяло, потянула за руку, поднимая с постели. Он послушно опустил ноги на пол, потряс убито головой, потер лицо руками. Потом уставился на нее с тоской:

– Ну что случилось, Марусь? Объясни толком…

– Нет, это ты мне объясни, драгоценный мой муж Никита, – ты долго еще собираешься под маминой юбкой жить? Всю жизнь, да? Сознавать тоскливо, что на поводке ходишь, и ни разу не попытаться этот поводок перегрызть?

– А ты что, только для этого меня разбудила, да? – усмехнулся он грустно. – Могла бы и попозже свои риторические вопросы задать, если уж приспичило…

– И вовсе они не риторические! Я вполне серьезно тебя спрашиваю!

– Отстань, Марусь… Чего это на тебя нашло такое?

– Нет, Никит, не отстану. Не отстану! Я тут подумала – нельзя так жить… Конечно, я понимаю, Ксения Львовна тебе мать, и ты чувствуешь себя в ответе за все, и даже за это ее сумасбродство… Но ведь ты тоже человек! Тебе же тоже надо жить как-то! А ты не живешь, мучаешься и служишь ее надуманным психозам, служишь и мучаешься…

Она говорила громко, горячо и страстно, то отступая от него на шаг, то приставляя к самому его лицу пухленькую ладошку, и сама удивлялась невесть откуда взявшемуся в ней красноречию. Прямо как по писаному шпарит! И слова выскакивали такие нужные, четкие, емкие…

– … Ведь ты хочешь освободиться от этого поводка, я знаю, что хочешь! Не отвоевывать себе маленькие послабления, а жить так, как тебе самому нужно! Так возьми и сделай это! Прямо сегодня! Прямо сейчас!

– Как это – сейчас? Ты что задумала, Марусь? – взглянул он на нее с робкой надеждой.

– А вот я что задумала! – Как ловкий фокусник, она вытащила из кармана ключи и побренчала ими перед его носом. – Это ключи от твоей квартиры, Никита! Которую тебе бабушка оставила! Или ты будешь послушно ждать, когда мамочка продаст ее? Сожжет твой последний мост в другую жизнь? Подсунет тебе генеральную доверенность, ты ее и подпишешь… Ну, посопротивляешься, может, для собственного утешения, а потом все равно подпишешь…

– Так ты предлагаешь…

– Нет, я не предлагаю, Никит. Я категорически настаиваю. Сейчас мы соберем вещи и уйдем отсюда.

– Вот прямо сейчас? Сию секунду?

– А чего откладывать? Да, сейчас! Вставай, одевайся! Или всю жизнь так и будешь мучиться? Ведь ты хочешь уйти? Ну? Говори – хочешь?

– Да. Хочу. Я очень хочу, – помолчав немного, проворил он тихо. – Ты права, нельзя мне больше барахтаться в этой своей горестной зацикленности. Никак нельзя. Не могу больше. Но… Как же мама, Марусь? Она тут с ума сойдет…

– Не сойдет! Ну, помучается маленько, конечно. А потом привыкнет. Прихоть у нее не смертельная, просто вы ее сами вырастили, гуляя на поводке. Ничего-ничего, со временем привыкнет. Или других желающих на поводок заманит, если уж совсем невтерпеж станет… Вставай, уходим! Я вещи соберу… Где у вас чемоданы, Никита?

– Там, в кладовке, в прихожей…

– Так неси, чего стоишь!

– Ага… Сейчас…

Он ринулся в прихожую с такой резвостью, что Маруся только диву далась. И впрямь – как не хватает, бывает, человеку обыкновенного толчка в спину… Ведь нормальный, совершенно нормальный мужик, господи! И маменькиным сынком в полном смысле слова его не назовешь, а вот поди ж ты… Вздохнув, она принялась выкладывать на постель свои вещи из шкафа, отсортировывая их по ходу. Так… Все, что куплено Ксенией Львовной, она вообще не возьмет, здесь оставит… Все равно носить не будет! Чужое оно, дорогое и надменной ценой кричащее. У нее, между прочим, и свои вещи есть неплохие! Не зря ж они с матерью готовились, когда она сюда ехать собиралась, – все в лучших кокуйских магазинах было куплено, между прочим… Да и что вообще такое – эти вещи? Тряпочки, одежки всего лишь. Чего уж по ним так убиваться? А вот с Никитиными вещами как быть? Надо взять самое необходимое, что ему на первых порах понадобится, а потом купит… Нет, не купит, а они потом вместе купят… Вдвоем с Наташей…

Мысль эта резанула под дых прежней обидой, но она прогнала ее прочь. Потом, потом она эту обиду переживет. Сейчас главное – уйти отсюда…

– Ну чего ты копаешься, Никит! – с досадой окликнула она мужа, выплеснув заодно в этой досаде и свое короткое замешательство. – Давай складывай в чемодан вот это… И это…

Через полчаса они уже были готовы. Вынесли чемоданы в прихожую, натянули куртки… Лицо Никиты было напряженным и в то же время очень решительным. Вырвав из висящего на стене большого декоративного блокнота толстый глянцевый листок, он стал писать на нем что-то размашисто. Потом поднял на Марусю глаза, проговорил торопливо:

– Ой, чуть не забыл… Тебе же письмо пришло! На кухне лежит, на столе…

– Какое письмо? От кого письмо? – удивленно моргнула Маруся.

– Не знаю… От твоей мамы, кажется…

– От мамы? Да она сроду мне писем не писала… Мы ж недавно виделись…

Пройдя на кухню, она взяла в руки лежащий на видном месте конверт, подписанный и впрямь корявым материнским почерком. Хм, странно… Ладно, читать сейчас некогда… О-о-о… А вот и ключи во входной двери зашуршали… Ксения Львовна идет! Не успели, не успели… Ничего, это, наверное, и к лучшему! Лучше уж так, чем тайком сбегать…

Торопливо сунув конверт в карман плаща, она поспешила в прихожую, на ходу проговаривая громко и решительно:

– Ксения Львовна, вы только не удивляйтесь! Мы с Никитой решили уйти, раз так удачно его квартира освободилась!

Ткнувшись взглядом в лицо свекрови, она остановилась посреди прихожей, как будто налетела с разбегу на лезвие ножа. Но тут же заставила себя встрепенуться, затараторила с новой силой, не давая ей опомниться:

– … Как устроимся на новом месте, мы сразу вас в гости пригласим на чай с пирогами! Вы какие пироги больше любите? С луком и с яйцами? Или с капустой? А мы там ремонт сделаем, сами постепенно все купим и сделаем… И обои новые наклеим, и плитку в ванную… Я тут заходила в один магазин, так такие обои красивые! Голубенькие такие, в цветочек!

Пустые никчемные слова так и лились из нее потоком, разбавляя сгустившееся в прихожей пространство. Ксения Львовна смотрела на нее с ужасом, хватала ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, и не могла вставить в этот поток ни слова – слишком уж громко и напористо несла свою чушь Маруся. Хотя, если разобраться, какая же это чушь? Вовсе и не чушь… И в самом деле можно было и пирогов к приезду свекрови напечь, и ремонт с голубыми цветочками затеять при других нормальных жизненных обстоятельствах… Как все люди делают…