Феликс Дзержинский. Вся правда о первом чекисте - Сергей Кредов

Вероятно, увидел своими глазами и ужаснулся. К истории с письмом Дзержинского Серебрякову следует добавить финал для объективности.

…14 января нарком путей сообщения выступил с обращением к железнодорожникам Сибири:

«Продналоговая кампания в Сибири идет к концу. Хлеб и мясо подвезены к станциям для погрузки. Но задание республики по вывозке продовольствия из Сибири не выполняется. Хлеб ссыпается в колодцы из прессованного сена и, если его не вывезти, может загореться и запреть. В декабре грузилось и вывозилось меньше 20 процентов нормы. Опасность сгноить мясо на дороге заставила центр прекратить заготовку мяса. Рабочие и служащие железных дорог Сибири! От работы вашей зависит судьба всей республики. IX съезд Советов раскрыл перед страной бездну отчаяния голодающих Поволжья, где только один из десяти голодающих получает пока сколько-нибудь достаточную помощь; от вашей работы зависит накормить еще девять…».

Как почти всегда бывает с Дзержинским, выехав в командировку, он принимает решение задержаться. «Среди моих товарищей и сотрудников заметно желание вернуться поскорее, – сообщает он жене. – Их измучила непрерывная работа и оторванность от семей. Я должен был обратиться к ним с напоминанием, что Москва ожидает не нас, а хлеб от нас».

Нарком и специалисты из его группы формировали железнодорожные составы, обеспечивали ремонт путей, очистку их от снежных заносов. Лучших путейцев поощряли выдачей обмундирования, которое привезли с собой аж в четырех вагонах. За два месяца в Поволжье и промышленные центры Республики они отправили два с половиной миллионов пудов продовольствия. Меньше, чем предполагали, но все-таки.

В Сибири Феликс Эдмундович сделал для себя одно открытие. Оказывается, «буржуазные специалисты», с которыми он трудился в одной команде, могут работать не только качественно, но и самоотверженно, истинно по-большевистски. И не обязательно им для этого совать наган под ребро. Незадолго до возвращения он сообщал жене: «Мы сжились друг с другом… И я вижу, как здесь без комиссаров и специалисты становятся иными. Институт комиссаров у нас в НКПС уже изжил себя, и надо будет ликвидировать его поскорее».

Действительно, службу комиссаров, оставшуюся в НКПС со времен Гражданской войны, уже в марте 1922 года упразднили.

Поднять на должную высоту одну отрасль народного хозяйства, не развивая других отраслей, нельзя. В этом убедился «наркомпуть» Дзержинский. Пытаясь организовать производство средств транспорта, запасных частей, он часто бывает на металлургических предприятиях в Донбассе. К концу 1923 года Феликс Эдмундович считается специалистом в области металлургии, ключевой тогда отрасли промышленности. Поэтому его назначение на еще более важный хозяйственный пост не станет случайным.

Путевка в жизнь

Безусым юношей Феликс Дзержинский писал сестре Альдоне:

«Собственных детей я не мог бы любить больше, чем несобственных. В особенно тяжкие минуты я мечтаю о том, что я взял какого-либо ребенка, подкидыша, и ношусь с ним, и нам хорошо».

Думы о сыне, племянниках смягчали суровость его души. Из Московской губернской тюрьмы в мае 1916 года он обращался к «милому Ясику»:

«Я получил твои слова, которые ты мне послал с Губель, с высокой горы. Они, как маленькие птички, летели ко мне и долетели. Они теперь со мной в камере моей. Да, мой милый, когда я вернусь, мы пойдем и на еще более высокую гору, высоко, высоко, туда, где тучи ходят, где белая шапка снега покрывает верхушку горы, где орлы вьют свои гнезда. И оттуда будем смотреть вниз, и вся жизнь будет перед нашими глазами. Мы будем слушать всю музыку – и пчел, и цветов, и деревьев, и птичек, и звон колокольчиков, а потом дома будем слушать, как мамуся играет; а мы будем тогда тихо сидеть и молчать, чтобы не помешать, – только слушать».

Но то, что хорошо знали близкие Феликса Дзержинского, стало неожиданностью для многих его товарищей по борьбе.

В январе 1921 года нарком просвещения Луначарский в своем кабинете не без тревоги ожидал визита председателя ВЧК. О чем Феликс Эдмундович захотел с ним поговорить? Сейчас выяснится: опять кого-то в Наркомпросе заподозрили в связях с контрреволюционерами… Оказалось не то.

Дзержинский говорил торопливо и сбивчиво, как обычно в минуты волнения:

– Я хочу бросить некоторую часть моих личных сил, а главное – сил ВЧК, на борьбу с беспризорностью. Нужно создать при ВЦИК широкую комиссию, куда бы вошли все ведомства. Наш аппарат – один из самых четко работающих. Я хочу сам стать во главе этой комиссии.

Охрана детства – в ведении Наркомпроса. В комиссариате есть соответствующий отдел, который возглавляет Анна Елизарова-Ульянова, сестра Ленина. Луначарский обрадован: это замечательно! Еще одна структура займется спасением детей от беды. Тем более – такая мощная и авторитетная. Неожиданное сочетание, конечно: ВЧК и благотворительность…

27 января 1921 года при ВЦИК учреждается Комиссия по улучшению жизни детей. Дзержинского назначают ее председателем. В тот же день губернские ЧК получают перечень новых обязанностей чекистов. Отныне им полагается: информировать местные органы власти о состоянии детских учреждений и ситуации с беспризорностью. Контролировать выполнение декретов о питании и снабжении детей. Содействовать властям в подыскании зданий для таких учреждений, проведении ремонта, снабжении топливом. Транспортным ЧК – взять под защиту беспризорников на вокзалах и в поездах.

Известно, как военные люди реагируют на распоряжения, которые им не совсем понятны. Берут под козырек. Назначают ответственных. Начинают изображать деятельность, выжидая. Улучшать жизнь детей – тут нужно призвание, по команде с этим не справишься. Однако некоторые чекисты на местах действительно отнеслись к поручению Дзержинского с душой.

Что дело серьезно, вскоре почувствовал председатель Тамбовской губчека Левин. На него Феликсу Эдмундовичу пожаловалась местная власть. И следует уникальное в своем роде распоряжение:

«Занятый особотделом отремонтированный дом передать под детскую больницу, а также отведенные огороды. Вопрос улучшения жизни детей – один из важных вопросов республики, и губчека должна идти всемерно навстречу, а не ставить препятствия».

Сотрудников правительственного учреждения (более того: спецслужбы) выгнали из отремонтированного дома и передали его под детскую больницу – такое будет ли еще когда-нибудь?!

Дзержинский возглавлял Деткомиссию около двух лет. Ему пришлось заниматься переселением детей из голодающих губерний в более благополучные. Например, только из Поволжья на Украину, в Сибирь и в другие регионы во время голода сумели вывезти до 60 тысяч детей. К концу 1921 года в приютах, коммунах и подобных им учреждениях воспитывалось свыше полумиллиона бывших беспризорников. На эти нужды обычно передавались особняки, отобранные у «буржуев». В ноябре 1923 года Феликс Эдмундович ввиду занятости попросил освободить его от обязанностей председателя Деткомиссии. Эту должность занял нарком внутренних дел Александр Белобородов. (Да, тот самый, причастный к убийству царских детей в июле 1918-го в Екатеринбурге. Мороз по коже…)

Весной 1924 года в районе станции Болшево по Северной железной дороге под Москвой появляется первая в стране трудовая коммуна несовершеннолетних правонарушителей. Коммунары шьют обувь на собственной фабрике, строят дома, трудятся в ремонтных мастерских. Здесь самоуправление – охраны нет. Старшие воспитанники, «перековавшиеся», ездят в Москву и привозят с собой маленьких бродяг. Коммуна уже при жизни Дзержинского стала носить его имя.

А вслед за болшевским подобные учреждения начали появляться по всей стране. Под Харьковом местные чекисты на собственные средства создали еще одну коммуну имени Дзержинского. В ней трудился знаменитый советский педагог Антон Макаренко. После Гражданской войны в стране насчитывалось свыше пяти миллионов беспризорных детей. К середине 1930-х годов с беспризорностью в стране Советов было покончено.

К Дзержинскому в ОГПУ в 1925–1926 годах приходило множество писем от коммунаров и воспитанников детских домов. Некоторые фотографии в рамках стояли на его рабочем столе рядом со снимком сына Ясика. Феликс Эдмундович гордился этой почтой.

Поздний вечер 1921 года. Холодно. Председатель ВЧК (а в тот время и нарком путей сообщения, и нарком внутренних дел) направляется в машине в свой кабинет на Большой Лубянке. На Мясницкой улице приказывает шоферу Тихомолову остановиться. Подходит к одному из котлов, в которых днем варят асфальт, вытаскивает оттуда трех беспризорников. Везет их в здание ВЧК. Через несколько часов шофер, отвозя Феликса Эдмундовича домой, интересуется у него: что с ребятами? Слышит ответ:

– Отвел в свой кабинет, накормил. Они согласились пойти в детский дом, а сейчас спят в одной из комнат ВЧК.