Ок-но - Максим Дегтярев

Ну как можно не договориться с человеком с такими обаятельными глазами!

— А улики? — спросил я.

— У нас их пока нет. Но вы поищите, поищите как следует, вдруг что-нибудь и найдется.

— Да, — со вздохом согласился я, — улики сами собой никогда не появляются — в отличие от неприятностей. Я вас правильно понял?

— Надеюсь, что да. Голова не болит?

— Болит, еще как! — ухватился я за последний довод в пользу задержки. — Транспортировку в Канале она не выдержит.

С десяток минут мы спорили до которого рейса заживет моя голова. Мы говорили о ней, как о неком отдельном от меня предмете, и кончилось все тем, что Зейдлиц предложил мне уехать шестичасовым рейсом, а голову мою он пришлет, как только она окончательно выздоровеет — завтра или послезавтра — как доктор скажет. Делать было нечего, я согласился на полную транспортировку шестичасовым рейсом.

10. Возвращение на Фаон

«Приехали», — сказал автопилот, подвесив флаер-такси в четырехстах метрах от земли и десяти метрах от крыши термитника — гигантского многоквартирного дома, где я снимаю двухкомнатный блок с окнами на озеро, расположившееся в самом центре Фаон-Полиса. Допуск на стоянку на крыше включался нажатием кнопки на брелке с ключами от служебного «Мак-Ларена». Ключи «Мак-Ларена» я гордо бросил на стол Шефу, отправляясь (как я полагал) в бессрочный отпуск.

Не установили ли в мое отсутствие тут зенитную пушку, задумался я. Была такая идея у одного из жильцов, чье парковочное место регулярно занимал какой-то неопознанный флаер. «Ни за что», — ответил автопилот на мои понукания. Сдавшись, я велел парковаться внизу. Для того, чтобы подняться на сто тридцатый этаж на лифте, пульт с ключами от «Мак-Ларена» не потребовался.

Ага, она вернулась, подумал я, когда еще из прихожей заметил желтую салфетку на кухонном столе. Татьяна любит писать записки на салфетках. С разочарованием обнаружил, что это моя собственная записка, подтверждающая раздел имущества. Я и забыл, что писал ее. Имущество, взятое с собой, было тут же водворено на место, записка — порвана в клочья.

Домашний видеофон заголосил полицейской сиреной — несомненно, предотъездная шутка Татьяны, любившей запланированные неожиданности. Вместо инспектора из авианадзора на экране возникла Яна.

— Как отпуск? — спросила Яна, радостная до невозможности.

— Отлично! — ответил я и по неосторожности слишком близко наклонился к видеофону. Штукатурка для синяков, которую мне намазал гэпэшный фельдшер, облетела при посадочных перегрузках, а намазанная им же заживляющая мазь оказалась дешевой подделкой и ни черта не действовала.

— Откуда синяк? — Радости как ни бывало. Синяк вступал в противоречие с моим предыдущим ответом.

— Помнишь, как мы с Шефом поцапались перед отпуском? (Осторожный кивок). Синяк еще с тех пор.

На Янино личико вернулась радость. Хорошо, думала она, когда и деньги и синяки остаются в семье.

— Прилетай, — сказала она, — в три часа Ларсон будет читать лекцию на тему "Ростки алеф-измерения или куда делись шефовы пилюли от насморка ".

— Есть вариант, что виновато алеф-измерение?

— В этом заключена главная интрига. Прилетай.

— Хотел выспаться до завтра…

— Вот на лекции и выспишься.

Стерев Яну, экран превратился в серое зеркало. Я посмотрелся: синяк, хоть и не синий, но вполне различимый.

После душа я перемерил все темные очки, что сумел найти в доме. Синяк под глазом смогла скрыть только плавательная маска. Если прийти в Редакцию в маске, то скажут, что я опасаюсь разделить судьбу Нимеша, хлебнувшего с Виттенгером и воды и горя. Но услышать, что «Ильинский опять пропускает с правой», мне тоже не хотелось. В Татьяниных вещах (салфетка не была ею завизирована, следовательно, все имущество снова общее) я нашел какой-то тональный крем. В искусственном свете он показался мне бледно-телесным.

Охранник на проходной ничего не сказал, потому что освещение на проходной было искусственным.

— Ой, Федр, привет, а мы так ждали, так ждали… — завосклицала Яна, как бы подавая пример стоявшему позади нее Шефу. Шеф сморщил щеки. Впрочем, он всегда так улыбается.

— С возвращением в нашу… эээ… обитель, — сказал Шеф, не двигаясь с места. — Мы их накажем, — добавил он, указывая на замазанный синяк.

— Кровью смоют, — пригрозил я.

Яна взяла меня за руку, подвела к окну и попросила наклониться. Я наклонился и подул на отросший ежик, не так давно пришедший на смену более светлому хвостику с ленточкой.

— Перестань, щекотно… — Отстранившись, она принялась осматривать синяки. — Постой здесь, я другой принесу, — сказала она и на две минуты исчезла. Вернулась с бежевой баночкой. На этикетке красотка целлулоидной красоты томно улыбалась и тянула толстые губы.

— Ты этим пользуешься?! — Я удивился полному несходству Яны и смуглянки с банки.

— Из вещьдоков осталось. Помнишь процесс Липски против Липски?

— Адюльтер с отягчающими?

— Ага… стой, лепрозорец, не дергайся…

— Холодный!

— В холодильнике хранили. Но все же лучше, чем крем для обуви…

— Да, но благоухал-то он что твой ланком!

— Для итальянской обуви. Там же наверняка было написано, или ты по-итальянски не читаешь?

— Уно моменто, секонда пентата и это… терца с перцем.

— Не крутись, полиглот…

Закончив мазать, Яна предложила посмотреться в зеркальце из косметички.

— Нормально. Буду всем говорить, что это тень от носа. У тебя нежные пальцы, а у меня еще два синяка, вот здесь и здесь… — я показал на бедро и ниже.

— Пинки под зад лечит Ларсон. На твоем месте, я бы постеснялась демонстрировать столь унизительные для мужчины повреждения.

— Там был один карлик, он подкрался сзади.

— Ну так тем более — к Ларсону. Иди, поздоровайся с ним, он тебя больше всех ждал, — и она потащила меня в лабораторию.

Ларсон стоял позади полутораметрового стеллажа с аппаратурой, спиной к нам.

— Привет, Хью, как дела!

— А, приехал, наконец! — Его плечи сделали пол оборота, лохматый затылок, между тем, остался на месте.

— Хью, повернись лицом, это же Федр! Ты что, не хочешь с ним разговаривать?

Яна следила за моей реакцией.

— Хью, шея не болит? — спросил я.

Ларсон, похоже, сам был в недоумении. Он крутился на одном месте, но голова оставалась повернутой к нам своею лохматой частью. Наконец, громко чертыхнувшись, он схватил себя за волосы и рывком снял голову. На ее месте, как я и ожидал, оказалась запасная и в то же время основная голова.

— Никак не удается настроить, — пожаловался он. — Кроме затылка, ни черта не показывает.

Яна посмотрела на меня с удивлением:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});