Круто! Как подсознательное стремление выделиться правит экономикой и формирует облик нашего мира - Анетт Асп

Это было не первое эссе такого рода. Анатоль Бройяр написал для Partisan Review свой «Портрет хипстера» десятью годами ранее. Однако Мейлер, будучи жителем Гринвич-Виллиджа, был знаком с куда большей свободой и сосредоточился в своем тексте на образе хипстера[49] как белого мужчины из среднего класса. В его эссе битники представали скорее как носители определенного образа жизни, чем как литературное движение, а предложенные гендерные роли имели мало общего с изображаемыми в произведениях битников-писателей. Эссе Мейлера местами доходит до гротеска в грубых расовых стереотипах, перегружено лексикой, которая теперь кажется безнадежно устаревшей, намеренно наполнено похотью и безумием, однако его очень часто включают в антологии прозы XX века. Оно оказалось пугающе пророческим в отношении многих тенденций бунтарской крутизны и общественных перемен, тогда еще скрывавшихся за горизонтом.

Крутизна как оппозиция

В своем эссе Мейлер ставит читателя перед жестким выбором: принять хипстерское бунтарство или умереть медленной мучительной смертью, оставшись в рамках конформизма. Вот, к примеру, один пассаж:

Ты либо хипстер, либо добропорядочный (альтернатива, которую начинают постигать все новые поколения, вступающие в мир американской реальности), ты либо бунтарь, либо конформист, либо пионер, прокладывающий собственную тропу на диком Западе американской ночной жизни, либо пленник добропорядочности, как тисками придавленный тоталитарными наростами на теле американского общества{268}.

Бунтарь Мейлер имел в виду вовсе не заурядное несогласие. Его модель бунтаря психопатична. Мейлер утверждал, что она служит провозвестником того типа личности, которому в будущем предстоит доминировать в обществе. Это радикальный нонконформист, жестокий и сексуальный изгой, аморальный и не отягощенный совестью. Такая личность представляет собой некую смесь богемного прожигателя жизни, малолетнего преступника и чернокожего джазмена, с которыми Мейлер часто встречался в Нью-Йорке. По его словам, «негр не мог не познать на себе всю ту моральную опустошенность цивилизованного бытия, которую люди порядочные именуют только аморализмом, злом, нравственной черствостью, садизмом, коррупцией духа, саморазрушением»{269}. Хипстеры стали американской версией экзистенциального героя, восставшего против принятых средним классом амбициозных и материальных ценностей. Они окунулись в спонтанный, беззаботный, полный секса и наркотиков «негритянский» мир.

Это было не просто богемное отрицание буржуазных традиций. Такая оппозиция основывалась на куда более разрушительной идее о том, что цивилизация сама по себе представляет род безумия, что массовое общество пятидесятых создало особенно губительную для разума ситуацию и что единственный способ избежать заражения этой душевной болезнью – бунт против общества. Первый элемент такого видения мира восходит к одному из наиболее пагубных произведений, когда-либо написанных человеком, – «Недовольству культурой» Зигмунда Фрейда[50]. Основная идея Фрейда была такова: человеческая природа, управляемая силами разрушения, жестокости и сексуальности, по сути своей антисоциальна. Фрейд пишет: «Наша культура в целом построена на подавлении инстинктов. Каждый человек вынужден поступаться какой-то частью того, чем владеет, частью ощущения всемогущества, частью агрессивных или мстительных наклонностей своей личности»{270}. Культура – это инструмент принуждения, созданный для контроля таких наклонностей. Однако она способна лишь перенаправить, но не полностью уничтожить их в человеке. Например, через сублимацию культура переводит сексуальную энергию в общественно приемлемую форму, а именно продуктивный труд. Цивилизация также может подавлять инстинкты и мешать их проявлению. Однако энергию либидо так или иначе необходимо выпускать. Она может находить путь наружу через нарциссические «неврозы» мегаломании или депрессии, психосоматические заболевания, фобии, обсессивные и компульсивные расстройства и т. д. Взгляды Фрейда особенно опасны в отношении многих душевных заболеваний, которые, как он считал, вызываются «комплексами», порожденными подавлением сексуальных и агрессивных желаний на протяжении всей жизни человека, начиная с раннего детства (в настоящее время эти теории Фрейда не принимаются большинством специалистов){271}.

Во времена фашизма и Второй мировой войны фрейдистское понимание культуры как источника неврозов породило целую волну доморощенных критиков массового общества с позиций психоанализа. Влиятельной работой начала этого периода стало «Бегство от свободы» (1941) Эриха Фромма[51]. Фромм утверждал, что люди бегут от ответственности и неопределенности, которые несет с собой свобода, подчиняясь авторитарному правлению, тем самым как подстраиваясь под общий порядок, так и навязывая его окружающим (вспомните об ориентации на доминирование в сообществе). К пятидесятым годам все больше социальных критиков начали проповедовать идею о том, что массовое общество создает неполноценную личность. Некоторые мыслители, например Уильям Уайт в своей работе «Человек организации» (1956), говорили в первую очередь о том, что массовое общество порождает смертельно опасный конформизм. Иными словами, общество создает потребности, вкусы, мечты и предпочтения, которые двигают вперед систему массового производства и, соответственно, массового потребления. Вне зависимости от того, будут ли подобные склонности человека врожденными или навязанными, результат одинаков: подражание ведет к имитации, массовому стремлению к одним и тем же вещам. Массовое потребление – это конформистское потребление, тупое, однородное и мрачное. (Логика массового потребления требует такого единообразия, что прекрасно иллюстрирует знаменитая фраза Форда о том, что вы можете выбирать любой цвет его «Модели Т», пока он остается черным.)

Холодная война также стимулировала тревожные сравнения массового общества с тоталитарным. Несогласные личности представляли угрозу как для первого, так и для второго, – и оба нуждались в подавляющем контроле над индивидуальностью. Критика массового общества в те времена процветала, невзирая на тот факт, что это был период значительного экономического роста, который привел к беспрецедентному повышению уровня жизни. Изобилие стало представлять проблему, породив вопрос о том, действительно ли Америка продала душу за материальное благополучие. Общую логику таких рассуждений можно проследить от пятидесятых годов до настоящего момента: от развенчивания ценностей массового общества и конформизма до идей о том, что консюмеризм – результат инфантилизации вкусов, а также страха перед глобализацией, которая грозит сделать из нас всех неотличимых друг от друга потребителей.

Мейлер с оглядкой на Фрейда утверждает, что современные темпы жизни оказывают на нервную систему такую огромную нагрузку, что сублимация уже не способна должным образом «подгонять» личность под его стандарты. Так как конформизм через сублимацию более невозможен, он будет существовать, только убивая наши внутренние стремления. Поэтому конформизм массовой культуры пятидесятых состарил и обеднил дух, что означало, что человек «выучивается приспособлению к тому, что ненавидит, так как утратил саму интенсивность чувства ненависти»{272}. Конформизм разрушает духовность и превращает людей в бесчувственные автоматы. Такие взгляды в то время были уже достаточно широко распространены, но Мейлер делает следующий шаг, превращая свое эссе в несколько эксцентричное, но тем не менее весьма убедительное утверждение идеи бунтарской крутизны.

Мейлер спрашивает: что должен сделать человек, чтобы избежать медленной смерти в плену конформизма? Ответ он находит у любопытного криминального психолога, гипнотерапевта и писателя Роберта Линднера. Линднер, с которым Мейлер был в большой дружбе, в пятидесятых был восходящей звездой социальной критики, но скоропостижно скончался от сердечной недостаточности в возрасте сорока одного года, и сейчас его имя почти забыто. В 1944 г. Линднер выпустил в свет книгу «Бунтарь без причины», которая, несмотря на название, имела мало общего с фильмом, где сыграл Джеймс Дин. Это исследование психопатии, основанное на сеансах гипнотерапии, которые Линднер проводил с заключенными. К пятидесятым годам у него выработалось серьезное недоверие к идее о том, что целью психотерапии должно быть появление личности, хорошо адаптированной к жизни в обществе. Называя такую адаптацию главным мифом своего времени, Линднер говорит о том, что психологи и психиатры стали инструментами поддержания тоталитарного статус-кво{273}. Идеология психологической адаптации создала конформистскую культуру, которая, в свою очередь, непреднамеренно породила огромное количество психопатов. В двух своих популярных книгах, «Рецепт на бунт» (1952) и «Должны ли мы покориться?» (1955), Линднер утверждает, что фундаментальной причиной таких болезней социума стал тот факт, что в нас присутствует «инстинктивное стремление к бунту», подавляемое конформистским массовым обществом и индустрией психоанализа, превращающей людей в винтики.