Гилгул - Иван Сербин

– Постойте-ка, – остановил эксперта Костя. Он, стараясь держаться уверенно и твердо, даже насмешливо, невольно сбивался на вопросительно-просящий тон. – Если эта книга ничего не стоит, за что же вы предлагали мне кучу денег?

– Позвольте, разве я сказал «деньги»? – спросил эксперт, снова присаживаясь. Артистический талант его не имел границ. – Не-ет. Речь шла не о деньгах. Я предлагал вам мечту! – Он поднял палец. – Слышите? Мечту! Самую главную. Самую желанную. Самую чудесную. Меч-ту! – повторил он, и слово прозвучало перезвоном серебряных колокольчиков.

– Мечту, – повторил Костя. – За книгу?

– Отнесите ее своему приятелю, пусть поставит на полку и сдувает пыль по пятницам. Она не заинтересует никого, кроме фанатиков-букинистов. Да и то не всех, а только самых неопытных.

– Ну, допустим, я бы согласился. И… что? Что я должен был бы сделать, чтобы… – Костя даже побледнел от волнения. Слова давались ему с трудом. – Ну… Чтобы…

– Чтобы сбылась ваша мечта? – помог эксперт.

– Да.

– В сущности, ничего. – Толстяк победно откинулся на стуле. – Один крохотный пустячок. Не волнуйтесь. Вам это не будет стоить ровным счетом никаких усилий. Но вы же взрослый, рассудительный человек и должны понимать: ничто в этом мире не дается даром. За все приходится платить. Только одним очень дорого, а другим, – вот как вам, например, – сущие пустяки. И никакого криминала.

– Даже не знаю. Так странно все…

– Ничего странного. Просто практичный подход. Так что? Согласны?

– Ну, если это серьезно… И если действительно не будет никакого криминала… Согласен. Конечно. Разумеется.

– Но учтите, – предупредил его эксперт. – Если вы согласитесь, обратного пути не будет. Благодарность может не знать границ, – многозначительно добавил он и тут же оговорился, – но и наказание за отступничество будет суровым. Преданность и искренность всегда открывали перед умными людьми блестящие, просто сказочные перспективы. Кто знает, может быть, и до самых «небес» дорастете. Станете начальником всей московской милиции, а то и министром МВД. – Костя улыбнулся смущенно. На лице его застыло то самое выражение радостного детского ожидания, с которым ребенок входит в магазин игрушек. – Все зависит от преданности и только от нее. Впрочем, что я вам рассказываю. Сами все увидите. Итак, – эксперт стал серьезным, – вы согласны?

– И… начальником управления? – спросил Костя. – Даже не верится, что все так просто.

– Не сразу, конечно, а, скажем, в течение года, чтобы не возбуждать ненужных кривотолков. А через день, как аванс, начальником отдела. В качестве подтверждения серьезности намерений.

– Ну да, – согласился Костя и смутился еще больше. – Конечно. Чтобы не возбуждать… Но все равно не верится.

– А вы проверьте. В конце концов, чем вы рискуете? – ухмыльнулся тот.

– Ладно. Я согласен, – торопливо пробормотал Костя. – Что я должен буду сделать?

– Для начала, – эксперт снова запустил руку в карман халата и достал крохотного божка из слоновой кости. – Помолитесь сегодня вечером.

– В каком смысле? – не понял Костя.

– В прямом. Помолитесь.

– У вас что, секта, что ли, какая-то?

– Зачем? Не секта, а самая обычная церковь. И, кстати, – эксперт наклонился вперед и вдруг спросил жестко и требовательно, глядя Косте в глаза: – Вам-то лично не все равно? Секта – не секта. Вы хотите стать начальником управления или нет?

– Хочу, – твердо ответил Костя, подумав: а действительно, не все ли ему равно? И добавил: – Только я… ни одной молитвы не помню.

– Ничего страшного. Не помните и не надо. Просто обратитесь к Господу. Только искренне обратитесь, – и потряс пухлым пальчиком. – Смотрите, искренне. Мы все равно узнаем.

– Хорошо, – согласился оперативник. – Помолюсь. Искренне.

– Тогда возьмите. – Эксперт сунул ему в ладонь божка. Костя торопливо сжал пальцы и почувствовал тепло, идущее то ли от божка, то ли от слоновой кости. – А завтра к десяти утра приходите вот по этому адресу. – Толстяк в третий раз запустил руку в карман и достал крохотную визитку с выдавленным на ней адресом. – Только не говорите об этом никому. Вы поняли?

– Почему?

– Людей много. И у каждого есть заветная мечта, а Бог – он не Фигаро. На всех, знаете ли, не наработаешь. Кстати, вдруг кто-нибудь из ваших же коллег тоже захочет стать начальником управления? Как тогда? Кого из вас предпочесть? А таких немало, уверяю вас.

– Я никому не скажу, – решительно пообещал Костя и спрятал карточку в нагрудный карман пиджака.

– Вот и все. – Эксперт улыбнулся и развел руками. – Добро пожаловать в наше маленькое сообщество. Приходите завтра, не пожалеете. С такими людьми познакомитесь… – Не переставая улыбаться, он закатил глаза и прищелкнул языком, а затем поднялся со стула. – Ну, а теперь пойдемте, посмотрим учетную карточку, которой вы интересовались, а заодно и насчет книги поговорим…

***

От библиотеки Саша повернул не направо, к метро, а пошел по Арбату в сторону Смоленской площади. Раньше он любил гулять. Прогулки позволяли ему спокойно сосредоточиться, собраться, подумать. Но то было раньше. Раньше он много чего любил делать. Теперь же все, что происходило с ним до вчерашнего дня, казалось пустым и никчемным. Работа? Кому нужна его работа? Действительно ли стоило лечить тех, кого он лечил? Слышали голоса? Гилгул, Гончий, тоже слышит их время от времени. Давайте запрем его в больницу и накачаем аминазином до такой степени, чтобы отупел, превратился в клинического идиота. Пусть занимается бухгалтерией на каком-нибудь госпредприятии. Саша кувыркался во времени, рывками перемещаясь в пространстве. Он словно прыгал через ступеньку. Кувырок – «Пентагон». Следующий – ресторан «Прага». Третий – гастроном «Новоарбатский». Без промежутков, смазанно. И на очередном кувырке налетел на кого-то, ударился всем телом. Пробормотал торопливо:

– Извините.

– Спишь, что ли, на ходу, братан? Так ты глаза-то разуй, – не без раздражения ответил ему чей-то голос.

– А то на неприятности налетишь и сам не заметишь, – поддержал второй. И оба засмеялись.

– Извините. Саша раскрыл пошире глаза и тряхнул головой, отгоняя клубящуюся в голове туманную хмурь. Действительно, словно уснул на ходу. Поднял взгляд и невольно затаил дыхание. Их было двое. Молодые, – лет по двадцать пять, не больше, – в хороших дорогих костюмах. Из-под расстегнутых воротников рубашек ядовито выползали золотые цепи. На руках золотые же браслеты, на пальцах – тяжеленькие, сытые перстни. Тот, что пониже, держал сотовый телефон. Оба смотрели на него. Низенький неприятно улыбался. Тот, что повыше, был исполнен серьеза, глядел внимательно, изучающе. Саша узнал их. Золотые кресты были наперстными знаками левитов, – Саша различал это даже сквозь ткань дорогих рубашек, – на лицах застыла печать Дэефета – благословленной, осознанной исключительности и права отлучения от жизни. Саша видел пульсирующую в их телах черноту, но это была не боль, как у Аннона. Нет, здесь было другое. Их чернота вбирала чужую боль, чужую смерть, питалась ею. Во все времена эти люди назывались по-разному. Но по сути оставались теми же, кем были. Всегда. Из года в год. Из века в век. Их задача – внушать страх и страхом приводить к вере. К Га-Шему. Они видоизменялись, но никогда, никогда не исчезали совсем. Каста левитов. Исключительных. Черные фигуры на улицах ночного Иевус-Селима. Левиты выполняли свое предназначение. Они выполняют его и теперь. Можно было позвать на помощь, но стоящий шагах в тридцати милиционер понятливо отвернулся. Он пользовался незыблемым правилом, прошедшим через века: городская стража не имеет права вмешиваться в дела левитов. Саша невольно оглянулся. Церковь. Не действующая, но когда-то она освящалась. Наверное. Не вполне осознавая, что делает, он опустил руку в карман грязного пальто. В нем имелась специальная прорезь, благодаря которой можно было, не задирая полы, достать что-либо из пиджака или кармана брюк. Оба широкоплечих заметили его движение и дружно сунули руки за отвороты пальто и пиджаков. Глаза их сузились. Первый смотрел Саше в лицо. Второй быстро оглядывал Арбат. Саша вдруг понял, что через секунду его убьют. Застрелят. Он упадет прямо в грязную лужу, что безбрежно раскинулась за спиной, и кровь его смешается с дождевой водой. Честно говоря, Саша даже обрадовался тому, что умрет. Совершенно искренне. Все закончится. Во всяком случае, теперь. А в следующую секунду Саша совершенно точно понял, почему Гончий стремился выполнить свое предназначение каждый раз, когда приходил в мир. Он просто очень устал. Очень. И он не хотел рождаться снова, чтобы потом снова умереть. Он хотел успокоиться раз и навсегда. Это не вечная жизнь. Это вообще нельзя назвать жизнью. Умирая, он хотел знать, что уже не родится вновь и что никогда больше в его дверь не постучит Ангел и не скажет: «Пора, Гилгул. Время». И что настоящее никогда больше не будет распято на кресте прошлого. И ему не придется корчиться от боли, вспоминая все, что он сделал когда-то. Ангел сказал, что Гончий обманул боль? Он ошибся. Боль нельзя обмануть. Гилгул наивно надеялся сделать это, но в результате обманул лишь самого себя. Саша сгреб в кармане мелочь, вытащил руку и принялся со вселенской сосредоточенностью дегенерата пересчитывать монетки. Оба широкоплечих изумленно уставились сначала на его руки, а затем на лицо, точнее, на шевелящиеся беззвучно губы. Затем низкий хмыкнул, гыкнул громко и заржал от души, весело, заодно вынимая руку из-под пальто. Второй же цыкнул зубом, покачал головой и пробормотал: