Спасти президента - Лев Гурский

Бинокль? Нет, видеокамера!

Кто-то, сидя в «рафике», исправно фиксировал на пленку наш совместный выход из подъезда — мой и Козицкого. Теперь я ясно различал в щели ободок объектива.

Референты Паша с Петей в свое время прошли спецподготовку, но за месяцы административной работы в предвыборном штабе подрастеряли важные навыки. Их резкий бросок к фургончику не достиг цели. Почувствовав опасность, «рафик» неожиданно сорвался с места и, хлопая открывшейся боковой дверцей, пустился наутек. Я хорошо рассмотрел долговязого типа с видеокамерой на плече. И еще кое-что я заметил...

— Павел! Петр! — позвал я референтов, которые бросились было следом за машиной.

Оба моих помощника, красные, злые и виноватые, с полдороги вернулись ко мне. Им было ужасно стыдно своего непростительного недогляда. За такие промахи положено объявлять о неполном служебном соответствии, оба про это знают. Когда все закончится, каждому лично влеплю по выговору. И себе заодно.

— Погоня отменяется, — сурово объявил я обоим. — Пешком вам их все равно не догнать, а на автомобиле — уже опоздали. Дайте мне телефон.

— Вызываем вертолет, Болеслав Янович? — догадался Паша, протягивая мне трубку с антенной.

Он наверняка заподозрил, что его начальник вошел во вкус и отныне станет перемещаться в Москве исключительно по воздуху. Картинка: Глава администрации Президента на ручном «Белом Аллигаторе» совершает ежедневный облет своих владений. Да еще под музыку Вагнера, как в знаменитом американском фильме. Вот маразм-то будет!

Я помотал головой, взял мобильник и стал набирать номер. На этот раз вместо вертолета можно обойтись обычным телефоном. Судя по эмблеме, замеченной мною в последний момент, фургончик был не бесхозный.

Он принадлежал телецентру «Останкино».

Ну, Полковников!.. — мрачно думал я, прислушиваясь к гудкам.

29. ДИРЕКТОР «ОСТАНКИНО» ПОЛКОВНИКОВ

После второго раза я про себя загадал: если смогу три раза подряд, то сегодня на работе больше не будет никаких происшествий. Ни маленьких, ни больших.

Откровенно говоря, я при этом немного смухлевал, сыграл с Фортуной в поддавки. Аглая оказалась такой идеальной партнершей, что с нею я смог бы и трижды, и четырежды без всяких усилий. Мысленно я поздравил себя с замечательным приобретением, а экс-начальнику Александру Яковлевичу принес глубокие соболезнования по случаю безвозвратной потери. Я припомнил, с какой скорбью в глазах наш старик расставался с рабочим кабинетом. Да уж, ему было что терять помимо руководящего кресла...

К примеру, он лишился вот этого руководящего стола рядом с креслом — просторного, как взлетно-посадочная площадка, и гладкого, как каток. На столе, представьте, бывает уютно не только телефонам, папкам с бумагами и вазой с букетом цветов. Если убрать все ненужное, то здесь найдется много свободного места и для другого. Сколько ритмичных телодвижений мы тут уже насовершали — и хоть бы одна заноза! Умели у нас в былые времена полировать рабочие столы, грех жаловаться.

— Вам так удобно, Аркадий Николаевич? — предупредительно шепнула Аглая. Два горных отрога ее безупречного бюста, нависшего надо мною, были самым заманчивым пейзажем, какой мне когда-либо доводилось видеть. Теперь понимаю чувства альпинистов у подножья Памира. Хочется скорее лезть вверх и водружать древко.

— Удобно-удобно, — отозвался я, обеими руками неторопливо взбираясь по склонам. — Ты прелесть. Ты лучше всех.

В мыслях я уже произвел кадровые перестановки среди своих женщин. Алла сдвинулась на второе место, Вика — на третье, а Наталью я и вовсе отправил в отставку. Все равно мне в ней никогда не нравились три золотых передних зуба. Известно ведь, что золото вкупе с цифрой «3» приносит удачу лишь Тельцам, рожденным в Год Дракона, а я даже не Телец. К тому же это выглядело довольно глупо: как будто целуешься с открытым банковским сейфом. Всякий раз мне чудилось, что после каждого нашего свидания Наталья тайком проверяет сохранность золотого запаса... Все, никаких драгметаллов!

— Вы мне тоже очень нравитесь, Аркадий Николаевич, — нежно прошептала Аглая, и я почувствовал, как напряглись обе Джомолунгмы в моих альпинистских ладонях. Ясно, что программу-минимум я выполню и перевыполню. Пару минут передышки — а затем я вновь, как пионер, готов буду водрузить свой стяг еще раз. И еще много-много раз.

— Ты великолепна, — сказал я, пробуя на ощупь склоны гор и собираясь с силами для нового победного восхождения.

— Вы неистощимы, Аркадий Николаевич, — по-кошачьи замурлыкала в ответ Аглая.

Из всех возможных комплиментов это был сейчас самый своевременный. Умная Аглая словно бы догадывалась о моем интимном пари с госпожой Фортуной...

— Постой, а почему ты еще со мной на «вы»? — вдруг удивился я. — Правда, мы на брудершафт не пили, но после этого сам Бог велел перейти на «ты».

— Как тебе больше нравится, — нежно отозвалась Аглая и погладила меня по щеке. От руки ее пахло молоком и медом. То есть, конечно, французскими духами с тонким запахом молока и меда. — Я просто подумала, что, может быть, вы... что ты захочешь соблюдать дистанцию...

— Вздор! — решительно возразил я, вдыхая библейский аромат. — Никаких дистанций. Чем ближе к телу, тем толще карма. Так говорил Заратустра.

— Поняла, — голосом послушной гимназистки произнесла Аглая. Без очков она выглядела лет на пять моложе: уже не девочкой, но еще не мадам. Самое то. — Как же вас... как тебя лучше называть? Аркашей? Ариком?

Я попробовал на вкус оба слова, особенно последнее. Ни одна из моих прежних женщин не звала меня Ариком. Свежо и оригинально. Жаль, что это сокращение от Арона или Арнольда, а не от Аркадия. Будь я Шварценеггер, мне бы подошло.

— А как ты называла нашего Александра Яковлевича? — вместо ответа поинтересовался я. — Наверное, Аликом?

— Не совсем, — засмущалась секретарша.

— И как же? — не отставал я.

— Хомячком, — потупив взор, сообщила Аглая. — Ему нравилось.

Меня позабавило, что экс-начальник «Останкино» откликался на такое фамильярное прозвище секретарши. Но сам я, пожалуй, остановлюсь на более традиционном варианте. Луиза, моя первая неверная пассия, надежно отучила меня от всех этих рыбок, птичек, заек, крокодильчиков и прочего зоопарка в постели. К сожалению, от хомяка до рогатого оленя — расстояние всего в полшага.

— Знаешь что? — предложил я, поразмыслив. — Зови меня запросто Аркадием... Николаевичем. Тебе и самой будет легче запомнить, и при подчиненных не собьешься.

— Гениально, Аркадий Николаевич. — Секретарша покрепче прижала двух моих альпинистов к своим Альпам, рискуя раньше времени вызвать в горах снежную лавину.

Я почувствовал острый прилив сил. С этаким ее темпераментом я даже могу не донести флаг до вершины и водрузить его где-нибудь на пол пути.

— Оверкиль! — спешно скомандовал я, чтобы не потерять инициативу. — Играем классику.

Сообразительная Аглая уже знала эти выражения и вместе со своим богатым ландшафтом перекатилась на мою позицию: ноги шире плеч, глаза в потолок. Я сразу очутился наверху. Вид сверху вниз был еще более выразительным, чем снизу. Теперь мне предстояло стать шахтером и добывать полезные ископаемые полуоткрытым способом. Отбойный молоток в чехле, уже готовый к работе, ждал только команды «Даешь стране угля!».

— Ой... — внезапно пискнула Аглая, и ее ландшафт дрогнул.

Это скоропостижное ойканье не было похоже на призывное «Даешь!». Неужели все-таки заноза? Как некстати!

— Ты в порядке, радость моя? — с легкой досадой спросил я. В предвкушении глубины сибирских руд любому порядочному шахтеру не так-то просто хранить гордое терпенье.

— Что-то колет в бок, — пожаловалась эта принцесса на горошине и, поерзав, извлекла из-под себя предмет беспокойства.

Вовсе не горошину, а мой пластмассовый кубик.

С верхней грани кубика на меня издевательски поглядывала все та же четвёрка — явная примета сегодняшних неудач. Ехидная Фортуна давала мне понять, что список неприятностей пока не закрыт.

Я отпрянул. Пакостный кубик мгновенно выбил меня из седла. Третья моя попытка сразу кончилась, еще не начавшись.

— Аркадий Николаевич, что с тобой? — осторожно подала голос чуткая секретарша. Она уже наверняка успела заметить, как притих отбойный молоток, внезапно оставшийся без компрессора.

— Ничего, — еле выдавил я. В конце концов, Фортуна могла ведь просто пошутить. Черный юмор ей не чужд, заразе. — Ничего страшного, Аглая. Чепуха...

И сразу же, вслед за моими словами, в кабинете немелодично зазвякало. Раз, другой, третий. Требовательный колокольчик надрывался где-то у меня под столом, куда мы свалили все, что нам мешало.

У меня похолодело в животе. Будильников в моем кабинете не водилось. Значит, телефон. Или у меня просто в ухе звенит? Господи, лучше бы в ухе!