Невероятное путешествие мистера Спивета - Рейф Ларсен

Меня омывал белый шум приглушенного щебета – воробьиные голоса перебирали частоты, словно бы в ускоренном темпе проигрывали все разговоры, произошедшие за всю историю рода человеческого. Я слышал в них отца, слышал Эмму и отражающийся пустынным эхом финский акцент Терхо, слышал Пушкина и итальянские колыбельные, и плач молодого араба по утраченному сыну.

А потом воробьи пролетели мимо, дальше по каналу, и оглушительное щебетание постепенно затихло вдали. В висках у меня стучало, зрение затуманивалось. Черные крапинки растворялись в небе. Я заковылял им вслед.

– Куда мне идти? – закричал я. – Куда?..

Но они уже исчезли. Осталась лишь тишина канала и далекий гул большого города. Я стоял, пошатываясь от слабости. Я был совершенно один.

Не зная, что делать, я побрел в ту сторону, куда улетели птицы, и через некоторое время, показавшееся мне целой вечностью, оказался у подножия каменной лестницы. В глазах мутилось, в горле пересохло, как в пустыне. Обеими руками ухватившись за металлический поручень, я принялся подтягиваться наверх по ступеням. От каждого шага боль в груди пульсировала все сильнее. Голова кружилась. Добравшись до верха, я упал на колени, и меня вырвало в сточную канаву.

Вытирая губы, я осмотрелся по сторонам и обнаружил, что попал на парковку, сплошь забитую грузовиками. С неимоверным усилием поднявшись на ноги, я заковылял к какому-то человеку – он стоял, прислонившись к фиолетовой фуре, и яростно мусолил сигарету.

Увидев меня, он аж поперхнулся дымом и закашлялся, потер костяшками пальцев глаз и сощурился.

– Эй, малыш, что с тобой, черт возьми?

– Меня ранили, – ответил я.

– Чувак, тебе бы в больницу, да срочно.

– Со мной все хорошо, – морщась, заверил я.{149} – А можно просить вас об одолжении?

– Запросто, чувак, – ответил он и снова затянулся сигаретой.

– Вы не могли бы подвести меня в Вашингтон, в смысле, в город Вашингтон?

– Чувак, я ж тебе уже сказал – тебе и правда нужен врач. Серьезно.

– Я просто хочу попасть в Вашингтон, чувак. Пожалуйста.

– Ну… – Он посмотрел на сигарету и снова протер глаз. Руки у него были все в татуировках. – А ты крепкий орешек, да? Вообще-то я еду в Вирджиния-Бич, но чуваку, похоже, и правда нужна помощь, а Рикки от драки уворачиваться не привык, понимаешь, о чем это я? Ежели парень в беде, так какого хрена – Рикки его подбросит, куда надо.

– Спасибо, Рикки, – поблагодарил я.

– Да не о чем говорить, чувак.

Он последний раз затянулся сигаретой, осторожно затушил ее о колесо фуры, потом достал из кармана баночку и сунул туда окурок. Похоже, он очень серьезно относился к проблемам окружающей среды – никогда не видел, чтоб с окурками так поступали.

– Ну что, Рембо, может, тебе хоть пластырь дать? – спросил он.

– Да все в порядке, – заверил я и задержал дыхание, чтоб не заплакать.

– Лады, – сказал он. – Давай-ка отвезем тебя домой. Запрыгивай в Фиолетового Людоеда.

Я попытался залезть в кабину, но свалился на мостовую, весь задыхаясь.

– Чувак, а тебе крепко досталось, – заметил Рикки и, мурлыча что-то вроде «Военного гимна республики», легко поднял меня и усадил на переднее сиденье.

– Идет война, но тут ты в безопасности, малыш, – сказал он и захлопнул дверцу.

Часть 3

Восток

Глава 11

Эта иллюстрация осталась в отделении для перчаток Ф. Л.

– Как вот я это вижу, – разглагольствовал Рикки, – и пойми, чувак, я совершенно серьезно – надо с самого начала выяснить, кто тебе настоящий друг, а остальных слать на хрен. А что тебе остается-то – мир так охренительно велик и с каждым днем все больше и больше, да еще и расы постоянно на хрен перемешиваются, так что очень скоро будет уж и совсем непонятно, кому верить-то. В смысле, сюда ж кто только ни понаехал – и япошки-китайцы тебе с индусами, и арабы, и мексикашки, и хрен знает кто еще, а я тут сижу – и за это-то я, черт возьми, сражался? Это и есть великий американский путь? Да ни разу, твою мать! – Он сплюнул в термос. – Хей, чувак, ты там как?

Голова у меня безвольно покачивалась на спинке сиденья. За окном была ночь. Я проспал почти всю дорогу, время от времени всплывая из забытья от резкой боли в груди. По большей части было не так больно, но все тело тупо ныло. Еще меня лихорадило.

– Хочешь пожевать? – Рикки протянул мне пакетик с сушеным мясом.

– Спасибо. – Я взял пакетик из чистой вежливости. Отец учил, что никогда нельзя отказываться, когда тебя угощают, даже если ты предложенное терпеть не можешь.

– А сока?{150}

– Спасибо. – Я принял у него из рук серебристый пакетик. – А где мы сейчас?

– В прекрасном, плоском, как доска, Огайо, – ответил Рикки. – Я отсюда родом, знаешь? Но никогда не чувствовал, что мне тут дом, потому что папаша у меня был тот еще ублюдок. Сломал мне нос битой, сукин сын. От такого всякий в армию удерет. – Он ласково похлопал ладонью по приборной доске. – Теперь мне вот где дом.

Я попытался представить, как отец бьет меня битой. Не вышло.

– Но слышь, Т. В., – продолжал Рикки. – Дай-ка расскажу тебе мою теорию насчет мексикашек, я-то их каждый день вижу, и они были бы еще не так плохи, если б не…

Так вот оно и шло. Сквозь полузакрытые глаза я смутно различал огоньки на приборной доске и красные вспышки фар проносящихся мимо машин. Я представлял, будто бы сижу в каюте космического корабля и лечу к далекой космической станции, где меня в два счета исцелят каким-то хитрым футуристическим прибором, похожим на большой фонарь.{151}

Когда я снова проснулся, на горизонте впереди уже проступили первые полоски рассвета. Прошло добрых два часа, но Рикки все талдычил о своем:

– Я, чувак, не просто так говорю, я реалист. Только впусти кого из них, и все – уже не знаешь, кому доверять, ты хоть понимаешь, о чем это я? Педро что хочешь скажет, только бы добиться, чего ему надо, а только ты отвернешься, пырнет тебя ножом в спину, сукин сын. Нет-нет, держи дверь на засове, чтоб не совались, – и даже не подходи.{152}

Он бурно жестикулировал, зажав в руке очередную сигарету, а потом снова повернулся ко мне.

– Ты как?

Я поднял вверх большой палец, но даже такое простое движение отозвалось мучительной болью в груди.

– Знаешь, Т. В., я сам такого дерьма по уши нахлебался и вот что тебе скажу – ты храбрый сукин кот, – заявил Рикки. – Не, чесслово, армии с тобой повезет.

Я улыбнулся сквозь боль, представляя себе, как Рикки подходит к отцу, с силой трясет его руку и сообщает, что его сын «храбрый сукин кот». Отец, конечно, вежливо улыбнется, но в жизни не поверит.

Я снова дремал, когда Рикки ткнул меня в плечо.

– Приехали, чувак.

Я поднял голову и уставился на высокие бетонные здания.

– Это Вашингтон?

– Столица нашей великой родины. Того, что от нее осталось.

– А Молл где?

– Два квартала в ту сторону. Федералы нашего брата с фурами туда не пускают, – пояснил он. – Погоди-ка секундочку.

Он скрылся за сиденьем и вскоре вынырнул с большим носовым платком защитной окраски.

– Носил это в бой. Кровь вытирать. – Он сделал быстрое круговое движение у меня перед грудью, как будто вытирал что-то. – Нельзя же устраивать шоу для гражданских, правда?

Я скосил глаза вниз. Вязаная жилетка вся побурела от запекшейся крови. Кожу на груди жгло, там словно бы все распухло.

– Спасибо, Рикки, – промолвил я, не зная, что добавить еще. Как прощаются солдаты на поле битвы?

– Надеюсь, ты найдешь свою сосну, – сказал я и сам сморщился, так фальшиво это прозвучало. Не давая ему времени засмеяться, я сгреб свой рюкзак, открыл дверцу и болезненно сполз по подножке на тротуар.

Рикки высунул голову в окно.

– Ты чудо, малыш, – заявил он. – Выше голову, хвост пистолетом! Мангуст всегда узнает кобру.

Он нажал на гудок, завел мотор и укатил прочь.

Моросил мелкий дождик. Я попытался промакнуть рану на груди платком, но каждый раз, как прикасался к груди, становилось так больно, что я думал, сейчас вырублюсь. Поэтому я просто заткнул уголок камуфляжного носового платка за воротник, как нагрудник, чтобы свисало на грудь. Выглядело, наверное, глупее не придумаешь, но мне было все равно. Я хотел одного – добраться до цели.

Я заковылял вдоль бесконечного ряда глухих правительственных зданий, и когда уже начал думать, что иду не туда, завернув за очередной угол, увидел огромный прямоугольник великолепной травы, прямо посередине города. Национальный Молл.

Трава тут была совсем другой, чем в Монтане. Издалека – обычный зеленый газон, но нагнувшись и как следует рассмотрев форму листьев и стебельков, я понял, что это вовсе не житняк безостный, который отец требует сажать у нас на нижних полях, а сладкий мятлик луговой.{153}