Кровь. Закат - Эльдар Салаватов

– Конфета? – спросил Кровник.

– Девочка, – сказал генерал и посмотрел на Кровника. – Не дочь она тебе.

С неба закапало.

– Не дочь, – повторил он. – В тебе и близко нет того, что есть в ней. А в ней твоего – и подавно.

– Тут! – Тэтри ткнул конфетой в большую палатку с резиновым ковриком у входа.

Соня Парфенова сидела с книжкой у стола.

Она достала последнего «Гулливера» из тумбочки, освободила от фантика и аккуратно порезала штык-ножом на маленькие продолговатые кусочки. По одному клала их в рот и медленно перекатывала на языке до полного растворения. Прихлебывала остывающий чай, читала.

«…Он был лет сорока, росту среднего, худощав и широкоплеч. В черной бороде его показывалась проседь; живые большие глаза так и бегали. Лицо его имело выражение довольно приятное, но плутовское. Волоса были обстрижены в кружок; на нем был оборванный армяк и татарские шаровары…» – прочла она, перевернула страницу и подняла глаза.

– Ой! – сказала Соня.

Новенькая стояла прямо перед ней. Когда вернулась?

– Привет! – сказала Соня и осмотрелась. – Ты чего не на обеде?

Новенькая молчала.

– Ладно! – Соня заложила страницу старым календариком с изображением котенка и легко вспорхнула со стула. – А чего это у тебя одежда грязная?

Она взяла тряпку и отряхнула пыль с мятых штанин.

– Ох! – сказала Соня. – Да у тебя тут вся спина…

Соня отряхнула пыль и со спины. Бросила тряпку на стул.

– Ну… – Соня, потерла ладошки одну о другую. – Чего будем делать?

Новенькая смотрела на стол. На порезанную тонкими ломтиками шоколадную конфету.

– А!.. – Сонечка улыбнулась. – Понравилась?! Мне тоже «гулливерки» нравятся!.. Самые вкусные наши батончики…

Она взяла один из кусочков и протянула его девочке:

– Держи!

Сунула и себе в рот тоненькую шоколадную пластинку.

– Мммм!.. – Соня покачала головой. – Вкуснятина! Да?

Новенькая проглотила свой кусок и снова уставилась на конфету.

– Понятно, что будем делать! – весело сказала Соня. – Ну пошли на твое место!

Она осторожно уложила на свою ладонь изрезанную конфету, взяла новенькую за руку и повела вглубь казармы – к кукле Кате, все еще одиноко сидящей на подушке. Девчонки устроились на кровати друг напротив друга. Соня как маленькой вкладывала в губы девочки липкий кусочек и тут же отправляла точно такой же себе в рот. «Гулливерка», закончилась быстро. Соня облизала шуршащую фольгу и пожала плечами:

– Все. Больше нету…

Она разгладила листик фольги на бедре и свернула из него маленькую серебристую корону. Укрепила ее в рыжих искусственных волосах Кати.

– Смотри! – сказала Соня. – Принцесса!

Она протянула Катю сидящей напротив:

– На! Держи!

Новенькая смотрела странно: на куклу и в тоже время сквозь нее.

«Как ей удается так долго не моргать» – во второй за сегодня раз подумала Сонечка, а вслух:

– Ритка говорит, что нужно было ее не Катя, а Алла назвать… Потому что она на Пугачеву похожа…

Девочка осторожно взяла куклу обеими руками.

– Мне кажется, вообще на Пугачеву не похожа… – они обе смотрели на куклу, одетую в выцветшее, но чистенькое розовое платьице.

– Это мама ее Катей назвала… – сказала Соня. – Мама мне ее подарила…

Она, помедлив, расстегнула верхнюю пуговицу своей гимнастерки и достала нагретую телом тоненькую золотую цепочку.

– Вот… – тихо сказала Соня. – Все, что от мамы осталось…

На цепочке висел кулончик. Крохотный – меньше ногтя на мизинце.

– Это скрипичный ключ… – прошептала Соня. – Мама мечтала, что я стану музыкантом, как и она…

– Дежурный! – громкий голос от входа.

Соня вскочила. По проходу между кроватями быстро приближаясь, шагали два офицера.

В одном из них Сонечка Парфенова, обмирая, узнала генерала Черного.

– Того кто хотел тебя убить, – сказал генерал. Он смотрел на девочку. Все смотрели на девочку.

– Лучше бы я его не видел. – Сказал Черный. – Но я видел.

Девочка прижимала к себе куклу. Слышала она его? Кровник не был в этом уверен. А генерал, похоже, был. Они сидели прямо напротив нее, на соседней кровати. Два больших мужика в военной форме. Черный положил руку себе на грудь.

– Я здесь случайно, – сказал он и кивнул на Кровника, на Соню, стоящую рядом и держащуюся за спинку соседней кровати:

– Он здесь случайно, она… – мы все здесь случайно. А вот ты…

Генерал погрозил ей пальцем:

– Ты – нет. Ты здесь не случайно…

Кровник слышал шуршание за толстым брезентом. Это шаман-погремушка ходил снаружи, бубня что-то себе под нос. Черный приказал ему оставаться на улице. Если бы он этого не сделал, Кровник сам бы прогнал вонючку: не хватало еще задохнуться от смрада после чудесных спасений из падающих вертолетов и провалов в земной коре.

Внутри – в палатке – сумрачно. Туча, так и не разразившаяся грозой, висела над лагерем. Они сидели в полутьме, слушая низкий голос генерала:

– Ты боишься, потому что убила человека? Славку? Вижу, не этого боишься. И правильно – нечего тебе бояться. Потому что ты не виновата в его смерти. Он сам виноват. Его предупреждали. Я предупреждал. Всех этих малолетних идиотов с их идиотской машиной времени…

Генерал покачал головой:

– Надо же… додумались…

– Что ты про эту «машину» завел шарманку? – Кровник заерзал. – Что это за херня?

Черный не ответил ему. Он смотрел на девочку:

– Этот мальчишка сам допрыгался. Сигал в смерть как в омут с привязанной к ноге веревкой, а думал, в Реку Времени себя макает. Думал, выдернут его вовремя обратно. А сам наживкой был. Червяком на крючке. Приманкой для тех, кто по ту сторону. По ту сторону и жизни, и смерти, и времени… Они ходят по Той Стороне и тревожат наших мертвых. А живых заманивают. И для него приманка была заготовлена правильная… Они ему мамку с папкой мертвых показали, он и клюнул… Нырнул поглубже… И стал «машиной»…

Девочка блестела глазами. Слушала ли? Слышала?

– А ты и «машину» угробила, и того, кто в ней сюда приехал с той стороны… Пассажира… А вот этого – чтоб того кто внутри, чтоб пассажира достать – этого никто еще на моей памяти не делал…

Топот быстрых ног, голоса. Полог откинулся, и в палатку большой шумной группой ввалились юные сестры милосердия.

– Ой! – воскликнула одна из них, увидев сидящих на кровати взрослых. Девчонки замерли на пороге, сгрудились гурьбой на пороге, не решаясь ступить дальше.

– В чем дело?! – с неудовольствием спросил Черный.

Девчонки переглянулись. Из полутемной палатки, на фоне светлого пятна «двери» они выглядели силуэтами, лиц почти не различишь. За их спинами Кровник различил бойцов, энергично сворачивающих соседний шатер цвета хаки.

– Но… – неуверенно проговорила та же девочка. – Товарищ генерал… Приказ…

– Мой приказ – выйти из палатки и не мешать старшим офицерам! – громко сказал Черный. – Брысь!

Девчонок как ветром сдуло – вмиг выскочили наружу.

Кровник услышал их громкий возбужденный шепот. Через секунду нарастающий знакомый гул поглотил и шепот, и все остальные звуки. Гул, означающий, что большой многомоторный самолет выруливает на взлетную полосу. Соня тоже закрутила головой, прислушиваясь. Черный продолжал, не обращая на происходящее никакого внимания:

– Тэтри говорит, что ты шаман. Он говорит, что видит это: ты Шаман, ставший на Путь и боящийся этого Пути… Говорит что тебе даже камлать не нужно… Что ты и есть Кам и Юла и вообще – кем тебе захочется тем ты и будешь… Тебе что Верхний мир, что Нижний, что Средний – монописуально…

Он покачал головой:

– А я – глаза у меня, что ли повылазили – я смотрю на тебя и никакого Шамана не вижу. Я честно скажу – я не совсем понимаю кто ты. А Путь – да. Путь твой и я вижу. Земля у тебя под ногами крошится, расходится по швам… Если обойдешь планету кругом по экватору – треснет и на две половинки развалится… А ты глазом не моргнешь – ты дальше пойдешь… Это да… Это я вижу… И то что боишься, тоже вижу… Только чего?

Кровник прислушался: судя по звукам, большой транспортный самолет, разогнался и взлетел. Взлетел, развернулся над лагерем и стал удаляться. Судя по звукам, за тонкой брезентовой стеной палатки что-то происходит. Людские голоса, звяканье металла, гудение разноголосых двигателей внутреннего сгорания, топот ног. Черный и ухом не вел, продолжал, как ни в чем не бывало: