Мистический Петербург - Виктор Степаков

И вскоре созрел заговор. Возглавляла его жена императора, решившая взять власть в свои руки. В июне 1762 года в Ропшу прибыла группа заговорщиков. Петр Федорович встретил их на поле перед дворцом в чудесном расположении духа, поскольку только что от души набросался камнями. Приезд группы гвардейских офицеров его не насторожил. Во время дружеской пирушки один из заговорщиков, князь Григорий Орлов, улучил момент и со всего маху приложился по венценосной голове тяжелым бронзовым канделябром. Петр Федорович издал непонятный звук и умер.

— Крякнулся Петруша… — подвел черту князь Орлов.

Случившееся официально объявили смертью от апоплексического удара, а жителям столицы было приказано «последнее учинить прощание и о спасении покойного императора усердные принести к Богу молитвы».

Екатериной II Ропша была подарена Григорию Орлову. После его смерти дворец у наследников князя купил надворный советник Лазарев. Затем Ропша была куплена императором Павлом I, который хотел было переименовать ее в «Кровавое поле», но не успел, ибо сам вскоре стал жертвой дворцового переворота.

В середине XIX века Ропшинский дворец был подарен императором Николаем I своей супруге, императрице Александре Федоровне.

— Николя, ну там же убили Петра Федоровича. Я боюсь призраков, Николя, — капризничала супруга.

— В моем государстве призракам места нет. У меня не забалуешь, чуть что — в кандалы и марш в Сибирь! — отчеканил Николай «Палкин», известный поборник суровой дисциплины и всеобщего порядка.

После революции 1917 года Ропшинский дворец долгое время находился в запустении. В конце 20-х годов здесь открыли дом отдыха для сотрудников рабоче-крестьянской милиции. Отдыхающие в пижамах и войлочных тапках чинно расхаживали по залам дворца и цедили сквозь зубы:

— Вот же сволочи жили, сразу видно, что не на трудовые доходы. Одно слово — эксплуататорский класс!

Во время Великой Отечественной войны Ропшинский дворец сильно не пострадал. Разрушения, конечно, были, но не такие колоссальные, как, например, в Петергофе. В начале 60-х годов власти озаботились дальнейшей судьбой исторического памятника. На заседании областных работников культуры обсуждался вопрос об открытии во дворце музея. Правда, планы музейщиков нарушил тов. Чигаркин, секретарь гатчинского горкома КПСС.

— Музей, товарищи, хорошо. Наша партия одобряет музеи. Но, товарищи, советский народ строит коммунизм. А для этого, как сказал дорогой товарищ Хрущев, надо много трудиться и хорошо отдыхать. А где может хорошо отдохнуть человек с мозолистыми руками? Правильно, товарищи, только в советском санатории или пансионате, которые, как известно, лучшие в мире. Поэтому в Ропше будет функционировать наш советский санаторий и обслуживать строителей коммунизма, — заявило партийное лицо, наделенное большими полномочиями.

Однако санаторий так и не появился. Причиной тому стала нехватка средств, а возможно, была и другая причина.

В начале перестройки на реставрацию Ропшинского дворца была выделена крупная сумма денег. В рекордно короткие сроки дворец залечил все свои «раны» и приобрел первоначальный вид.

Но в 1987 году случился пожар. Однажды ночью дворец загорелся и выгорел дотла. От огня уцелели лишь некоторые флигели и службы дворцового комплекса. Была ли это роковая случайность или преднамеренный поджог, установить не удалось.

Начало

Сегодня дворец в Ропше представляет печальное зрелище: рухнувшая крыша, пустые глазницы окон, осыпающаяся кладка, облупившийся фасад. Вокруг здания растет высокий бурьян и кусты. Обширное поле перед дворцом, где некогда император Петр Федорович любил кидаться камнями, занято футбольной площадкой. На дальнем краю площадки находится братское захоронение советских солдат, погибших при освобождении Ропши в годы войны, и отдельные послевоенные захоронения советских летчиков, погибших при выполнении полетов. Дворцовый сад запущен и дик. Пруд напоминает болото.

Тем не менее до недавнего времени вся территория дворцового комплекса (за исключением площадки, сада и пруда) была обнесена высоким деревянным забором и охранялась сторожем со злыми собаками.

Первыми приближение чего-то нехорошего и страшного почувствовали местные мальчишки и гопники. Для ребят руины дворца даже несмотря на охрану были излюбленным местом игр и поисков кладов. Алкоголиков влекла сюда возможность спокойно выпить и что-либо украсть, чтобы после продать за бутылку.

Однако с конца лета и те, и другие предпочитали больше во дворец не ходить и с опаской поглядывали на него с приличного расстояния.

Гопарь по прозвищу Сникерс так объяснял ситуацию:

— Тревожно, нечисто там как-то стало. Ходишь и чувствуешь, будто на тебя кто-то невидимый зекает пристально и недобро.

Подружка Сникерса гопариха Люстра шмыгнула красным носом и тоже добавила:

— Я однажды тень чью-то в подвале заметила. Странная такая тень, вроде бы человеческая, а вроде бы и нет. Я от страху тогда все бутылки пустые там кинула. Меня Сникерс еще за эти бутылки так отмантулил, три дня в лежку лежала. Только оклемалась, а он, иди, говорит, дура, в подвал за бутылками, чего добру пропадать. Но я туда больше ни за что не пойду, хоть мешок золота там положи.

В толпе местных жителей, слушавших рассказ алкоголиков, никто не хихикнул, мол, допились до белой горячки, вот и мерещится всякая ерунда. Люди слушали молча. И было это молчание настороженным и гнетущим…

Вторыми почуяли близкое зло сторожевые собаки — Чубайс и Гайдар. До сентября месяца они представляли собой само воплощение злобы и ярости. От их острых клыков нередко доставалось мальчишкам, гопарям и любопытным туристам. Но с наступлением сентября Чубайс и Гайдар превратились в забитых, трусливых существ. При приближении темноты они, поджимая хвосты, начинали скулить и метаться. Ни уговорами, ни пинками собак нельзя было заставить идти со сторожем в ночной обход территории.

— Да что вы, сволочи, взбесились, что ли! — орал на них сторож Гаврюхин, но, так ничего и не добившись, уходил в ночь один, проклиная собак, дворец, свою жизнь и гребаную демократию.

В середине сентября Чубайс и Гайдар сорвались с привязи и убежали, предпочтя «бомжевать», нежели нести охранную службу и получать ежедневную миску похлебки.

А следом за собаками с работы сбежал и сторож Гаврюхин. Свидетели, в частности бабка по прозвищу Сизая, живущая близ дворца, видели, как среди ночи сторож, подвывая и взвизгивая, панически бежал к своему дому. Утром он объявился в продуктовом магазине и купил два ящика водки, чем немало удивил местную публику. Ведь всем было известно, что Гаврюхин — мужчина во всех отношениях положительный и горькой не балуется. Однако больше всего озадачивал его внешний вид. Сторож был явно чем-то смертельно напуган, затравленно озирался и вздрагивал. Но главное — он был абсолютно седой! На все расспросы сторож ничего не отвечал. Он закрылся в своем доме и ударился в беспробудное пьянство. Пьянствует и поныне, а в тех любопытных, которые пытаются выяснить, что же с ним приключилось той ночью, Гаврюхин мечет пустыми водочными бутылками, калошами и кирзовыми сапогами.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});