Руины стреляют в упор - Иван Новиков

— Что ж, товарищи, там, где борьба, там и жертвы. У нас здесь тоже фронт. Избежать потерь трудно. Как бы ни было больно от утраты боевого друга, нам нужно продолжать его дело.

Члены горкома задумались. Журналистов среди них больше не было. А для литературной работы в редакции нужны журналисты. Не может быть, чтобы не нашлись такие люди среди честных советских граждан. Не будет журналистов — можно попросить учителей-«литераторов». Однако редактором, как было условлено с самого начала, является заведующий отделом пропаганды. Вот на этот пост и нужно подобрать человека.

Кого?

— Самая лучшая кандидатура — Ватик, — предложил Короткевич. — В старом составе горкома он участвовал в организации типографии, кое-что знает в этом деле. Подберет людей и будет работать. А энергии у него хватит.

Ватик молча посмотрел на Короткевича и по старой привычке продолжал что-то рисовать на кусочке бумаги.

— Я поддерживаю эту мысль, — сказал Ковалев. — Мне кажется, что лучшей замены у нас нет. Все согласны?

— Все, — послышались голоса.

— Теперь у меня есть думка. Новый номер «Звязды» быстро подготовить не удастся. А на убийство Володи нужно ответить массовым распространением нашей газеты. Может быть, сделаем так: заменим в старом наборе оперативные материалы, в частности сводку Советского Информбюро, а остальное оставим прежнее и напечатаем еще один тираж «Звязды»?

— Предложение правильное, — поддержал Ватик. — Я поговорю с печатниками. Если набор еще цел, так и сделаем. Выпустим газету под тем же первым номером, но немного подновим. И сразу начнем готовить второй номер. Я прошу помощи у вас, товарищи. Собирайте материалы для газеты...

После того как вопрос о газете был решен, стали думать о пополнении состава горкома.

— Я предлагаю избрать в члены горкома Костю Хмелевского, — сказал Ватик. — Он у нас фактически и работал как член горкома, хотя и считался секретарем райкома. А райком пусть возглавляет Микола Коржановский. Костя будет помогать ему.

— И то правда, — согласился Ковалев. — Костя хорошо знает дело.

Придя с заседания домой, Костя рассказал Борису Рудзянке об изменениях в составе горкома.

— Что ж, поздравляю тебя, Костя, — льстиво сказал тот. — Значит, стоишь того, чтобы в горкоме быть. Только не зазнавайся...

— Не болтай глупости, — оборвал его Хмелевский. — Лучше о деле поговорим. Завтра утром пойдешь на явочную квартиру. Тут Дед и Микола приведут шесть человек. Жди, пока соберутся все. Потом выведешь их. Скажешь, чтобы по одному выходили и шли на запад. Я буду ждать поблизости. Пойдете за мной, только по разным сторонам улицы.

На следующий день, выходя из дому, Борис напомнил:

— Так я пошел. Не задерживайся...

— Не задержусь, следом пойду. Они, должно быть, там уже. Немного подожду вас на улице.

— Хорошо, я медлить не стану. Как только явятся все — и пойдем.

На явочной квартире застал много людей. У входа, возле самой двери, на скамейке примостился высокий худой старик с большой бородой, бедно одетый. Казалось, он случайно попал сюда и потому чувствует себя неловко. «Это, видно, и есть тот Дед, о котором говорил Хмелевский, — подумал Рудзянко. — Нужно приметить, запомнить».

И он внимательно присмотрелся к Деду, стараясь запомнить каждую черту его лица.

Из всех присутствующих только Микола был знаком Рудзянке. Остальные настороженно смотрели на него.

— Так вот, товарищи, — обратился Микола ко всем сразу, — теперь вы пойдете за ним...

И показал на Бориса.

Шли на определенном расстоянии друг от друга, Костя — впереди, за ним Борис, а за Борисом — те, кого он должен вывести в партизанский отряд. Хотя в городе уже исчез запах гари, не очень дымили предприятия, да и машины ездили не так уж часто, — дышать было тяжело. Может, потому, что обстоятельства такие: все время будто на острие ножа и никогда полной грудью не вздохнешь.

Когда Костя очутился примерно в трех километрах от Минска, он прежде всего бросился на обочину дороги, распластался на ее душистом ковре и с наслаждением, с хрустом в костях потянулся. Так и лежал, зачарованно глядя в бездонную синеву неба. Лежал, пока подошел Рудзянко. Дальше шли вдвоем, а остальные — поодаль. Неподалеку от дороги показался лесок. Свернули туда.

На опушке они увидели девушку. Она сидела, подобрав под себя ноги, и плела венок из луговых цветов. Золотисто-белые ромашки, синевато-лиловые черноголовки, трепетная смолка под ее быстрыми, ловкими пальцами ложились в ровный, красивый ряд. Над головой девушки, где-то на высокой березовой ветке, весело, с переливами пела берестянка, предвещая солнце, тепло и хорошее настроение. Девушка плела венок, слушала берестянку и внимательно следила за теми, кто неторопливо подходил к ней.

Только когда они приблизились, девушка встала и Рудзянко увидел, что она совсем маленькая, стройная, чуточку курносая и чем-то очень напоминает парнишку лет четырнадцати-пятнадцати. Одень ее как мальчишку да спрячь короткие волосы под шапку — и не отличишь от подростка.

— Знакомься, Борис это Нина, связная партизанского отряда, — отрекомендовал ее Костя. — А это Борис, он будет нашим связным.

Нина Гарина неожиданно крепко, по-мальчишески решительно пожала руку Борису и пытливо посмотрела ему в глаза. Рудзянко даже встревожился: а может, она почувствовала, с кем ее знакомят? Нет, это только показалось. Но с этой егозой в юбке, видно, нужно держаться осторожно.

Постепенно подходили и те, кого ему было поручено вести в лес. Осторожно здоровались с Костей и Ниной, отходили в сторону и садились.

— Закурим, доктор? — спросил один мужчина другого.

«Ага, здесь, значит, и доктора идут», — подумал про себя Рудзянко.

В эту минуту ему вдруг нестерпимо захотелось самому пойти в партизанский отряд, чтобы хоть на время скрыться от своих шефов. Вероятно, оттуда можно перебраться и через линию фронта... О, тогда бы он приспособился... Тогда бы он забился в такую щель...

— Костя, разреши и мне с ними, — попросил он.

— Ты что это, с ума сошел? — удивился Хмелевский, — тебе ответственное дело поручили, а ты еще не ознакомился с ним — и уже в кусты... Нет, так не выйдет. Работать нужно...

— А разве в отряде не работают? Я ведь воевать прошусь.

— А мы разве не воюем?

— Какая это война? Я в отряд хочу...

— Это похоже на дезертирство, — решительно заявила Нина. — Так и я могу сказать: зачем мне сновать туда-сюда, рисковать на каждом шагу? Не лучше ли сидеть в затишке, за чужими спинами? Если вы не выполните задание горкома, это будет рассматриваться как дезертирство со всеми выводами...

Рудзянко искоса глянул на девчину и смолк. Хмелевский начал расспрашивать Нину о делах отряда. На прощанье сказал ей:

— Будете приходить теперь только на квартиру к Борису. Ни с кем из подпольщиков больше не встречайтесь. Только через него будете поддерживать связь. Это гарантирует вас от предательства...

— Согласна. Давайте немного пройдемся, Борис.

Они отошли в сторонку. Она расспрашивала его, когда он попал в подполье, знает ли конспирацию, как легче найти его квартиру, когда лучше застать дома и чем он вообще занимается.

— У меня здесь недалеко запрятано оружие, — сказал он. — Еще весной собрал. Я говорил Косте, он обещал переправить его в партизанский отряд, но почему-то тянет. А ведь оно, должно быть, нужно в отряде. И патроны там есть. Много!

— Заберу в следующий раз, — пообещала Нина. — Приеду через две недели. А вы к тому времени припасите медикаментов. И как можно больше.

Возвращались домой вдвоем с Костей. Почти всю дорогу молчали. Каждый думал о своем. У Рудзянки забот прибавилось. Нужно же о чем-то новом докладывать шефу. Но о чем? Ведь не скажешь, что сам отвел шесть человек в партизаны. После такого сообщения сразу угодишь на виселицу. И Нину не выдашь. Значит, даром ел фашистский хлеб. А фашисты бесплатно ничего не дают. Нужно за это расплачиваться жизнью — если не чужой, то своей.

На явке донес на Деда. Рассказал все, что видел и слышал.

— Откуда ты его знаешь? — спросил шеф.

— От Хмелевского. Он рассказывал.

— Следи за стариком.

Однажды погожим весенним утром Жан вызвал Ватика на явку. Ватик встревожился: видно, что-то серьезное случилось, если Жан не в срок добивается встречи.

На явочной квартире никого, кроме Жана, не было. Хозяин пошел на работу, а хозяйка, выпроводив детей во двор, сама пошла караулить на улицу.

— Что случилось? — спросил Ватик, когда за хозяйкой закрылась калитка.

— В городе появился провокатор СД. Называет себя Иваном Ивановичем. Фамилия его, кажется, Давыдов. Выдает себя за подполковника Красной Армии. Влазит в доверие, говорит, что готовит хлопцев для партизанских отрядов, собирает в определенный момент целую группу, сажает на машину и отвозит прямо в тюрьму. Возле тюрьмы их встречают гестаповцы...