О привидениях и не только - Джером Клапка Джером

разум. Иногда она улыбается, и тогда моя душа покидает меня и принадлежит ей. Я даже не пытаюсь работать. Сижу и прислушиваюсь, жду ее шагов по скрипучему мостику, шороха травы у двери, легкого стука в дверь. Мы еще не обменялись ни словом. Каждый день я твержу себе: «Когда она придет вечером, я заговорю. Протяну руку и прикоснусь к ней». Однако когда она приходит, все силы покидают меня.

Прошлой ночью, когда я стоял, глядя на нее, и моя душа наполнялась ее удивительной красотой, как озеро лунным светом, губы ее раздвинулись, и она поднялась со стула. Повернувшись, я подумал, что увидел бледное лицо, прижавшееся к оконному стеклу, но оно тут же исчезло. Она завернулась в плащ и ушла. Я отодвинул засов, который задвигал всегда, прошел в другую комнату и, взяв фонарь, осветил кровать. Мюриэль лежала с закрытыми глазами, как во сне».

Отрывок из следующего письма:

«Я теперь боюсь не ночи, а дня. Я ненавижу эту женщину, с которой живу, которую называю женой. Я боюсь ее холодных губ, боюсь проклятия ее каменных глаз. Она увидела, она узнала, я это чувствую. Знаю. И однако она обвивает руками мою шею, и называет меня любимым, и приглаживает мои волосы лживыми, мягкими руками. Мы говорим друг другу глупые словечки любви, но я знаю, что ее жестокие глаза повсюду преследуют меня. Она готовит свою месть, и я ненавижу ее, ненавижу, ненавижу!»

Часть седьмого письма:

«Утром я пошел вниз, к фьорду. Сказал жене, что не вернусь до вечера. Она стояла у двери, глядя мне вслед, пока мы не превратились в точки друг для друга, а потом я скрылся за горным уступом. К фьорду спускаться не стал, отошел чуть дальше по склону и начал подниматься уже не по тропе. Поднимался медленно, тяжело. Иной раз приходилось делать большой крюк, чтобы обойти ущелье. Дважды я добирался до гребня, а потом приходилось спускаться обратно, потому что за гребнем меня ждала пропасть. Но в конце концов гребень я перевалил и тайком начал спуск. Нашел место, откуда видел свой дом как на ладони, и затаился. Она – моя жена – стояла у хлипкого мостика. В руке держала короткий топорик, каким пользуются мясники. Прислонившись плечами к сосне, второй рукой она потирала поясницу, словно снимая боль после долгой работы в согнутом положении. Даже с такого расстояния я видел жестокую улыбку на ее губах.

Я вновь поднялся на гребень, спустился с другой его стороны, дождался вечера, а потом поднялся по тропе. Когда приблизился к дому, она, увидев меня, помахала мне носовым платком, а я в ответ помахал своим и прокричал проклятия, которые ветер унес к горной речке. Она встретила меня поцелуем, а я ничем не намекнул, что все знаю. Решил: пусть будет как будет. Потому что тогда мне станет понятно, кто приходит ко мне. Если это призрак, мостик под ним не шелохнется, если женщина…

Но я отогнал эту мысль. Если она настоящая, то почему лишь сидела и смотрела, почему не разговаривала со мной? Почему мой язык отказывался задавать ей вопросы? Почему в ее присутствии силы полностью покидали меня и происходящее казалось сном? Но если это призрак, почему я слышал шаги? И почему капли ночного дождя блестели на ее волосах?

Я стал терпеливо ждать. Давно наступила ночь, я пребывал в одиночестве, прислушивался. Если это призрак, она придет ко мне, если женщина, я услышу ее крик даже сквозь шум дождя. А вдруг это демон разыгрывает меня?

Раздался крик; громкий и пронзительный, он перекрыл и шум дождя, и треск ломающегося дерева. Доски настила и камни посыпались вниз. Я слышу его, как слышал тогда. Он поднимался вверх из глубин ущелья. И сейчас, когда я пишу, наполняет комнату.

Я на животе полз по оставшейся части моста, пока не нащупал расщепленный, в занозах, край доски, и посмотрел вниз. Но пропасть до краев заполняла темнота. Я закричал, но ветер отнес мой голос, презрительно смеясь. Сейчас я сижу и чувствую, как безумие все ближе подступает ко мне. Я говорю себе, что все это плод моего горячечного бреда. Мост прогнил. Ветер и дождь разбушевались. Крик этот один из многих голосов гор. Но я слушаю, и он поднимается, ясный и пронзительный, перекрывая стон сосен и плеск воды. Он бьется в моей голове, и я знаю, что больше она не придет».

Отрывок из последнего письма:

«Я напишу на конверте твой адрес и оставлю его среди других писем. Тогда, если вернуться мне не удастся, останется шанс, что конверт найдут, переправят тебе и ты все узнаешь.

Мои книги и рукопись остаются нетронутыми. По вечерам мы сидим вместе – эта женщина, которую я называю женой, и я. Она держит в руках вязанье, но не вяжет, я – книгу, раскрытую всегда на одной и той же странице. Украдкой мы наблюдаем друг за другом, кружа по безмолвному дому. Порой, резко оглянувшись, я замечаю на ее губах торжествующую улыбку, которая, естественно, тут же исчезает.

Мы разговариваем как чужие о том о сем, скрывая собственные мысли. Мы находим себе все новые и новые дела, позволяющие держаться порознь.

Поздним вечером, сидя среди теней при тусклом свете очага, я иногда думаю, что слышу стук в дверь. Подхожу, мягко отворяю ее и выглядываю. Но за дверью только ночь. Тогда я затворяю дверь, закрываю на задвижку, и она – живая женщина – спрашивает меня тихим голосом, что я там услышал, и склоняется над вязаньем, пряча улыбку. Я что-то отвечаю, подхожу к ней, обнимаю, чувствую ее мягкость и податливость, и задаюсь вопросом, скоро ли услышу треск костей, если изо всех сил сожму ее обеими руками.

Ибо здесь, среди дикой природы, я тоже становлюсь дикарем. Древние первобытные страсти – любовь и ненависть – кипят во мне, яростные, жестокие и сильные. Нынешним людям их не понять. Придет день, и я сомкну пальцы на ее полной шее, и ее глаза медленно обратятся ко мне, рот откроется, обнажая красный язык; и мы будем двигаться шаг за шагом, я буду толкать ее перед собой, глядя ей в лицо, и тогда придет моя очередь улыбаться. Мы минуем дверь, пройдем по тропинке между кустами жимолости, и настанет миг, когда ее пятки повиснут над краем пропасти и держаться за жизнь она будет только пальцами ног. Тогда я наклонюсь к ней, буду наклоняться, пока наши губы не сольются в поцелуе, а потом мы полетим вниз, вниз, вниз, пугая морских птиц, мимо мха, мимо сосен, вниз, вниз, вниз, полетим вместе, пока не найдем ту, которая покоится сейчас под водами фьорда».

Этими словами заканчивалось последнее письмо без подписи. С первым светом зари мы покинули этот дом и после долгих блужданий нашли спуск в долину. О нашем проводнике мы больше ничего не слышали. По-прежнему ли он в горах или, оступившись, сорвался в пропасть, нам неведомо.

Мальвина бретонская[30]

Предисловие

По словам доктора, смотреть на жизнь после этой истории он стал совершенно иначе, хоть и отнесся к ней скептически.

– Разумеется, все, что на самом деле происходило буквально у меня под носом, не вызывает сомнений. Вдобавок этот случай с миссис Мэриголд. Да, он был и остается прискорбным, особенно для Мэриголда, но сам по себе ничего не доказывает. Эти женские ужимки и смешки чаще всего облетают вместе с первой молодостью, как шелуха, а что откроется под ней, не угадаешь. Что же до остальных, случившемуся есть простое научное объяснение. Идея, как говорится, витала в воздухе, возникала там и сям, а когда исчерпала себя, все и закончилось. А все эти глупости в духе Джека с его бобовым стеблем…

Его прервал донесшийся со стороны окутанных сумерками холмов вопль потерянной души. Он усилился, потом начал затихать и вскоре