Посмертные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс

Глава XIV. Веселая компания в «Павлине» и повесть кочующего торговца

Мы очень рады, что имеем теперь полную возможность вынырнуть из бурного омута политического бытия на правильный свет обыкновенной домашней жизни. Муж совета и разума, мистер Пикквик в тесном и строгом смысле слова отнюдь не мог быть ни синим, ни желтым человеком среди итансвилльских граждан; однако ж, зараженный в значительной степени энтузиазмом редактора «Синицы», он посвящал почти все свое время философическому исследованию шумных прений, описанных нами в предыдущей главе этих «Записок». И в то время, как он был погружен в эти прения, мистер Винкель посвящал все свои досуги приятнейшим прогулкам и загородным выездам с миссис Потт, пользовавшейся всяким удобным случаем для отвлечения от однообразной и скучной жизни, на которую она постоянно жаловалась в присутствии своего супруга.

Треси Топман и мистер Снодграс, разлученные со своими друзьями, вели совершенно противоположный образ жизни. Не принимая почти ни малейшего участия в общественных делах, они должны были изворачиваться собственными средствами в гостинице «Павлин», предоставлявшей к их услугам китайский бильярд в первом этаже и отлично устроенные кегли на заднем дворе. В глубокие тайны этих увеселительных упражнений посвятил их мало-помалу мистер Самуэль Уэллер, знакомый в совершенстве со всеми особенностями трактирных забав. Таким образом, время проходило для них довольно быстро, и они совсем не знали скуки, несмотря на постоянное отсутствие глубокомысленного мужа, погруженного в политические соображения в доме редактора «Синицы».

В особенности вечером «Павлин» развертывался во всей своей славе и представлял такие наслаждения, при которых друзья наши постоянно отказывались от любезных приглашений многоученого мистера Потта. Вечером «коммерческая зала» этой гостиницы вмещала в себе разнообразные характеры и нравы, представлявшие мистеру Топману огромное поприще для наблюдений, мистеру Снодграсу обширнейшее поле для поэтических наслаждений вдохновительного свойства.

Коммерческая зала в гостинице «Павлин» отличалась в своем устройстве необыкновенной простотой. Это была чрезвычайно просторная комната, с огромным дубовым столом посередине и маленькими дубовыми столами по углам; дюжины три разнокалиберных стульев и старый турецкий ковер на полу довершали ее мебель, имевшую, вероятно, изящный вид в былые времена. Стены были украшены двумя географическими картами с подробным изображением столбовых и проселочных дорог; в углу, направо от дверей, висели на деревянных крючках шинели, сюртуки, шляпы и дорожные шапки. На каминной полке красовалась деревянная чернильница с двумя иссохшими перьями, облаткой и закоптелым куском сургуча, счетная книга и смертные останки форели в стеклянном гробу. Атмосфера благоухала табачным дымом, сообщавшим довольно тусклый свет всей комнате и особенно красным занавесам, предназначавшимся для украшения окон. На буфете картинно рисовались в общей группе две-три соусницы, пара кучерских седел, два-три кнута, столько же дорожных шалей, поднос с вилками и ножами и одна горчичница.

Вечером после окончания выборов мистер Топман и мистер Снодграс заседали в этой зале за дубовым столом вместе с другими временными жильцами «Павлина», собравшимися отдохнуть от своих дневных занятий. Все курили и пили.

— Господа, — сказал здоровенный и плотный мужчина лет сорока с одним только чрезвычайно ярким черным глазом, из-под которого моргало плутовское выражение остроумия и шутки, — господа, все мы народ добрый, честный и умный. Предлагаю выпить по бокалу за общее здоровье, а сам пью, с вашего позволения, за здоровье Мери. Не так ли, моя голубка, а?

— Отвяжитесь от меня с вашим здоровьем, — сказала трактирная девушка с притворно сердитым видом.

— Не уходите, Мери, — продолжал одноокий джентльмен, удерживая ее за передник.

— Отстаньте, говорю вам, — сказала служанка, ударив его по руке, — туда же вздумал волочиться, прыткий кавалер: знал бы сверчок свой шесток.

— Ну, так и быть, уходите, сердитая девушка, — сказал одноокий джентльмен, посматривая вслед за уходившей служанкой. — Я скоро выйду, Мери, держите ухо востро.

Здесь он принялся моргать на всю честную компанию, к восторженному наслаждению своего соседа, пожилого джентльмена с грязным лицом и глиняной трубкой.

— Подумаешь, право, как странны эти женщины, — сказал грязнолицый сосед после короткой паузы.

— Что правда, то правда, — подтвердил краснощекий джентльмен, выпуская облако дыма.

Последовала затем продолжительная пауза.

— Есть на этом свете вещицы постраннее женщин, — сказал одноглазый джентльмен, медленно набивая свою пенковую трубку.

— Женаты ли вы? — спросил грязнолицый сосед.

— Не могу сказать, что женат.

— Я так и думал.

Здесь грязнолицый джентльмен принялся выделывать веселые гримасы, к неимоверной радости другого джентльмена с вкрадчивым голосом и сладенькой физиономией, который считал своим непременным долгом соглашаться со всеми вообще и с каждым порознь.

— Я утверждаю, господа, — сказал восторженный мистер Снодграс, — что женщины составляют великую подпору и утешение нашей жизни.

— Совершенная правда, — заметил вкрадчивый джентльмен.

— Оно, может быть, и так, — прибавил грязнолицый сосед, — да только в таком случае, когда женщины бывают в хорошем расположении духа. Это ограничение необходимо иметь в виду.

— Совершенная истина, — заметил опять вкрадчивый джентльмен, сделав чрезвычайно сладкую гримасу.

— Я, однако ж, отвергаю это ограничение, милостивые государи, — сказал мистер Снодграс, думавший всегда о мисс Эмилии Уардль, когда речь заходила о достоинствах прекрасного пола, — и притом, господа, я отвергаю его с чувством искреннего презрения. Покажите мне мужчину, который бы взводил что-нибудь на женщин, как женщин, и я смело объявляю, что такой мужчина — не мужчина.

И мистер Снодграс, выбросив сигару, сильно ударил кулаком по дубовому столу.

— Звучный аргумент, — заметил вкрадчивый джентльмен.

— Звучный, но не убедительный, потому что в основании его скрывается софизм, — возразил грязнолицый джентльмен.

— Ваше здоровье, сэр, — вскричал кочующий торговец с одиноким глазом, бросая одобрительный взгляд на мистера Снодграса.

Мистер Снодграс поклонился.

— Хорошие аргументы, как ваш, мне всегда приятно слышать, — продолжал кочующий торговец, — вы, можно сказать, прекрасно доказали свою мысль; но этот маленький аргумент относительно женщин напоминает мне одну довольно странную историю, которую рассказывал мне мой старый дядя. По этому поводу я готов повторить еще раз, что есть на белом свете вещицы постраннее женщин. История удивительная, господа.

— Расскажите ее нам, — сказал краснолицый джентльмен с сигарой во рту.

— Угодно вам слушать?

— Очень.

— И мне тоже, — сказал мистер Топман, вставляя в общий разговор и свое слово. Он пользовался всяким удобным случаем увеличить запас своих наблюдений.

— В таком случае извольте, господа, я очень рад, — сказал кочующий торговец, затягиваясь с особенным наслаждением из своей пенковой трубки. — История будет рассказана… нет, господа, я передумал. К чему и зачем! Я знаю, вы не поверите мне, — заключил одноокий джентльмен, моргая самым плутовским образом на всю курящую компанию.

— Поверим, если вы ручаетесь за ее справедливость, — заметил мистер Топман.

— Конечно, ручаюсь, и на этом условии рассказываю. Дело вот в чем, господа: слыхали ли вы о знаменитом доме под фирмой «Бильсон и Слюм»? Вероятно, не слыхали, потому что его уж давным-давно нет на белом свете. Происшествие, о котором рассказывал мой дядя, случилось лет восемьдесят назад с одним путешественником из этого дома. Это, в некотором смысле, будет

«Повесть кочующего торговца»,

и старый дядюшка рассказывал ее таким образом:

• • •

Однажды зимой, около пяти часов вечера, лишь только начало смеркаться, на Марльборогских лугах, по дороге в Бристоль, можно было видеть путешественника, погонявшего свою усталую лошадь… то есть, собственно говоря, его непременно бы увидели, если б какой-нибудь зрячий человек проходил или проезжал по этому тракту; но погода была так дурна, вечер до того холоден и сыр, что не было на всем этом пространстве ни одной живой души, и путешественник тащился один, как можете себе представить, в самом мрачном расположении духа. Будь здесь какой-нибудь купец тогдашних времен, приказчик, разносчик или сиделец, он при одном взгляде на желтую тележку с красными колесами и на гнедого рысачка с коротеньким хвостом мигом смекнул бы, что этот путешественник был не кто другой, как сам Том Смарт из торгового дома «Бильсон и Слюм»; но так как этого взгляда некому было бросить, то и оказывалось, что Том Смарт и гнедой рысачок совершали путешествие в глубокой тайне. Вы понимаете, что от этого никому не могло быть ни лучше, ни хуже.