Однажды в Голливуде - Тарантино Квентин

У граждан Ройо-дель-Оро, не считая отъезда из города, выхода не было. Но деньги предоставляли Мердоку разные варианты. Он мог потратить их на собственных мерзавцев. И последнее преступление Калеба — убийство снайпером доверенного помощника Мердока, Джорджа Гомеса, — наконец толкнуло старика через проведенную им же самим черту.

Предложение Мердока Лансера для сыновей было простым. Разделить его империю на троих. И скот, и земельные владения, и ранчо, и банковские счета. Для этого братья должны были согласиться на две вещи: помочь Мердоку прогнать Калеба и его кровожадных воров. И затем десять лет работать на ранчо и участвовать в управлении скотоводческой империей. Через десять лет, если им захочется уйти и обналичить свою долю, их никто не остановит. Но оба молодых человека последние годы пробавлялись на подножном корму: Скотт, речной картежник, жил от игры до игры, а Джонни предлагал свою пушку тому, кто больше заплатит, и по нему уже давно плакала виселица отряда линчевателей. Оба брата рисковали большим, чем могли бы надеяться выиграть. Сыновья и отец не питали друг к другу теплых чувств, но Скотту с Джонни пришлось задуматься над его предложением, потому что ни при каком другом раскладе на сей божьей земле они бы не сколотили такое состояние, какое предлагал Мердок. Не сколотили бы что законным путем, что незаконным. Мердок Лансер был не просто богат. Он владел состоянием. Не просто землей и успешным предприятием — он управлял империей. Империей, которую, по его словам, был готов разделить на троих.

Перед Джонни стояла только одна проблема. Он ненавидел старого ублюдка. Тот же ублюдок выставил его с матерью под дождь. Тот же ублюдок превратил его мать в жадную до денег шлюху. Тот же ублюдок, в конце концов, виноват в том, что она оказалась в одной комнате с другим зажиточным ублюдком, который перерезал ей горло. Джонни было двенадцать лет, когда того ублюдка судили за убийство и признали невиновным. Четырнадцать лет — когда он его прикончил. И следующие десять лет Джонни казнил всех до единого присяжных из ублюдочного жюри, помиловавших эту мразь. Всем перерезал горло, чтобы они знали, как умерла мама. Захлебываясь кровью, не в силах вымолвить ни слова, умирая медленно, в ужасе глядя на своего убийцу. Тогда Джонни улыбался при виде их мучений и говорил: «Марта Кончита Луиза Гальвадон Лансер передает hold».

Десять лет понадобилось на то, чтобы убить тринадцать человек, но в конце концов Марта Гальвадон Лансер была отмщена. Лишь один человек по сей день не заплатил окончательную цену за убийство матери — тот, кто и толкнул ее на путь унижения. Его отец. Мердок Лансер.

И все же это много коров, много земель, много домов и много денег. Больше, чем Джонни заработает и за десять жизней. И всего-то надо удержаться от убийства старикана и самому не погибнуть от рук кровожадной банды скотокрадов. Но у Джонни имелся секрет. То, чего не знали ни Мердок, ни Скотт, никто другой на ранчо Лансера.

Джонни Мадрид и Калеб Декото были друзьями.

Джонни Мадрид ехал на лошади по главной улице Ройо-дель-Оро. Когда два дня назад он сошел с дилижанса «Баттерфилд — Уэллс-Фарго», городок выглядел как сотня других, виденных раньше. Но это до того, как Мердок рассказал ему и его сводному брату здешние новости. Теперь Джонни видел, что выделяет Ройо-дель-Оро на фоне прочих: этот городок охвачен ужасом. Едва приехав, Джонни заметил большой салун, заметил перед ним кучку стервятников. Конечно, в куче городков есть салуны с кучей своих стервятников. Но теперь Джонни знал, что это не какие-то стервятники. Это их Джонни должен был спровадить или убить. Это они несли ответственность за страдания Мердока. Это — сухопутные пираты под началом Калеба Декото.

Проезжая мимо «Позолоченной лилии», он чувствовал, как его сверлят взглядами. Уголком прищуренного глаза насчитал четырех молодчиков. Один — черный малый, одетый как мексиканский бандит. Двое — мексиканские бандиты, одетые как мексиканские бандиты. Но внимание Джонни привлек четвертый. Большой и белый, старше остальных. Остальные нацепили типичные тряпки мексиканского отребья, а на нем — ковбойский черный костюм с иголочки и щегольские ковбойские сапоги из черной кожи. На голове красовалась большая стильная ковбойская шляпа, на верхней губе — большие усищи, щедро смазанные воском. Большой человек сидел на кресле-качалке на веранде «Позолоченной лилии» и вырезал карманным ножиком деревянную лошадку. У блестящего сапога скопилась горка опилок. Не считая возраста и одежды, он отличался от трех стервятников и во всем остальном. Они — сброд; он — ковбой высокого разряда. Джонни не мог его разгадать. Но хоть он и не знал, кто этот человек, он знал, что это за человек. Этот большой человек в черном костюме, черных сапогах и с большими усами — большая шишка с большой репутацией. Остальные псы прерий из банды делили добычу от поднятого ими шума и неразберихи. А этому большому человеку отваливал авансом мешок золота лично Калеб.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В истории про гангстеров его бы называли «заезжим головорезом». В ранних главах своей истории большой человек мог бы быть героем — да и был. Но на этой странице — сегодня — он предложил свой пистолет тому, кто дал больше. А в этой истории больше дал Калеб Декото.

Джонни слез с лошади и привязал ее к коновязи перед «Ланкастером». Большой человек в черном сложил ножик и убрал в карман. Джонни начал переходить главную улицу Ройо-дель-Оро в сторону салуна. Большой человек в черном поставил лошадку на бочонок перед собой, поднялся с качалки и двинулся навстречу. Джонни был в девяти шагах от нижней ступеньки из трех, что вели на веранду салуна, как тут его окликнул большой человек в черном:

— Ни шагу дальше, олух.

Джонни остановился.

— Меня не олухом звать, — поправил он.

— Что ты здесь забыл, парень? — спросил большой человек.

— Выпить охота, — ответил Джонни и показал на заведение. — Это же салун, да?

Большой человек в черном обернулся и взглянул на большую вывеску над входом с надписью «Салун», потом повернулся обратно к Джонни:

— Да, это салун. Только тебе сюда нельзя.

— Почему? — спросил Джонни. — Вы что, закрылись?

Большой человек улыбнулся и погладил рукоятку пистолета, примостившегося на поясе, прямо под животом.

— Да нет, мы в деле.

Джонни, начиная понимать, улыбнулся в ответ и спросил:

— Значит, туда нельзя только мне?

Большой человек улыбнулся еще шире, в этот раз продемонстрировав зубы:

— Вот именно.

— Почему?

— Ну, понимаешь, дамочек мы обслуживаем только в вечер для женщин.

Остальные три стервятника на веранде заржали над шуточкой. Джонни тоже посмеялся и сказал:

— Смешно. Надо будет запомнить.

— Еще шаг к салуну, — предупредил большой человек, — и ты уже ничего никогда не запомнишь.

Уперев руки в бока, стрелок в черном объяснил молодому человеку в красной, как сангрия, рубашке с оборками его ближайшее будущее.

— Теперь слушай сюда, олух: ты залезешь обратно на свою клячу и похлещешь ее ко всем чертям из города — слыхал, шкет?

Джонни прищурился:

— О, я-то слышу отлично, а вот ты, видать, нет. Потому что я уже один раз сказал: меня — зовут — не — олух.

Вот тогда рука Джонни легла на пистолет, устроившийся в кобуре на бедре, и расстегнула кожаный ремешок на курке его вдоводела.

В ответ рука большого человека опустилась впереди, где за пояс была заткнута его артиллерия.

И тут, когда веранда, улица, городок и штат затихли, пока мужчины подрагивали в боевых стойках, ВНЕЗАПНО распахнулись скрипучие двусторонние двери салуна и из них вышел злодей этой истории — Калеб Декото.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Главарь преступников был в коричневой куртке из сыромятной кожи с кожаной же бахромой на рукавах и ел жареную куриную ножку. Джонни чувствовал, как Калеб ступает наружу, но был занят игрой в гляделки с бандитом, так что не повернулся поприветствовать старого друга.