Злой рок. Политика катастроф - Фергюсон Ниал (Нил)

Но Ирландия – это не Бенгалия. Ирландцы заседали в обеих палатах Вестминстерского дворца. Конечно, местная аристократия была англо-ирландской и представляла собой сословие, отделенное от масс, если смотреть с религиозной, культурной и даже языковой точки зрения. И, безусловно, избирательное право и для сельского, и для городского электората было более ограниченным: после реформ избирательной системы 1829 и 1832 годов всего около 90 тысяч человек имели право голоса[640]. И тем не менее в Палате общин присутствовали избранные ирландские представители; был среди них и великолепный Освободитель, Дэниел О’Коннелл, который в январе 1847 года председательствовал в Дублине на собрании ирландских землевладельцев и политиков, созванном, чтобы потребовать от правительства хоть как-то противостоять катастрофе[641]. Но все же те, кто принимал ключевые решения – скажем, Чарльз Тревельян, помощник секретаря казначейства, – были ревностными евангельскими христианами и приверженцами политэкономических доктрин, согласно которым государство не должно вмешиваться в экономику. «Несчастным тяжело утратить знание о том, что они страдают от горести, насланной Провидением Божьим», – писал Тревельян 6 января 1847 года. По его словам, Бог послал голод в испытание, «чтобы преподать ирландцам урок и показать, что бедствие нельзя смягчать слишком сильно… Истинное зло, с которым нам необходимо бороться, – это не физическое зло Голода, но моральное зло эгоистичной, извращенной и непокорной человеческой природы»[642]. На основе таких аргументов из Ирландии продолжали вывозить зерно (по большей части овес).

Нет, некоторые меры все же были приняты, чтобы облегчить людям муки голода и справиться с болезнями, которые следовали за ним по пятам. В 1846 году консервативное правительство сэра Роберта Пиля отменило «Хлебные законы» – протекционистские тарифы, препятствовавшие импорту дешевого зерна в Соединенное Королевство. В страну стали ввозить кукурузу и кукурузную муку из Америки; кто-то устраивал общественные работы; иные делали значительные пожертвования; а Британская ассоциация помощи пострадавшим в чрезвычайной ситуации из отдаленных приходов Ирландии и Шотландии – при поддержке королевской семьи и Ротшильдов – сумела за время своего существования собрать примерно 470 тысяч фунтов стерлингов. Правительство в 1847 году предоставило Ирландии заем в 8 миллионов фунтов стерлингов (Irish Famine Loan)[643]. Но эти меры и близко не могли возместить падение доходов селян в дни жестокого дефицита. После отставки Пиля в результате отмены «Хлебных законов» в отношении лондонцев к ирландцам преобладало безразличие, а может быть, даже презрение. «Все дело в гнилой картошке, – жаловался герцог Веллингтон во время раскола тори из-за „Хлебных законов“. – Это из-за нее чертовски перепугался Пиль»[644]. «Со своей стороны, – отмечали в Times, – мы считаем картофельную гниль благословением. Как только кельты перестанут быть картофелефагами, они непременно станут плотоядными. А когда они распробуют мясо и у них разыграется аппетит, вместе с ним придет и готовность заработать на свой кусок мяса. А уже вслед за этим явятся стабильность, порядок и упорство – конечно, если только их развитию не воспрепятствует слепой ирландский патриотизм, близорукое равнодушие мелких лендлордов или случайная беспечность правительства, которое решит вдруг проявить благожелательность»[645]. Сэр Чарльз Вуд, канцлер казначейства Великобритании, объяснял в Палате общин: «Никаких усилий правительства и, добавлю, никакой частной благотворительности не хватит, чтобы в полной мере справиться с нынешним бедствием. Это кара Божья, постигшая народ по воле Провидения»[646][647].

Можно подумать, что нет двух идеологий более различных, чем классический викторианский либерализм и кровавый марксизм большевиков, и все же каждая из них, пусть и по-своему, давала массовому голоду рационалистическое объяснение. Но имелись и важные различия. В истории Советского Союза было два жесточайших голода: один – в 1921–1923 годах, второй – в 1932–1933-м. Вот что писал один украинский историк: «Не засуха и не скудный урожай, а реквизиция зерна и экспорт – вот в чем заключались настоящие причины первого великого голода в Советской Украине, произошедшего в 1921–1923 годах»[648]. Да, предпосылки создала жаркая и засушливая весна 1920 года, но голод прежде всего случился из-за нехватки рабочих рук (все еще шла гражданская война), а также оттого, что часть крестьян, боясь реквизиций, не желала засевать поля. Двадцать самых плодородных сельскохозяйственных губерний Российской империи до революции ежегодно производили двадцать два миллиона тонн зерновых. К 1921 году этот показатель снизился до 2,9 миллиона. Особенно жестокий кризис постиг Украину. В 1921 году количество зерновых, собранного в Одесской губернии, упало до 12,9 % от дореволюционного уровня[649]. Американская администрация помощи (American Relief Administration, ARA), которую возглавлял Герберт Гувер, оценила число погибших в два миллиона человек – что составляло примерно 1,3 % от всего населения. Большевики продавали зерно в обмен на твердую валюту в то время, как на большей части территории, подконтрольной им, свирепствовал голод, – и ARA, протестуя против подобных мер, прекратила свою программу в России. В отличие от британских министров, большевистские комиссары не отчитывались ни перед какой оппозицией. И в стране не было свободной печати, способной их осудить. Но впереди ждало нечто гораздо худшее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Весна 1931 года выдалась в СССР прохладной и сухой. Поволжье, Казахстан, Сибирь и Центральная Украина страдали от засухи. Урожай в 1931–1932 годах был скудным. Но это не вызвало бы катастрофического голода, если бы не смятение, возникшее из-за коллективизации – политики, которая, по мнению Сталина, была единственным средством ускорить индустриализацию (и пролетаризацию) Советского Союза и искоренить якобы контрреволюционное кулачество. Но когда запретили частную собственность, а крестьян гуртом согнали в колхозы, объемы сельскохозяйственного производства не возросли – наоборот, исчез стимул хоть что-либо производить. Крестьяне убивали и ели скотину, лишь бы не отдавать ее государству. В то же время Сталин повысил экспорт с 187 тысяч тонн (1929) до 5,7 миллиона тонн (1931)[650]. Когда на Украине бушевал голод, Политбюро выпустило два постановления, возлагающих вину за падение сельскохозяйственного производства на политику «украинизации», которая проводилась в 1920-х годах и предоставила Украинской ССР определенную степень автономии. Упомянутые постановления повлекли массовую чистку в рядах Коммунистической партии Украины, а на ученых и представителей интеллектуальной элиты, оказавшихся под подозрением, начали нападать – сперва словесно, а потом и физически. Бригады «активистов», которыми руководил Лазарь Каганович[651], некогда первый секретарь ЦК КП(б) Украины, разбойничали в украинских селах, перерывая крестьянские дома снизу доверху в поисках любой возможности поживиться. Соседи, доведенные до отчаяния, доносили друг на друга за пригоршню корок[652]. Смертность в Украине втрое превышала ее показатели в России[653], а в Казахстане все обстояло еще хуже.

Некоторые историки настаивают на том, что Сталин не собирался проводить политику геноцида против украинских и казахских скотоводов и земледельцев. Возможно, это и так, и все же сталинская концепция классовой войны предполагала не только террор, но и массовые убийства. В мае 1933 года он писал об этом Михаилу Шолохову, автору романа «Тихий Дон»: «…уважаемые хлеборобы вашего района (и не только вашего района) проводили „итальянку“ (саботаж!) и не прочь были оставить рабочих, Красную Армию – без хлеба. Тот факт, что саботаж был тихий и внешне безобидный (без крови), – этот факт не меняет того, что уважаемые хлеборобы по сути дела вели „тихую“ войну с Советской властью. Войну на измор, дорогой тов. Шолохов…»[654][655] По оценкам, погибло 5 миллионов советских граждан (около 3 % населения), но доля умерших украинцев составляла 18 %, что сделало этот голод самым страшным за всю современную историю. Упала и рождаемость. Если бы Сталин не проводил эту политику, то в начале 1935 года в Советском Союзе было бы на 18 миллионов больше человек. Теперь разница между викторианскими либералами и советским коммунистами должна быть очевидна. В ирландском голоде намного более значимую роль сыграла природа – в виде нового болезнетворного организма. Украинский Голодомор, напротив, был во многих отношениях рукотворным предумышленным злодеянием.