Гражданская лирика и поэмы - Семен Кирсанов

МОСКОВСКАЯ ТЕТРАДЬ (1962–1970)

СТРЕЛА

Пока наш самолетлетит на грани звука —внизу        «стрела»                           ползеттак медленно, что мука.

Похоже, так вот ползна лошадях                    Радищевчерез ухабы селпроселком в городище.

Ползет «стрела»                            средилошадок и коровоки тащит                позадихвост спичечных коробок.

А наш гигант спешитк свиданью от разлуки,и тень его                 лежит,в траве раскинув руки.

Вот так и Гулливердивился,                лежа в путах,на ползшие в травекареты лилипутов.

Что лес?               Он муравас потертостью лужаек.Что конь?               Он с муравья,чуть движется и жалок…

Но эти рельсы с нитьи этот тополь с колос —не могут объяснитьгде медленность,                       где скорость!

На звездный небосводракету шлет                     наука,и самолет ползеттак медленно, что мука.

Нам кажется — староего винтов круженье,так тянет вниз                          ядроземного притяженья.

А в Дубно — вихрь частицна зависть всем ракетамнесется,               чтоб настичьв полете — скорость света.

И все ж — во сколько размы быстроту ни мерим —я славлю               узкий глазмеж тетивой и зверем!

Я горд тобой,                     дикарь,у камня под скалоюоткрывший                     у древкаспособность быть стрелою.

Натянут лук —                             лети,торчи в лопатках барса!Стрела,                ты часть путиот нас — и дальше Марса!

МЕТЕЛЬ В МОСКВЕ

В Москве метет метель —то в подворотнях роется,то фортки                рвет с петель,то вьется к башне Троицкой.Попавшие под вихрь,ползут машины                          медленно,на стеклах ветровыхбог знает что налеплено!

В Москве метель метет,метет           с церковных луковиц,по мостовой мететгазету, что ли, рукопись?Насквозь визжит подъезд,от хохота, от плача ли?Сугробы даже                        с местпередвигаться начали…

В Москве метет метель,буран по всей Москве-реке,из школ             ведут детей,держа их крепко за руки.Закутаны в платкида в пуховые кружевца…И лишь одни                         каткис метелью вместе кружатся.

В Москве метель метет.Витрины запорошены.А очередь               ведеткак летом — за мороженым.Снег задымил весь мир,на стойке смерзлись денежки,но варежкой —                          пломбирко рту подносят девушки.

В Москве метет метельи в пляске              света тусклогоштурмует цитадельзавьюженного Курского.Курортники из Гагрк такси бегут с мимозами,исколот                 их загарзанозами морозными.

В Москве метель метет,с Неглинной вырывается,несется в                   «Гранд-отель»,в «Националь» врывается.Индус из-за дверейи негр в плаще нейлоновомглядят             на климат сейглазами удивленными.

Метель метет в Москве,с трудом, как в гору,                              тащимся,а самосвал на сквервезет асфальт дымящийся,везут домов куски,квартиры в полной целости,как будто               у Москвынет дела до метелицы!

В Москве метель метет,слепит,           сечет безжалостно,а молодежь идет:— Мети себе, пожалуйста! —Снег соскребают вследмашины типа уличных.А утром —             свежий хлебпахнёт из теплых булочных.

А я люблю метель,и как она ни режется —я б нынче не хотелна южном пляже                      нежиться.Мне ветер по нутру!Мосты кренит, как палубы.Как жил я               на ветру —так буду жить без жалобы!

КАЛУЖСКОЕ ШОССЕ

Занесена по грудьРоссия снеговая —царицын санный путь,дорога столбовая

в леса, леса, лесауходит, прорезаясь…Лишь промелькнет лиса,да вдруг присядет заяц,

а то — глаза протри —из-за худых избеноквдруг свистнет пальца в трисам Соловей-разбойник,

а то — простой народначнет сгибаться в пояс, —шлет вестовых впередимператрицын поезд.

Она — при всем дворе,две гренадерских роты,вот — вензеля каретгорят от позолоты.

На три версты — парча,да соболя, да бархат,тюрбаны арапчат,флажки на алебардах.

Вот виден он с холма,где путь уже проторен,вот Матушка сама,ее возок просторен,

салоп ее лилов,лицо, как жар, румяно,но это дар послов —французские румяна…

За восемьдесят верстона к любимцу едет,с которым, полный звезд,граф Воронцов соседит.

Вот первый повороту башен необычных —баженовских воротдва кружева кирпичных,

как два воротникавенецианских дожей,но до конца — покадворец еще не дожил.

Царицу клонит спать,ей нужен крепкий кофий,до камелька — верст пять,не то что в Петергофе!

А тут все снег да снег,сугробы да ухабы,от изразцов — да в мех,все мужики да бабы…

Тут, будто о пенек,споткнулся конь усталый,и захрапел конек,и вся шестерка стала.

Он мутно из-под шорглядит, дрожат колени…И облетело Двормонаршее веленье:

«Конь царский пал. Емувоздвигнуть изваянье.„Коньково“ — дать семуселению названье».

Повелено запрячьв возок коня другого,трубач несется вскачь —и позади Коньково.

Темнеет путь лесной.Не зябнет ли царица?А может, за соснойей самозванец мнится?

То лес аль Третий Петр,исчезнувший куда-то,во мгле проводит смотрсвоих солдат брадатых?..

Но вот и Теплый Стан,где камелек теплится.Поднять дородный станспешат помочь царице,

и — в кресло! Без гостей!В тепле благоуханномподносят кофий ейв фарфоре богдыхана.

А крепок он — зело!Арабским послан ханом.Тепло — зане селозовется Теплым Станом.

Царица в кресле спит,да неспокоен отдых.Раскрыла рот. Виситмонарший подбородок.

Казачья бородаей снится, взгляд мужичий.Вольтера бы сюда,да не таков обычай.

А бабам в избах жуть —ушли мужья и сваты,угнали чистить путь,велели взять лопаты,

боятся конюховв их чужеземных платьях,скорей бы петуховдождаться на полатях…

Лишь утро — и пошлискрипеть возы и сани.Вот и Десну прошлиовражными лесами,

вот и века прошли,земной окутав глобус.…Ну вот, и мы сошли,покинув наш автобус.

Калужское шоссе,волнистая равнина,тебя — в иной красекак не любить ревниво!

И вас — как не любить,седые деревеньки!Вы скоро, может быть,исчезнете навеки…

Уже покрыл бетондороги подъездные,снимаются с оконналичники резные.

И сколько снято крышстроителями — за год!В былую глушь и тишьворвался Юго-Запад.

И жаль, и хорошо!Пора прощаться с солнцем,последний петушокнад слуховым оконцем,

прощай, ты никогданавстречу к нам не выйдешьи новые годавовеки не увидишь!

Зарылся в давний снегвозок Екатерины,иным идет к веснекалужский путь старинный.

И там, где Теплый Стан,уже стоят пролетыогромного мостаи реют вертолеты,

а правнучка тех баб —с голубизной в ресницах —врезается в ухабжелезною десницей.

По десять этажейсюда, попарно строясь,дома идут уже,как в будущее — поезд!

И около лескаиного, молодого —написано: «Москва».Все заново, все ново!

ТРУБА НАПОЛЕОНА