Хорнблауэр и «Отчаянный» - Сесил Форестер

Он еще раз отхлебнул сидра, прежде чем догадался спросить, откуда же этот сидр взялся.

— Я приобрел его в кредит от вашего имени, сэр, — сказал Доути. — Я взял на себя смелость, сэр, пообещать за него четверть фунта табаку.

— И у кого же?

— Сэр, — ответил Доути. — Я обещал не говорить.

— Что ж, очень хорошо, — сказал Хорнблауэр. Источник у сидра мог быть только один — «Камилла», суденышко для ловли омаров, захваченное им прошлой ночью. Конечно, у бретонских рыбаков был с собой бочонок, и кто-то из команды их ограбил — скорее всего Мартин, капитанский писарь.

— Надеюсь, вы купили весь бочонок? — спросил Хорнблауэр.

— К сожалению, сэр, только часть. Все, что осталось. Из двухгалонного бочонка сидра — а Хорнблауэр надеялся, что он может быть и побольше — Мартин вряд ли выпил за сутки больше галлона. А Доути, видимо, заметил бочонок в каюте, которую делил с Мартином. Хорнблауэр был уверен, что Доути пришлось не только пообещать Мартину четверть фунта табаку, но и поднажать на него, чтоб убедить расстаться с бочонком, но Хорнблауэра это не волновало.

— Сыр, сэр, — сказал Доути. Все остальное, что было на столе, Хорнблауэр уже съел.

Сыр, из корабельных запасов был совсем не плох, масло свежее, видимо, на борт поступили новые бочонки, и Доути как-то до них добрался, хотя прежнее, прогорклое масло и не было израсходовано до конца. Кувшин с сидром почти опустел. Хорнблауэр не помнил, чтоб за последние дни он хоть раз чувствовал себя так хорошо.

— Я лягу спать, — объявил он.

— Да, сэр.

Доути открыл дверь штурманской рубки, и Хорнблауэр вошел в свою каюту. Лампа раскачивалась на палубном бимсе. Штопаная ночная рубашка лежала на койке. Может быть, таково было действие сидра, но присутствие Доути совсем не стесняло. Хорнблауэр почистил зубы и снял сюртук, который Доути тут же подхватил. Доути поднял и расправил упавшие штаны, а когда Хорнблауэр рухнул в койку, Доути склонился над ним и натянул сверху одеяло.

— Я почищу сюртук, сэр. Вот халат, если вас позовут ночью, сэр. Погасить лампу, сэр?

— Да.

— Спокойной ночи, сэр.

До следующего утра Хорнблауэр не вспоминал, что Гримс повесился в его каюте. До следующего утра Хорнблауэр не вспоминал те ужасные минуты в пороховом погребе. Доути уже показал, на что годится.

12

Отгремел салют. Пелью поднял адмиральский флаг и «Тоннан» отправился готовить блокаду Рошфора. На «Неустрашимом» взмыл флаг адмирала Паркера. Каждый флаг приветствовали по тридцать пушечных выстрелов с каждого корабля. Французы со склонов холмов видели дым, слышали выстрелы. Флотские офицеры среди них догадались, что еще один контр-адмирал присоединился к Ла-Маншскому флоту. Должно быть, они грустно качали головами, видя новое свидетельство растущей мощи британского флота.

Хорнблауэр пристально вглядывался за Гуль над темными силуэтами Девочек. Он считал военные корабли, стоящие на Брестском рейде. Восемнадцать линейных судов, семь фрегатов, но на всех команда уменьшена до полной невозможности, запасы недоукомплектованы — куда им тягаться с пятнадцатью превосходными линейными кораблями Корнваллиса, поджидающими снаружи. Моральное и физическое превосходство англичан росло с каждым днем, проведенным ими в море. Нельсон в Тулоне, а теперь и Пелью в Рошфоре сходным образом противостояли другим французским эскадрам. Под их защитой британский торговый флот мог никого не бояться, кроме каперов, к тому же торговые суда, собранные в большие караваны, охранялись другими британскими эскадрами, численно превосходящими блокадные флота. Тросы и пенька, лес, железо и медь, скипидар и соль, хлопок и селитра беспрепятственно текли к Британским островам и так же свободно циркулировали вдоль их берегов, поддерживая бесперебойную работу корабельных верфей, в то время как французские верфи простаивали, пораженные гангреной, неминуемо наступающей вслед за остановкой кровообращения.

Но ситуация продолжала оставаться опасной. Вдоль побережья Ла-Манша было сосредоточено двести тысяч солдат, самая могучая армия мира, а в портах от Сен-Мало до Остенде стояла семитысячная флотилия плоскодонных судов. Адмирал Кейт с его фрегатами и семью линейными кораблями охранял Ла-Манш от посягательств Бонапарта: пока английский флот держит контроль над проливом, вторжение невозможно.

Однако контроль этот в некотором смысле ненадежен. Если восемнадцать линейных кораблей выйдут из Бреста, обойдут Уэссан и войдут в Ла-Манш, сумев отвлечь каким-то образом Корнваллиса, то Кейта они могут разбить. Трех дней хватит, чтоб погрузить на корабли и перевезти через Ла-Манш французскую армию, и Бонапарт будет слать декреты из Виндзорского замка, как уже слал из Милана и Брюсселя. Корнваллис и его эскадра, «Отчаянный» и его более могучие товарищи, вот кто делал это невозможным; мгновенная беспечность, малейшая оплошность, и трехцветное знамя взовьется над лондонским Тауэром.

Хорнблауэр считал корабли на Брестском рейде, сознавая, что эта ежедневная рутина — крайнее, самое дерзкое выражение морского владычества Англии. У Англии есть сердце, рука и мозг, а он сам и «Отчаянный» — чуткий кончик пальца этой длинной руки. Девятнадцать линейных кораблей — два из них трехпалубные. Семь фрегатов. Те же, что вчера. Ни один из них не выскользнул ночью незамеченным, через проходы Фур или Ра.

— Мистер Форман! Сигнальте флагману, пожалуйста. «Враг на якоре. Ситуация не изменилась».

Форман не раз уже подавал этот сигнал, но Хорнблауэр, ненавязчиво наблюдая за ним, видел, что он проверяет номера по сигнальной книге. Форман обязан знать назубок тысячу условных сигналов, но это хорошо, что он проверяет себя, когда позволяет время. Одна неверная цифра может послать сообщение, что неприятель вышел из залива.

— Флагман подтверждает, сэр, — доложил Форман.

— Очень хорошо.

Пул, вахтенный офицер, занес этот эпизод в черновой журнал. Матросы мыли палубу, солнце вставало на горизонте. Начинался погожий день, обещая быть таким же, как любой другой.

— Семь склянок, сэр, — доложил Провс. Полчаса до конца отлива, время поворачивать прочь от наветренного берега, пока не начался прилив.

— Мистер Пул! Поворот через фордевинд, пожалуйста. Курс вест-тень-норд.

— Доброе утро, сэр.

— Доброе утро, мистер Буш.

Буш знал, что лучше не вступать в дальнейшие разговоры. Он сосредоточился на том, как матросы перебрасопливают грот-марсель, и как Пул управляет кораблем, Хорнблауэр прочесывал подзорной трубой северный берег, ища признаки перемен. Внимание его привлек небольшой гребень, за которым встретил свою смерть капитан Джонс. В это время Пул доложил: