Обитель подводных мореходов - Юрий Баранов

Откинув рукоятки, могучий Дубко обхватил тумбу и прильнул глазом к окуляру. Он медленно задвигался, затанцевал, с трудом поворачивая свою неподатливую партнёршу.

Свет в центральном посту погасили, чтобы лучше можно было различить в перископ линию горизонта. В отсеке полумрак и тишина. Лишь высвечивала разноцветными глазками сигнализация клапанов, да тихо жужжали датчики гирокомпаса.

Казалось, люди в центральном дышать перестали, чтобы ненароком не помешать Дубко накоротке объясниться с "противником". По тому, как усмехался он, скривив уголки губ, все догадывалисъ, что замысел командира плавбазы разгадан.

- Пеленг две сотни десять! - твёрдо произнёс Христофор Петрович, отваливаясь от перископа. - Акустик, слушать в этом секторе. Боцман, погружаемся на глубину!

"Вот она цель, всё-таки замерла, ждёт, - думал Непрядов, работая с маневровым планшетом. Картина торпедной атаки всё больше становилась ясной. Прошло совсем немного времени, и Хуторнов радостно воскликнул:

- Есть цель!

На полную мощь электронных лёгких задышал торпедный автомат стрельбы. В его утробе сердито заворчали датчики, переваривая вводимую цифирь, жадными глазками заморгали контрольные лампочки. Насытившись пеленгами, автомат выдал, наконец, исходные данные для стрельбы.

Дубко было жарко. Пот градом лил с его широкого лица. Он то и дело отирался платком и облизывал пересохшие губы. Видимо, ему смертельно хотелось пить.

- Товсь! - подал он с облегчением давно сидевшую на языке команду. Бросил последний взгляд на показания приборов. Курс, глубина, дифферент, согласовка углов на торпедах - вроде всё в норме. И неистово рявкнул по переговорной трубе в первый отсек:

- Пли!

Дрогнула субмарина всем своим существом, выбрасывая из чрева первую торпеду. Как бы снова поднатужившись, выдавила с муками роженицы и вторую.

- Торпеды вышли! - доложил Стригалов из своего отсека торжественно и грозно, будто с подмостков сцены возвестив о свершившемся великом действе.

Началось послезалповое маневрирование. Лодка металась из стороны в сторону, проваливалась на глубину и снова подвсплывала, стараясь уйти от "погони".

Только на этот раз гоняться за ней было некому.

- Вот так всякий раз, - ворчал Дубко. - Играем в войну, а не учимся воевать. Всё топливо, да моторесурсы экономим - пока жареный петух не клюнет...

Тихоходная плавбаза считалась условно потопленной, а торпедолов занялся поиском всплывших торпед. Но так уж в подплаве повелось: после атаки непременно следовало хотя бы условно "поиграть со смертью в прятки", чтобы, как в настоящем бою, насчёт противника не было бы никаких иллюзий. Ты ему торпеду под брюхо, а он тебе - глубинную бомбу на голову. Дурных, да слабых в море не ищи и на "везуху" не слишком-то надейся. Чья убеждённость и вера крепче, у кого больше терпения и выдержки, а к тому же и с юмором всё в порядке - у того меньше всего шансов нарушить извечное равенство, когда количество погружений перестаёт быть равным числу всплытий и полагающегося на берегу жареного поросёнка едят за тебя другие. Это и есть подводная судьба, - для каждого глубоко личная и на весь экипаж одна.

Но оттого-то и недоволен был Дубко, что слишком много, на его взгляд, на учениях в море появлялось условностей. Егор потом не раз мог убедиться, как воевал командир со штабными, отстаивая свою точку зрения на право действовать в условиях, максимально приближённых к боевым. Вроде бы все с ним соглашались, но когда дело доходило до конкретного обеспечения, то находилось множество причин, по которым ему частенько не могли выделить ни одного быстроходного противолодочного корабля. Срабатывала какая-то скрытая бюрократическая машина, с которой Христофор Петрович не уставал бороться, наживая себе недругов. В штабе многие считали его неудобным командиром.

Продув балласт, лодка пошла на всплытие. На перископной глубине начало слегка покачивать. Судя по всему, шторм окончательно выдыхался и постепенно "исходил на нет" мёртвой зыбью. Отдраили верхний рубочный люк. В центральном засквозило промозглой сыростью. Поеживаясь, Непрядов снова надел меховой альпак. Поднявшись на мостик, он выглянул за обвес рубки. Серая громада плавбазы застыла на воде в полумиле от дрейфовавшей лодки. Оба корабля переговаривались семафором. Сигнальщик, сидевший в кармане ограждения, будто кенгурёнок в сумке матери, изредка щёлкал затвором прожектора, принимая передававшийся ему текст. Христофор Петрович восседал рядом с ним на рубке и терпеливо ждал, покуривая в рукав.

- Ну как, попали? - не утерпев, полюбопытствовал Егор.

- Должны попасть, - убеждённо сказал помощник. - Иначе не стоило испарять электролит и жечь солярку.

- А вообще заметь, - вмешался Стригалов, - торпеда дура - отчёт молодец. Главное в нашем деле - это канцелярия. Если документация в полном порядке, то врагу в небесах, на земле и на море - крышка.

- Отчётами воевать не годится, - возразил командир, покосившись на разговорчивого минёра. - Торпеду к делу не подошьёшь, коль скоро ей взрываться под днищем положено.

- Есть попадание, товарищ командир, - доложил сигнальщик, еле сдерживая ликование. - Сразу двумя торпедами по корме. Комбриг просит передать личному составу благодарность.

На твёрдом, широкоскулом лице командира ничего не отразилось. Докурив сигарету, он швырнул окурок за борт и лишь после этого потянулся к микрофону корабельной трансляции.

На мостике было слышно, как бурно возликовал центральный. Приглушённое "ура" взрывной волной покатилось по отсекам. Непрядова так и распирало от волнения и радости, захлестнувшей экипаж. Но он всё же позволил себе лишь скупо улыбнуться, невольно подражая этому предельно сдержанному "рыжему троллю".

Уже в следующую минуту Дубко повысил голос, как бы прекращая не утихавшее веселье и требуя сдержанности:

- Сигнальщик! Запросите торпедолов, не нужна ли наша помощь?

Снова защёлкал затвор прожектора, процеживая сигналы морзянки через щели створок. Выждав, пока торпедолов ответит, сигнальщик доложил, что обе торпеды "заарканены" и взяты на борт.

Через полчаса получили "добро" на возвращение в базу. Лодка описала циркуляцию и легла на обратный курс. Сильнее взревели дизеля. Будто подстёгнутые, они понесли корабль во всю мощь содержавшихся в них лошадиных сил. По-ямщицки удало и весело засвистал в ушах крепкий ветер, а за кормой широким трактом потянулась следовая полоса. Пошли разматываться от винта мили-вёрсты, приближая встречу с берегом.

Постоянным курсом шли несколько часов. Над морем завечерело. Ненадолго проглянуло солнце. Придавленное тяжёлой тучей, оно неласково высвечивало, словно воспалённый стариковский глаз под нахмуренной бровью. Стылая вода багровела, щетинилась.

Непрядов возился на мостике с секстаном, собираясь определиться по солнцу. Не успел взять и одной высоты, как светило спряталось. Как бы поддразнивая, оно ещё раз моргнуло терпеливо ждавшему Егору и больше не появлялось. Тогда он сплюнул, - не по-настоящему, что явилось бы верхом морской серости, а в сердцах, чтобы утолить свою досаду.

- Штурман, подмени минут на десять, пока чай попью, - попросил Стригалов, сидевший на откидной банке по левому борту. - Кэп дал добро.

Непрядов кивнул и взгромоздился на освободившееся место вахтенного офицера. Егору даже льстило, что командирское доверие к нему оказывалось столь бесконечно щедрым. Конечно же, за это ничтожно малое время на мостике не слишком-то раскомандуешься: обстановка спокойная, курс - прежний. И всё же самостоятельно править вахту было приятно. Явилось ощущение собственного всемогущества над кораблём, когда каждое произнесённое в микрофон слово приобретало для всего экипажа силу закона. Он принимал поступавшие с боевых постов доклады и отвечал на них, как полагается, коротко и строго, в то время как всё в нём ликовало от избытка радости за собственный успех. Теперь уже просто немыслимым казалось начинать службу в каком-то ином месте и тем более на другом корабле. Ведь неизвестно ещё, как бы там пошли дела, тогда как в экипаже Дубко просто по-человечески повезло.

- Товарищ лейтенант, - доложил сигнальщик, показывая куда-то за борт рукой, - плавающий предмет, справа - курсовой тридцать, дистанция десять кабельтовых.

- Классифицировать цель, - приказал Егор, вглядываясь в море по направлению вытянутой руки сигнальщика.

Матрос долго крутил диоптрами бинокля, щурился.

- Похоже, какой-то сундук, - вымолвил, наконец, и добавил, качнув головой: - Весьма загадочный предмет.

- Уж не сокровища ли там? - высказал своё предположение рулевой, стоявший за штурвалом в глубине обвеса. - Вот бы попотрошить его...

- Проверим, - согласился Егор и решительно скомандовал: - Право на борт, курс - на сближение.

- Есть, право на борт, - с готовностью отозвался рулевой, нацеливая форштевень лодки на неопознанный объект.