Мастерица Ее Величества - Харпер Карен

Глава восемнадцатая

– Верайна, – сказал Ник, – я поместил тебя в похоронной процессии рядом с собой и вместе с другими охранниками. Мы поедем прямо за гробом. Ты должна будешь присматривать за тем, чтобы он не вымок, если дожди будут продолжаться.

– А ты таким образом сможешь присмотреть за ней, – произнес граф Суррей со смешком. – Если эта проклятая погода не прекратится, дороги будут даже глубже, чем болото, в котором я нашел ее.

Я не стала возражать и объяснять, что Суррей не находил меня в болоте. Ник нахмурился, но продолжал излагать свои планы. Не знаю, когда он успел, но он сделал наброски с подписями, иллюстрирующие порядок продвижения пеших и конных участников похоронной процессии принца. Он даже нарисовал несколько лошадей, развевающиеся флаги и задрапированный гроб на катафалке.

Ник разложил свои десять эскизов на угловом столе в большом холле, не обращая внимания на поток желающих отдать последний долг принцу. Слуга графа держал лампу, пока тот рассматривал каждый эскиз, а Ник объяснял их порядок в кортеже.

Время от времени Ник задавал мне вопросы:

– Если небо не прояснится, наверное, бессмысленно нести высокие свечи перед гробом, верно?

– Да, – отозвалась я, стоя по другую сторону стола, чем оба эти мужчины и графов приспешник. – Промокшие свечные фитили не будут гореть и в самом соборе. Но я понимаю, почему должна не упускать из вида гроб. После тряски по разбитым, грязным дорогам его, возможно, нужно будет заново обернуть. Мне понадобится, по крайней мере, еще одна вьючная лошадь для высоких свечей и остальных пропитанных воском холстин.

Внимательно глядя на меня, а не на Ника, Суррей перебил меня.

– Ты ведь найдешь еще одну лошадь для своей нареченной и всяких ее надобностей, правда, Саттон?

Я видела, как Ник, сжав челюсти, сумел удержаться от какого бы то ни было высказывания. Зачем графу поддразнивать Ника? Ему не нравится, когда кто-нибудь кроме него за что-то отвечает? Или ему не по себе получать распоряжения от человека ниже его рангом? Или даже, возможно, из‑за того, что Ник появился вовремя, чтобы вырвать меня из рук его светлости? Во всяком случае, сегодня я выглядела как женщина, потому что решила отказаться от своей насквозь промокшей одежды и от переодевания в мальчика. Надо смелее противостоять графу, сумела же я в конце концов справиться с Кристофером. Суррей продолжал бросать на меня похотливые взгляды, пока Ник показывал то или другое на своих эскизах, но я просто не обращала на него внимания, хотя он был официальным посланником короля.

Наконец все было согласовано, нас отпустили, и мы с Ником встретились в коридоре между нашими комнатами. Он сказал:

– Хотелось бы мне, чтобы ты могла завернуть нас обоих в эту непромокаемую ткань, если мы выберемся навестить аптекаря. Дождь не сильный, но неотвязный, вроде графа.

Я искренне согласилась. У меня не было никакого желания спорить. Нам еще нужно было поработать для Ее Величества.

– Нам будет нужен Райс, чтобы показать дорогу или ты знаешь, где аптека?

– Сомневаюсь, что в таком небольшом селении найдется больше одной аптеки, – раздраженно произнес Ник. Кроме того, что его злили проявления внимания ко мне со стороны Суррея, он, несомненно чувствовал, что мы зажаты в клещах времени – скоро пора уезжать, а мы еще так и не обнаружили необходимых доказательств.

* * *

Когда мы прискакали сквозь дождь и туман в серую каменную деревню Ладлоу, я в который раз поняла, что Уэльс – это место из другого мира, которое околдовывает приезжих. И сейчас в этой окутанной туманом деревне каменные стены, казалось, смотрят хмуро и плачут. Со времени нашего приезда странные вещи начали казаться обычными: героические призраки прошлого приходят и уходят, женщина в летах иногда выглядит молодой, человек появляется и исчезает по желанию. Прошлое мешалось с настоящим, и мне стало представляться, что все здесь идет так же, как когда Глендур сражался за свободу и когда йоркист Ричард Глостер, будущий король, жил в Ладлоу со своими сторонниками, а они до сих пор рыскают в этих мокрых лесах и топких болотах. Ник тоже нервничал, так как появление и исчезновение нашего врага напоминали ему его главного недруга, лорда Ловелла. Во всяком случае, если этот человек, как считают, скрывается на континенте, он вряд ли может быть зачинщиком всего этого беспорядка здесь. Несмотря на то что мы еще не могли ответить на вопросы королевы о смерти ее сына, я считала дни до нашего отъезда из Уэльса.

Вот и сейчас я столкнулась с другими вещами, которые, вопреки ожиданиям, оказались не такими, как в Англии. В этих отдаленных областях тюдоровского королевства не было такого заведения, которое в Лондоне называется аптекой. Когда мы спросили, где находится аптека Гарнока, женщина переспросила:

– Что? А, вы имеете в виду травяную лавку? Персиваль Гарнок трав-ник, – произнесла она по слогам, как если бы мы плохо соображали. – Это дальше, вон в том направлении.

Я не увидела ни знакомого феникса, собирающегося взлететь, ни высунутого языка с таблеткой на нем, обычно изображаемых на вывеске над дверью, – лишь грубо нарисованное растение, название которого я не определила.

Когда мы постучались и назвали себя, Персиваль Гарнок, лысеющий, худой и не такой разговорчивый, как сын, в ответ поклонился и жестом пригласил нас войти. Как только мы вошли в травяную лавку, меня охватила тоска по вещам, которые я так любила. На рабочем прилавке стояли весы и гири, как в моей свечной мастерской. На полках, среди флаконов, ступок с пестиками и пузырьков с сиропами, я увидела куски пчелиного воска, едва ли предназначенного для изготовления свечей.

– Чтобы делать грудной пластырь, миссис, – сказал господин Гарнок, проследив за моим взглядом.

– Вы держите пчел? – спросила я, рассматривая ряды маленьких выдвижных ящичков и полки с оплетенными бутылками для кислоты, воронками, колбами. Я пояснила: – Мы не можем заводить их в городе, приходится привозить воск из деревни, чтобы делать свечи.

– О да, там позади, у ручья, где мои сыновья любят ловить рыбу, да, да, – объяснил он, показывая рукой в окно, сплошь залитое дождем. Я понимала, что пора перестать предаваться тоске по сыну и по мастерской, потому что Ник нетерпеливо переступал с ноги на ногу.

– Ваш сын Райс оказал нам большую помощь как проводник, – сказал Ник аптекарю.

– Для него было честью оказаться там, – отозвался Персиваль Гарнок со вздохом, – увидеть слова Глендура, начертанные на стене кромлеха – такая честь!

Ручаюсь, Ник был готов хорошенько стукнуть травника. Его выводило из себя то, что у Глендура и Ловелла один и тот же девиз, и что валлийцы трепещут перед своим «призраком», в то время как он ненавидел своего главного недруга. Резкость не помогла бы нам получить ответы или попросить об услугах Райса в будущем, поэтому я быстро заговорила.

– Мы пришли в надежде, что вы поделитесь с нами вашими знаниями о травах, господин Гарнок.

– Хорошо бы доктора принца подумали об этом до его смерти. Все, что они сделали, – это послали за травами для бальзамирования, когда он уже скончался.

– А что бы вы рекомендовали для его лечения? – задала я вопрос.

– У меня этого немного, но я бы мог быстро получить от старухи Фей, которая живет в лесу. Розмарин, да, для кашля и против легочных заболеваний. Я послал Райса принести от нее для других больных, но он пока не вернулся. А еще доктора принца спрашивали меня, мог ли единичный случай потливой горячки заразить принца, но Нарн Ромни даже не потел!

– Господин Гарнок, – включился в разговор Ник, – что вы знаете о диком чесноке в этих краях? Его уже можно собирать?

– Скоро будет можно. Через неделю или две, а сейчас если только на солнечных местах, но не уверен.

– Вы не знаете бродячего торговца, который мог бы продавать его?

– Вроде нет. Кроме того, вам нужен кто-нибудь со знанием трав, как у меня или у старухи Фей, чтобы быть уверенным, что в это время года получишь то, что надо. Могу поклясться, эта женщина живет здесь так долго, что знает все, да, да, знает.