Особый район - Юрий Козловский

За спиной раздался раздирающий уши свист. Без всякого перехода — только что стояла полная тишина, и вдруг все пространство наполнилось оглушительными звуками. Артем повернулся назад и увидел в небе несколько странных механизмов. Ни один из них не был похож на другие, хотя все они были собраны из одинаковых металлических элементов самого фантастического вида. Один аппарат напоминал летящее в небе колесо обозрения из парковых аттракционов, другой — выдранную из земли вместе с постаментом конную фигуру, остальные вовсе не были ни на что похожи, напоминая творения скульпторов-абстракционистов на техногенную тему. Все они, издавая самые невообразимые звуки, неспешно двигались в сторону горной гряды, как будто намереваясь врезаться в нее. От механизмов исходила ледяная волна опасности. Но какая опасность может угрожать мертвому? — вспомнил Артем.

Приблизившись к склону, механизмы резко взмыли вверх и исчезли за горой. И тут же над грядой, сразу в нескольких местах, поднялось ослепительное пламя, и венчающие ее острые скалы стали оплывать от страшного жара. Звук пришел позже, следом за взрывной волной, перевалившей через просевшие горы. Здания рассыпались в прах и исчезли, как будто их и не было, но Бестужева не коснулись ни огонь, ни ударная волна. А ведь когда-то он слышал, что адское ядерное пламя уничтожает даже бессмертные души…

Он стоял на небольшом островке, окруженном со всех сторон бушующим черным пламенем, и ему казалось, что он неуязвим. Это длилось очень долго, но тут он заметил, что островок, хоть и медленно, незаметно для глаза, но тает, и огонь подступает все ближе, пусть еще не чувствуется его обжигающий холод. Прошли минуты, или годы, и огненные стены сошлись так близко, что он уже мог, распахнув руки, дотянуться до черных языков пламени. Еще немного…

Возникший из ниоткуда седовласый пришелец из прошлого протянул ему руку. Артем отчаянно уцепился за нее, и старик выдернул его из огненного кошмара. Все тело Артема пронзила невыносимая боль, перед глазами ослепительно вспыхнуло, и снова все исчезло, будто щелкнул невидимый выключатель.

Глава 13

Ревность

Мальчишка ловко подсек удилищем, и на солнце сверкнул выдернутый из воды хариус. Рыбы в реке стало больше, отметил Незванов, сидя на бревнышке на берегу. Раньше у поселкового причала можно было простоять с удочкой целый день и не вытащить ни одной рыбки. А сейчас дети, зная, что хариус любит бурлящую воду, набросали камней, выгородили в воде искусственный перекат, прикормили место и дергают рыбу одну за другой…

Иван Петрович недавно вышел из здания больницы, куда заходил проведать Бестужева, и спустился по крутому берегу к реке в надежде, что здесь ему удастся хоть немного побыть одному. Это получалось у него крайне редко — каждую минуту кому-то что-то было от него нужно. Ему что-то доказывали, о чем-то просили, подсовывали на подпись какие-то бумажки. Убедившись, что вокруг никого нет, Незванов укрылся за косогором, где его не было видно сверху, а мальчишка был слишком увлечен рыбной ловлей, чтобы обращать внимание на присевшего на бревно взрослого дядю.

Дела складывались неважно. Бестужев уже четвертый день лежал без сознания на больничной койке с торчащими из вен иглами капельниц. На все вопросы доктор только мрачно разводил руками, объясняя, что капитан поражен непонятной болезнью, вызванной неизвестным вирусом. Во всяком случае, на этот вирус не действовал ни один из имеющихся в больнице антибиотиков. Попала инфекция в организм скорее всего с золотого наконечника дикарской стрелы. Может быть, эта стрела недавно побывала в теле какого-то зараженного животного. Встречаться с таким заболеванием доктору раньше не приходилось, да и с медикаментами было туго, и он откровенно удивлялся тому, что больной до сих пор жив. И, тем более, что он смог, уже заболев, продержаться на ногах столько времени да еще летать на дельтаплане, прежде чем свалиться.

Когда Бестужев неожиданно упал прямо на крыльце конторы, седой пришелец, где жестами, а где через Армаша дал понять, что должен следовать за больным и находиться рядом с ним. Никому не пришло в голову возражать ему, и старик занял место в палате по соседству с Артемом, где проводил целые дни, не сводя с него глаз. Когда кто-нибудь, даже сам Незванов, пытались поговорить с ним, используя Армаша в качестве переводчика, старик вежливым, но непреклонным жестом отводил все попытки, и всем становилось ясно: позже, позже…

Поэтому вся информация о старике сводилась к тому, что Армаш выведал о нем у Гаи и Доны. Закатывая глаза от бесконечного почтения к седому, они рассказали, что он сам и подобные ему люди ведут свой род напрямую от богов. Что он — великий защитник их народа, чудотворец и целитель. Что самые старые люди их племени с детства помнят Древнего — так звали у них седого — точно таким же, какой он сейчас, и никто не знает, сколько он живет на свете. Отделить в их рассказе правду от мифа было невозможно, и Незванов решил дождаться времени, когда можно будет самому поговорить со стариком. Единственное, что удалось выведать у него, опять-таки через Армаша, — это имя. Старик назвался Страгоном. Правда, Армаш сказал, что вряд ли старика так зовут, потому что это слово в переводе на русский язык обозначало нечто вроде «смотритель», или «наблюдатель», но старик настоял, чтобы его звали именно так.

Неожиданная болезнь Бестужева спутала все планы директора. Кроме Артема, никто не мог управляться с дельтапланом, потому что у него все не находилось времени обучить пилотажу рвущегося к креслу пилота Стаса Сикорского. Теперь аппарат стоял прикованным к земле, и Незванов остался не только без командира поселкового ополчения и единственного пилота, но и без разведывательных данных. Уходили драгоценные летние дни, когда нужно было заготавливать корма на зиму, а основные сенокосные угодья, расположенные на Иньяри и ее притоках, оказались недоступны из-за опасности нападения дикарей, орда которых обосновалась на той стороне реки. Правда, позавчера лейтенант Винокуров, взяв с собой двоих ополченцев, переправился на лодке через реку и отправился на разведку. Они должны были скрытно пройти по горам до лагеря дикарей, высмотреть там все, оценить обстановку и вернуться на прииск. Но разведчики до сих пор еще не вернулись, и Незванов уже начал беспокоиться.

Все это было чрезвычайно важно, но вот беда — Иван Петрович не хотел признаться сам себе, что желание спрятаться от всех возникло у него не просто от усталости. На самом деле ему хотелось хоть на какое-то время забыть доставшие до печенок проблемы поселка и подумать о том, что касалось его личной жизни. Причиной было поведение жены, и по этой причине Незванов не мог ни с кем поделиться нехорошими мыслями. У него не было близких друзей, с которыми можно было бы поговорить по душам, а если бы даже и были, то все равно ничего бы от него не узнали. Он с детства не привык изливать перед кем-то свои переживания. Когда-то его приучил к этому суровый и всегда занятый отец, внушавший маленькому Ване, что мужчина должен сам справляться со своими трудностями. Может быть, именно поэтому Иван до тридцати лет так и не сблизился ни с кем настолько, чтобы можно было поделиться сокровенным. Люди тянулись к нему, но он никого не подпускал слишком близко к себе. А теперь он с горестью констатировал факт, что даже с женой у него не вышло полного взаимопонимания, и их отношения больше напоминали деловые, чем отношения двух любящих людей. Вспоминая прожитые с Леной три года, Незванов вынужден был признать, что виноват в этом был он сам.

Когда он в первый раз заметил неладное в ее поведении? Не в тот ли день, когда в поселковую больницу пришел мокрый и обмороженный Бестужев, и Незванов случайно перехватил взгляд, брошенный на него Леной? Иван Петрович неплохо разбирался в женщинах, поэтому тот взгляд о многом ему сказал. Но тогда он не придал этому слишком большого значения, тем более что после этого Лена с Бестужевым практически не встречалась, разве только случайно, на улице. Вот только глаза у нее подозрительно вспыхивали, когда кто-нибудь говорил при ней об Артеме. Каждый раз Незванов еле сдерживался, сжимая кулаки и откладывая на потом серьезный разговор с женой, понимая, что без фактов любые обвинения будут выглядеть смешными. А оказаться в глупом положении было для него страшнее смерти.

Бестужеву он и вообще не мог ничего предъявить, зная, что с зимы тот ни разу не встречался с Леной. Когда Артем закрутил роман с Аней Кривошапкиной, что, конечно, не осталось тайной ни для кого на прииске, Незванову впору было бы радоваться, вот только не получалось, потому что, узнав про это, Лена прямо-таки почернела лицом. На осторожный вопрос, что с ней случилось, ответила, что плохо себя чувствует. А сейчас, когда Бестужев оказался между жизнью и смертью, она не отходила от него, оттеснив дежурную медсестру: делала уколы, ставила капельницы, кормила с ложечки, хотя это вовсе не входило в ее обязанности старшей сестры. И снова Незванов молчал, стиснув зубы, понимая, что, упрекнув ее в чем-то, будет выглядеть как последний дурак. Да, для поселка появление в нем Бестужева было несомненным благом, но лично для него…