Сталин. Корабль без капитана - Александр Бушков

Разобраться, где кончается полиция, а где начинаются революционеры, порой невозможно. По сохранившимся документам Охранного отделения (при том, что огромная их доля погибла) историки выводят заключение: в конспиративных кружках и партиях всех направлений «секретных сотрудников» насчитывалось от 50 до 75 процентов всех участников. То ли с подпольем боролась тайная полиция, то ли сама с собой…

А потому не редкостью были прямо-таки анекдотические ситуации вроде следующей: в 1914 г. охранное отделение получило два донесения от разных лиц о встрече видного ленинца товарища Георгия и не менее видного социал-демократа «примиренческого направления» товарища Маракушева. Оба вели долгий, серьезный разговор о возможной в будущем совместной работе, о созыве общепартийной конференции и тому подобных делах. Оба были секретными сотрудниками охранного отделения, не подозревавшими, конечно, один о другом, — и каждый накатал по начальству подробнейший отчёт… Ну не анекдот ли?

Не менее курьезный случай связан и со Всероссийской конференцией социал-демократов, созванной в 1912 г. по инициативе Ленина. Провести её без сучка без задоринки помогал… департамент полиции — по своим практическим соображениям заинтересованный в том, чтобы туда попали исключительно эсдеки большевистского толка. «Ленинцам» не чинилось никаких препятствий, зато представителей других фракций арестовывали всех подряд. В этой конференции участвовало не менее шести тайных агентов охранного отделения — это только те, о ком историкам известно.

Выдвинутый в Государственную Думу и успешно туда попавший член ЦК большевиков Роман Малиновский был по совместительству тайным агентом…

Отнюдь не случайно, едва началась Февральская революция, «возмущенный народ» отчего-то первым делом бросился поджигать здания Московского и Петроградского охранных отделений — хотя подавляющее большинство людей непосвящённых понятия не имело, что за конторы помещаются в этих скромных домах без вывесок, куда попадали кружным путем, из других помещений, через замаскированные под стенной шкаф двери. Вместе со зданиями, как легко догадаться, ярким пламенем пылали архивы, досье, картотеки…

Это продолжалось годы! В сентябре семнадцатого перед угрозой наступления немцев на Петроград Временное правительство отправило в тыловой Рыбинск особо важные государственные архивы.

Через пару недель их поджег кто-то, скромно оставшийся неизвестным. Сгорели в основном архивы Полицейского и Жандармского управлений. В Нижнех Новгороде хранившиеся в башнях тамошнего Кремля архивы за 1918–1920 гг. горели и подвергались разгрому тридцать один раз. Причем разгромы были не стихийные, а отчего-то проводились красноармейцами под непременным командованием начальника артиллерийского училища… Других дел у него не было в то нелегкое время? Кто-то сверху определенно давал указания…

Точно так же, с завидным постоянством, горели и громились полицейские и жандармские архивы в Твери, Костроме, Коломне — и не только там…

Однако и тех документов, что остались, достаточно было для шокирующих открытий. Выяснилось, что в Советах рабочих депутатов насчитывалось более тридцати осведомителей охранного отделения. Двое оказались редакторами «Известий народных депутатов», третий — председателем одного из Советов, целых трое в разных местах — товарищами председателя (заместителями), один — председателем Союза деревообделочников. В Красноярске в семнадцатом году, как повсюду водилось, создали комиссию по ревизии местного охранного отделения. В числе первых ее открытий стало разоблачение одного из членов означенной комиссии Николаева-Ассинского как секретного сотрудника…

Всех имен тех, кто работал на тайную полицию, мы уже не узнаем никогда. И не только потому, что погибли архивы. Начальник Петербургскою охранного отделения генерал Герасимов вспоминал в своих написанных в эмиграции мемуарах, что со многими своими агентами среди большевиков связь поддерживал лично, не внося их имена в какие бы то ни было документы и не докладывая о них в Департамент полиции. И рассказывал еще, что, уходя в отставку из Охранного отделения, предложил своим наиболее ценным агентам выбор: либо они переходят на связь к его преемнику, либо оставляют службу в охранке. Многие выбрали второе, и их имена останутся тайной навсегда, потому что Герасимов их так и не назвал. А бывший директор департамента полиции Васильев, опять-таки в эмиграции, писал: «Мы могли бы купить очень многих революционеров, но не сошлись с ними в цене».

И Герасимову, и Васильеву верится как раз оттого, что они не называли никаких имен. А посему… Сегодня принято считать, что расстрелянные в 1937–1938 гг. «старые большевики» признавались на допросах в связях с охранным отделением исключительно потому, что их принуждали себя оговаривать злые следователи НКВД. Не слишком ли поверхностная точка зрения? После всех прямых и косвенных сведений, что оказались доступны, с учетом общей тенденции?

Не забывайте о той самой «революционной морали», о которой уже шла речь в разделе о «германском золоте». Революционеры всех мастей и оттенков не только готовы были брать деньги хоть у самого черта — но и сотрудничать ради успеха дела с самим чертом. Пример Азефа это прекрасно иллюстрирует. Существуют высказывания Ленина о том, что неизвестно ещё толком, кто получает больше выгоды в случае работы подпольщика на охранное отделение — полиция или революционеры…

После таких высказываний начинаешь подозревать, что и с Малиновским все обстояло не так просто. Покинув в своё время страну, уйдя из Думы по приказу полицейского начальства, он отчего-то все же вернулся в Россию — и был большевиками тут же расстрелян.

Это, простите, странно и вызывает серьезные вопросы. Почему Малиновский повел себя так беспечно? Уж ему-то, старому партийцу, было прекрасно известно, что с разоблаченными агентами полиции разговор бывает короткий… И почему его расстреляли так поспешно? После суда, продолжавшегося всего один день? Причем, что интересно, вернувшись в Россию, Малиновский сам просил арестовать его и провести следствие, всерьез рассчитывая оправдаться! Дело окончательно запутывается… В последующие годы, когда террор набрал обороты, разоблаченных агентов охранного отделения проводили через довольно долгие судебные процессы — и частенько к стенке все же не ставили… Полное впечатление, что Малиновскому торопились заткнуть рот. То ли он знал об агентуре в рядах большевиков слишком много, то ли его отношения с полицией были гораздо сложнее, чем принято думать (например, не исключено, что все делалось с молчаливого одобрения Ильича), то ли, нельзя исключать, кому-то, стремившемуся скрыть свою службу в качестве секретного сотрудника, с перепугу показалось, что Малиновский может знать и о нем… Странная история, в общем. Скоропалительные смертные приговоры, находящиеся в противоречии с общей ситуацией и состоянием дел, всегда выглядят предельно странно…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});