Разбитое сердце богини - Валерия Вербинина

– Послушайте, – заговорил Калиновский, явно волнуясь. – Вы не можете бросить это дело на полпути! Неужели вы не понимаете, что следующей жертвой можете быть вы?

– Этого не будет, – сказал Владислав, дернув ртом.

– Дайте мне еще немного времени, – настаивал капитан. – Я жду одну очень важную информацию… Она должна…

– Послушайте, Данила Викторович, – с гримасой досады промолвил Владислав, – простите, но я не намерен больше слушать этот бред. Вы находитесь в нашем доме уже довольно долго. За это время я успел потерять отца и… – он запнулся, – делового партнера, чья поддержка была очень важна для нас. Мое имя треплют газеты, телевидение и радио. Я стал притчей во языцех, понимаете? – Чувствовалось, что Владислав Шарлахов по-настоящему, глубоко задет. – Я не могу даже поехать на работу, потому что знаю, с какими лицами меня там встретят. Так вот: я решил положить всему этому конец. Я дал знать Белозерову, который нанял этого треклятого киллера, что готов принять любые его условия. Пусть он отзывает свою бешеную собаку, а я – что ж, в конце концов, дороже жизни ничего нет. Я готов с ним договориться.

– Он не будет с вами договариваться, – заметил Охотник. – Я знаю Белозерова, это не тот человек, который продает кровь своих детей за деньги.

Владислав со стуком поставил чашку на стол.

– Белозеров, – заговорил он, и нервный тик теперь подергивал всю левую сторону его лица, – должен понимать, что если даже он перебьет нас всех, его дочь это все равно не вернет. Не вернет, понимаете? Ей не повезло, что она оказалась в той машине. Нам не повезло, что на совете мы приняли слишком поспешное решение избавиться от Белозерова. Произошло уже столько убийств, и мне кажется, что пора на этом остановиться. Да, пора!

– Из тех, кто присутствовал тогда на совете, в живых остаются всего двое – вы и Никита, – напомнил Калиновский. – Вряд ли вы убедите Белозерова отозвать своего пса. Он клятвенно пообещал убить всех, кто причастен к смерти его дочери, и теперь он очень близок к цели.

– Если я сказал, что договорюсь с Белозеровым, я это сделаю, – повторил Владислав. – Есть, знаете ли, такие деньги, за которые продают не только родных детей, но и маму с папой. Главное в этом вопросе – не торговаться.

– Бог в помощь, – насмешливо ответил Калиновский. – Но вам неизвестны все обстоятельства. Если бы я сказал вам…

– Никита! – Владислав возвысил голос. – Охрану сюда.

Никита кивнул и отдал приказание. Тотчас же на пороге выросли две плечистые тени.

– У вас есть полчаса на то, чтобы убраться отсюда, – громко и четко произнес Владислав. Глаза его смотрели холодно и зло. – Если вы задержитесь хотя бы на минуту, я прикажу вас выставить за дверь. Ваша деятельность не принесла нам ничего, кроме сплошного вреда.

– Позвольте мне хотя бы сказать вам… – начал капитан.

Владислав стукнул кулаком по столу.

– Хватит! – пронзительно не то крикнул, не то взвизгнул он. – Хватит с меня ваших теорий, я сыт ими по горло, слышите? – С перекошенным лицом он кивнул охране: – Полчаса пошли. Советую вам не засиживаться за столом. Что до меня, то меня уже давно воротит от вашего общества!

Марина оскалилась и стала смотреть на стену напротив себя. Загремел отодвигаемый стул, и Калиновский с потемневшим лицом зашагал к выходу. Охранники пристроились позади него. Когда дверь закрылась, Марина радостно захлопала в ладоши.

– Наконец-то, Славочка, ты спровадил этого недоумка! – весело воскликнула она. – Слава богу! Не хочу сказать ничего плохого, но, по-моему, твой отец был явно не в себе, когда пригласил его. Я не говорю уже о том, что он продажный тип, и вообще, если бы не он, Белозеров бы так и не узнал, из-за кого погибла его дочь!

– Ты права, – сказал Владислав, морщась. – Надо было сразу же после смерти отца избавиться от него.

Я поймала взгляд Охотника, обращенный на меня, и положила вилку.

– Наверное, мне тоже следует… – начала я. – Если уж вы договорились с этим Белозеровым…

– Ничего еще не решено, – мрачно сказал Владислав, дергая щекой. – Успокойтесь, Таня. Против вас я ничего не имею.

– Видите ли, – сказала я в пространство, стараясь, чтобы голос мой звучал твердо, – ваш отец пообещал мне кое-какие деньги. С тех пор я не видела ничего, кроме обещаний, а деньги… – я запнулась, – деньги мне очень нужны.

– Я свое слово всегда держу, – ласково сказал Владислав. – А вы лучше ешьте. Ваш вопрос мы скоро решим.

Я почувствовала себя не очень обнадеживающе после этого заявления, которое могло значить все что угодно. Охотник едва заметно пожал плечами. Не проронив более ни слова, я принялась за еду.

После завтрака я ушла в отведенную мне комнату и стала смотреть телевизор. Скажу откровенно, смотреть было абсолютно не на что. В новостях то и дело передавали новые подробности гибели знаменитого банкира. Сообщалось, в частности, что он был убит с помощью некоей мощной взрывчатки, аналогов которой нет в мире. Небольшого, можно даже сказать, микроскопического количества этой взрывчатки хватило, чтобы произвести сильный взрыв, в результате которого душа финансиста отправилась до срока на небеса.

От нечего делать я взяла с полки детектив Чандлера и стала его читать. Дело было невероятно запутанное, а разгадка – еще сложнее, так что понять, кто в конечном итоге кого и за что пришил, было очень трудно. Но у Чандлера есть одно неоспоримое достоинство – выпуклый, кинематографический стиль. Обо всех людях и вещах, попавших в его повествование, он сообщает ровно столько, сколько нужно, но при этом так, что у вас больше не возникает вопросов по их поводу. Я целиком погрузилась в атмосферу тридцатых годов прошлого века, когда неожиданно вошел Охотник. В руках у него был черный портфель – не то чтобы маленький, но и не слишком объемистый. Я поглядела на него без особого интереса.

– Это тебе, – сказал Охотник, протягивая портфель мне.

Я посмотрела на него, не понимая, потом взяла портфель, открыла его и залезла внутрь. Там были деньги – очень приятные на вид и на ощупь.

– Это что, мне? – глупо переспросила я.

– Тебе. Полмиллиона, как и было условлено.

Клянусь, у меня в голове словно что-то вырубилось, и я, обычно такая языкастая, начисто утратила способности соображать, говорить, да и вообще делать что бы то ни было.

– Они настоящие? – спросила я трепещущим голосом, еще не веря своему счастью.

– Самые настоящие, – подтвердил Охотник.

– Ну… ну, это… – Я не знала, что можно еще сказать, и потому просто притянула доброго вестника за шею и чмокнула его в щеку. Мне показалось, что Охотник смутился.

– Ты рада? – спросил он.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});