Вызовы Тишайшего - Александр Николаевич Бубенников

не до помощи Дорошенко, Тишайший же осторожничал, как всегда, опасаясь вмешиваться в дела по ту сторону Днепра. Дорошенко, одновременно угрожаемый Польшей, отказавшей в помощи гетману, и Суховиенко с крымскими татарами, не мог уже держаться своими силами даже на правом берегу Днепра и решил искать подданство у турецкого султана. Заметавшийся гетман попросил турецкого султана взять его Правобережье под свое покровительство. Турция из-за других своих войн на европейском театре не прислала войска гетману, но обещала вмешаться в дела Малороссии на правом берегу. И этого письменного обязательства потенциального вмешательства султана для усилений власти Дорошенко на Правобережье оказалось достаточным, чтобы склонить чашу весов в пользу гетмана. По приказу султана крымские татары ушли от писаря Суховиенко. Тому при ропоте казаков Сечи пришлось передать гетманскую булаву Запорожского Войска уманскому полковнику Михаилу Ханенко.

Гетман Михаил Ханенко тут же присягнул королю Польше. Теперь на Правобережье было два гетмана, «польский Дорошенко» и «турецкий Ханенко», причем позиции энергичного и авторитетного Дорошенко, в отсутствии турецких войск на правом берегу, были предпочтительнее. Дорошенко одолел своего соперника и даже пленил примкнувшего к нему бывшего «монаха Гедеона» слабовольного, но все же авантюрного Юрия Хмельницкого, который, сбросив монашеское платье, вознамерился вновь искать удачу в казацких распрях. Хмельницкий, как трофей, был отправлен в Константинополь. Предусмотрительный турецкий визирь не стал выставлять его голову на потеху черни; ведь это единственно оставшийся в живых сын «батьки Хмеля» мог пригодиться султану. И в самом деле, через несколько лет Юрий пригодится… Ничтожный Юрий в дальнейшем получит от султана гетманскую булаву, но будет султанской игрушкой, предназначенной для разорения несчастной собственной страны…

Перемены на западной стороне Днепра сильно обеспокоили Тишайшего. Главным вопрос заключался в борьбе с Дорошенко и турецкой угрозой. Но этот вопрос временно заслонила проблема защиты Киева, а затем и неожиданное требование нового короля Вишневецкого Тишайшему «вернуть все взятое им у Польши».

Тишайший обратился к своей палочке-выручалочке Матвееву:

– Артамон Сергеевич, худо дело с Киевом. Надо отстранить всех, готовых в вопросе о Киеве, что подчиняется Москве, всецело пойти на уступки польскому королю – сдать его.

– Как сдать? – удивился Матвеев. – Ведь это ключ ко всему Левобережью…

– Да и к Правобережью тоже… Надо защитить Киев… Тебе придется ужесточить позицию наших воевод по защите Киева, не только одними выговорами – ни шагу назад от Киева…. Мобилизовать все силы, подтянуть резервы…

– Ясно, государь…

– Яснее не бывает, худые у нас дела в Киеве и во все Малороссии. Я приказ об особых твоих полномочиях по обороне Киева тебе передаю…

Тишайший четко и по-деловому пояснил суть назначения Матвеева: тот имел репутацию «доброхота» и заступника украинского казачества и будет ярым сторонником линии царя в Малороссии и противником всех разговоров о возвращении Киева полякам.

Как напутствие Матвееву, Тишайший уверенно высказался о необходимости сломать панические настроения о сдаче полякам Киева и всего Левобережья.

– Надеюсь, в Левобережье твое назначение наши воеводы и сочувствующая старшина встретят с облегчением. Королевские послы должны были отложить вопрос о передаче им Киева и не подвергать пересмотру других статей Андрусовского перемирия.

– Ясно, государь, яснее не бывает.

Весной 1671 года «султанский гетман» Дорошенко открыл боевые действия против поляков. На этот раз гетман опирался на поддержку не только Крымского хана, но и турецкого султана из Стамбула. Дорошенко в своих безуспешных попытках сохранить единую Украину принял власть Турции и наводил на короля Вишневецкого и гетмана Ханенко татар и турок. И шли эти большим числом орды басурман по земле многострадальной Украины.

В начале 1672 года войска султана Магомета IV вторглись в пределы Речи Посполитой и Зпадной Украины. За короткое время нашествие почти 200-тысячная турецкой армии, сродни потопу, затопила Подолию и Заднепровье. Пал Каменец, почитавшийся за неодолимую твердыню польского владычества в Западной Украине. Султан в сопровождении хана и Дорошенко торжественно въехал в город. Колокола молчали. Одновременно подвергались жестокому разорению десятки других западных украинских городов и местечек.

Тревожные события на Правобережье отозвались на московской стороне неожиданным образом. В канун турецкого нашествия нервно, непредсказуемо повел себя левобережный гетман Многогрешный. Он беспрерывно докучал Москве, опасаясь возвращения королю Киева, стеснения войсковых вольностей и гетманских прав. Метания Демьяна Многогрешного объяснялась посольскими дьяками Тишайшему тем, что слишком много искателей гетманства Левобережья, слишком сильна была оппозиция старшины «неприродному казаку» неграмотному мужику Демьяну.

Большим любителем крепких алкогольных напитков, оправдывая свою фамилию, был шаткий гетман Левобережья Многогрешный бил, пинал и даже рубил саблей окружавших гостей-соратников в своей ставке, так что иные из его гостей едва успевали унести ноги. Но и трезвым гетман был не лучше. Московский «информатор о художествах Многогрешного» сообщал Тишайшему в Москву о жалобах казацкой старшины на своего гетмана.

Тишайший читал донесения, стараясь вникнуть в суть жалоб и найти хоть какие-то оправдания деятельности своего «карманного гетмана», и всегда печалился:

– Неужели нельзя найти достойных и полезных Москве претендентов на гетманство Левобережья? Говорили, что нет лучше Многогрешного, верного мне, ан, нет, и пьяный и трезвый тот Москву, царя компрометирует.

Дьяк стоял перед царем, потупив очи, бубнил свое, пересказывая содержимое доносов на гетмана:

– …Пишут, что гетман сродни пороху взрывается по пустякам, бесится на всех, кто молвит слово против него… И здесь самое главное, государь… – Дьяк понизил голос. – При том гетман Многогрешный произносил досадные речи о московском государе, притесняющего казаков и селян Малороссии. И я слово в слово передаю сообщение генерального писаря Самойловича, так пишущего об опасных гетманских речах против царя: «Слыша речи Многогрешного, теперь члены наши трясутся».

– Он и раньше жаловался на всеобщую нелюбовь к себе казаков. Ему всюду мерещились заговоры, которые он пытался нейтрализовать смещением неугодных лиц, запретами и слежкой…

– Здесь, государь, серьезней есть обвинения гетмана Многогрешного о начале тайных сношений его с гетманом Правобережья Дорошенко и намерении склониться по примеру последнего к «султанской прелести».

– А вот это худо для нас… Надо ждать пьяной или трезвой развязки…

И развязка, предсказанная Тишайшим, наступила как-то быстро и неожиданно и напомнила по сценарию дворцовый переворот на странный казацкий манер. В начале марта 1672 года казацкий старшина объявила царским посланникам об измене гетмана, который собрался передаться на сторону султана. Злой замысел вот-вот должен осуществиться, но они, верные слуги Тишайшего царя, готовы «повязать волка Многогрешного». 13 марта обещание было исполнено с обезоруживающей легкостью. За нетрезвого Многогрешного в его гетманской ставке никто из казаков не вступился. Больше того, на низвергнутого «мужика Демку» со всех сторон от казаков посыпались жалобы и проклятия. Даже мещане не остались в стороне, объявив, что ни один гетман их так не угнетал, как