Валентайн - С. Сомтоу

Теперь он вспомнил. В теле Джейни Родригес была сквозная рваная дыра. Как будто убийца засунул ей в грудь обе руки и рванул в стороны. «Жалко, что предки меня не видят, — подумал он. — Вот бы они пересрали».

Она на миг отстранилась. Но его рука так и осталась у нее внутри. Она посмотрела ему в глаза — пристально и серьезно.

— Я тебе нравлюсь? — спросила она.

— Угу.

— То есть по-настоящему, правда, нравлюсь? Так нравлюсь, что ты готов пойти вместе со мной на ту сторону?

— На ту сторону...

— Там не так плохо. Поначалу, конечно, немного странно. Чувствуешь пустоту внутри. И еще голод. Такой сильный голод, что ты готов съесть весь мир. Такое чувство, что ты снаружи и смотришь внутрь. А потом до тебя доходит, что это — навсегда. Но время лечит. А у тебя куча времени. У тебя целая вечность.

— Навсегда... — Внезапно Мэт понял, что уже чувствует пустоту внутри. Уже чувствует голод и одиночество. И у этой пронзительной пустоты даже была причина: он никогда никого не любил, не знал никого, кого можно любить.

— Есть одно место, куда мы можем пойти, — сказала она. — Это очень хорошее место, там никто на тебя не орет, там не надо сдавать экзамены, там никто тебя не запирает в комнате, чтобы тебя уберечь.

— А что, я пойду, — сказал он. — Чего мне терять? — Он чувствовал, как в него проникает холод. Холод просачивался сквозь кожу, растекался по венам. Он чувствовал, как его кровь густеет.

— Ладно, — сказала она, — тогда поцелуй меня. На этот раз — навсегда.

И они поцеловались.

А потом она резко рванула его к себе и впилась зубами в шею. Его сердце бешено колотилось в груди. Кровь била струей, а она все пила и пила. Он видел, как розовеют ее бледные щеки. Глаза наполнились кровью и стали алыми. Красные струйки стекали из уголков ее рта. Она была вся испачкана кровью: щеки, шея, футболка. Она тихонечко хныкала, как хнычут маленькие детишки, когда им плохо или они потерялись и не знают дороги домой, но в ее глазах не было слез. Наверное, мертвые не плачут, подумал он.

Его рука еще глубже вошла ей в тело. Он прикоснулся к ее сердцу — оно не билось. Оно было холодным и пружинило, как резиновый мячик. Но когда его кровь напитала ее изнутри, он почувствовал, как ее сердце забилось у него под ладонью... забилось в такт рваному ритму неслышимой музыки... оно билось... холодное, мертвое, оно билось. Что-то горячее лилось ему на руку. Его же собственная кровь, что вытекала из ее развороченного пищевода в сухую яму ее живота. «Я действительно прикасаюсь к тебе изнутри», — подумал Мэт. Ему было совсем не страшно.

Это было совсем не похоже на предыдущие разы, когда он возился с какой-нибудь десятиклассницей из Долины — из тех, которые даже когда их пялишь, невозмутимо жуют жвачку — на заднем сиденье его побитого «сивика». Это было серьезно. Это «это» наполняло зияющую пустоту у него внутри. Давало ему все то, что никогда не давали родители.

Свободной рукой она расстегнула молнию у него на джинсах. Он почувствовал, как его член погрузился во что-то скользкое и холодное. Оно сжало его туго-туго, и он закричал: он даже не понял, что это было — боль или оргазм, что излилось из него в ее мертвое тело — спермач или кровь. Но ему было уже все равно. Он себя чувствовал очень крутым и сильным. Это было... божественно. За такое и умереть не жалко.

Он уже начал меняться — внутри. Ему так хотелось скорее отбросить прошлое. Сбросить его, как отмершую кожу. Ему хотелось дойти до конца. Он не чувствовал боли. Ее холод его заморозил. Внутри все онемело. Плевать. На той стороне будет уже не так холодно. А пока можно и потерпеть. Но зато он соприкоснулся с чем-то, что больше чем все, что он знал — с тайной жизни и смерти.

* * *

• ищущие видений •

Они приехали к Брайену. Брайен сразу уселся перед телефоном слушать сообщения на автоответчике. Петра пошла на кухню варить кофе.

Первые сообщения были старыми, Брайен просто забыл их стереть. Но потом в автоответчике раздалось долгое би-бип. Леди Хит услышала взволнованный голос молодого человека:

— Он не мертв, Брайен. Я знаю, что надо делать, но я не могу. Не могу. Позвони мне.

Брайен повернулся к леди Хит:

— Всё, началось. Мне надо ехать к нему.

Хит не знала, что на это сказать. Она принялась нервно выравнивать стопки листов, которыми была завалена вся гостиная.

— Мне так неудобно, что у меня тут такой беспорядок, — сказал Брайен. — Жутко как неудобно, но... — Он поднял трубку и принялся набирать номер. — Черт, мне телефон отключили.

— Я думаю, нет, — отозвалась леди Хит. — Может, он просто не подключен к розетке... может, вилка случайно выпала или провод где-нибудь отошел.

— Я три месяца за телефон не платил. — Он бросил трубку. — Черт, но почему в четыре утра?!

— Ненавижу телефонную компанию, — сказала Петра из кухни.

Леди Хит, которая не понимала, как такое возможно, чтобы у людей не было денег, которая представляла себе жизнь писателей как богемное и в чем — то даже завидное существование, уселась на диван и крепко задумалась. Кто же он, этот человек, который так много знает про ее дедушку, который не стал смеяться над ее оккультными переживаниями у Симоны Арлета? Она была в замешательстве.

— Слушай, — сказала Брайен. — Мне правда нужно поехать к Пи-Джею. — Он отвернулся от телефона как раз в тот момент, когда в гостиную вошла Петра.

— Там что-то случилось? — спросила она.

Хит сразу заметила, какие токи текут между ними. В кафе «Айадайа» она была вся захвачена своими страхами и тревогами и не заметила, что навязалась людям, у которых только-только начались новые отношения — или возобновились старые. Но теперь она сообразила, что своим неожиданным появлением она очень им помешала. Хит не знала, как теперь это поправить — ненавязчиво и тактично, — но она знала другое: она просто умрет от страха, если ей придется сидеть до утра одной в огромной квартире родителей. Она понимала, что это абсурд — волноваться о том, что о тебе подумают, о том, как сохранить лицо и не потерять лицо... «Иногда, — размышляла она, — во мне пробивается слишком много тайского. Откуда бы, интересно? Почти всю сознательную жизнь я провела в Европе и Америке... ведь культура не передается по генам».

Она вдруг обнаружила, что эти, казалось бы, неуместные отвлеченные размышления прогоняют страх. И это было хорошо. Хорошо. Она взяла чашку с кофе у Петры, улыбнулась той самой «всеутаивающей» улыбкой, которая также была неотъемлемой составляющей ее тайской культуры, и предложила:

— Мы все можем поехать ко мне. Телефон там работает, и... — она постаралась произнести это как бы между прочим, чтобы они не догадались, что она обо всем догадалась, — ...там две спальни.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});