Личное дело - Владимир Крючков

Такая довольно пестрая палитра наблюдалась, несмотря на то что участники апрельского выступления принадлежали к одной Народно-Демократической партии Афганистана (НДПА). Эта партия всегда страдала от отсутствия единства, в том числе и организационного.

Она была создана в 1965 году, но вскоре в ней появилось два довольно обособленных крыла — «Парчам» («Знамя») и «Хальк» («Народ»). Первая вобрала в себя значительную часть интеллигенции, отличалась более терпимым отношением к иным политическим взглядам. Вторая опиралась на военнослужащих, на людей труда, была более догматична, отличалась жесткой дисциплиной и крайне радикальными взглядами на пути строительства нового общества.

Сторонники этой группы ратовали за социалистический путь, не считаясь с имевшимися в стране объективными условиями. В 1977 году, правда, состоялось объединение обеих фракций, но оно оказалось чисто формальным, вражда между ними так и продолжалась.

К апрелю 1978 года обстановка в стране крайне обострилась. Дауд видел угрозу для своего режима со стороны НДПА и всячески стремился ослабить ее.

В апреле во время митинга в Кабуле был убит один из лидеров «Халька» Хайбер. Обстановка в стране накалялась и грозила вылиться в стихийное выступление против режима. Похороны Хайбера состоялись при огромном стечении возмущенных людей.

События развивались стремительно. Дауд счел нужным приступить к реализации своего плана по устранению руководящего звена НДПА и арестовал группу лиц из его состава. В этих условиях оставшиеся на свободе руководители партии, почувствовав прямую угрозу своей жизни, решили начать вооруженное выступление против Дауда.

27 апреля 1978 года Дауд, его близкие родственники и приближенные были схвачены в королевской резиденции и там же расстреляны. Власть перешла в руки революционного командования. Афганистан был провозглашен Демократической Республикой.

Переворот прошел быстро, всего за два дня, и без особого кровопролития. Еще раз была подтверждена истина, что взять власть гораздо проще, чем удержать ее.

Президентом был провозглашен 60-летний Hyp Мухаммед Тараки — видный общественно-политический деятель, поэт, писатель, а премьер-министром — Хафизулла Амин — карьерист, человек исключительно авантюрного склада характера, жестокий, не стеснявшийся в средствах для достижения своих амбициозных целей.

Следует отметить, что апрельская (или, по афганскому наименованию месяца, саурская) революция 1978 года в Афганистане произошла без какой-либо инициативы и поддержки со стороны Советского Союза, более того — вопреки его позиции. Афганские революционеры поставили нас перед свершившимся фактом, испытывая от этого неподдельное чувство гордости. Вот-де, мол, посмотрите, какие мы смелые, независимые и умные! Весь 1978 и 1979 годы они на весь мир трубили о победе афганской революции и были одержимы иллюзией быстрого победоносного шествия социализма по афганской земле.

Саурская революция в Афганистане сразу же поставила перед Москвой множество проблем. Что же все-таки на деле происходит в Афганистане? Каковы истинные цели нового руководства этой страны на ближайшее время и в перспективе? Как теперь строить советско-афганские отношения в новых условиях, на кого опираться?

Много возникло и более частных вопросов, сугубо практических, в том числе довольно срочных, не терпящих отлагательства. Например, как вести себя по отношению к многочисленным афганцам, обучавшимся в Советском Союзе, и прежде всего к тем из них, кто не признал новую власть. Поэтому было принято решение послать в Афганистан с зондирующими поездками представителей различных советских ведомств и организаций.

В июле 1978 года в Кабул отправилась делегация Комитета госбезопасности СССР. Возглавлял ее я, как начальник Первого Главного управления.

В самолете по пути в Кабул я вспомнил свое первое соприкосновение с Афганистаном. Было это задолго до описываемых событий, еще в октябре 1961 года, когда в составе группы лекторов ЦК КПСС мне довелось побывать в Таджикистане.

В один из дней я оказался в городе Пяндж. Утром знакомились с городом и районом, состоялись беседы с местными руководителями, встречи с трудящимися, а во второй половине дня — мое выступление перед местным активом. К концу дня я попросил свозить меня на границу с Афганистаном. Она от города находится совсем близко — в каких-то двух километрах и проходит вдоль одноименной реки Пяндж, так что дорога много времени не заняла.

На другом берегу лежала чужая страна, с которой меня в будущем крепко и на многие годы связала судьба.

Сопровождавшие нас пограничники рассказали, что живут афганцы крайне бедно, в стране почти полная неграмотность. Жители приграничных районов с благодарностью принимают от наших пограничников помощь в виде продуктов питания или медикаментов. Охотно посещают афганцы и нашу территорию (изредка их местные власти дают на это свое согласие).

За разговором мы и не заметили, как быстро спустилась темная южная ночь. Что меня тогда поразило, так это кромешная тьма на территории Афганистана, хотя эта местность, по словам пограничников, была достаточно густо населена. Лишь где-то в предгорьях мерцал костер афганских чабанов, хижины же крестьян оставались погруженными во тьму.

Пришло время возвращаться. Мы повернулись и увидели горящий от электрических огней горизонт. Впечатление осталось на всю жизнь: мрак и свет!

Через десять минут мы уже ехали по ярко освещенным улицам Пянджа. В беседах с местными аксакалами поделились впечатлениями от поездки. Они рассказали, что до установления советской власти жизнь таджиков почти ничем не отличалась от той, которую мы только что увидели по ту сторону границы.

Резкий отрыв произошел и продолжает увеличиваться лишь в годы советской власти.

И вот спустя семнадцать лет у меня впервые появилась возможность побывать в Афганистане, поближе познакомиться с этой страной, причем в такой переломный этап в ее истории. Я тогда и не предполагал, что теперь буду столь частым гостем в Кабуле, что за первой командировкой последует еще множество других, что за последующие двенадцать лет придется накатать по фронтовым дорогам Афганистана, налетать вертолетами и самолетами в его небе не одну тысячу километров.

Находились мы в афганской столице четыре дня. За это время у нас состоялась серия встреч с руководством страны и афганских спецслужб. Мы совсем не знали друг друга, поэтому для этих первых переговоров была характерна взаимная настороженность, нежелание раскрывать все карты. Нам были неведомы планы и намерения новых властей. Да и афганцы, судя по всему, не знали, как мы отнесемся к свержению Дауда, с которым у Советского Союза до последнего времени сохранялись неплохие отношения.

По всему чувствовалось, однако, что наших новых афганских друзей просто распирало чувство гордости за одержанную победу. Победители как-то совсем не задумывались над тем, что власть-то они взяли практически только в столице, но тогда им, наверное, казалось, что все остальное придет само собой…

На третий день после прибытия в Кабул меня принял президент Тараки. Это был широко образованный, обладающий большим жизненным опытом человек, наделенный к тому же недюжинным природным умом. Эти его неоспоримые качества сочетались тем не менее с явной политической близорукостью, которая в конечном счете стоила ему жизни.

Тараки рано начал проявлять склонность к литературе, написал много рассказов, очерков и статей, увлекался поэзией. Впрочем, на литературном поприще особой славы Тараки так и не приобрел — почти все его время и силы уходили на чиновничью работу.

Он бывал за рубежом, более года состоял на службе в американском посольстве в Кабуле, рано включился в общественно-политическую деятельность. В последние годы перед революцией Тараки возглавлял крыло «Хальк» в Народно-Демократической партии Афганистана.

Он был в довольно близких отношениях с X. Амином, а вот с Бабраком Кармалем расходился в политических взглядах. Такой расклад в отношениях между этими тремя людьми в итоге обернулся трагедией не только лично для Тараки, но и для всего афганского народа.

Беседа с Тараки состоялась в старинном королевском дворце. Я передал привет от Л. И. Брежнева, поздравления от имени советского руководства в связи с победой апрельской революции, но при этом прямо сказал, что в Москве не без тревоги следят за развитием обстановки в Афганистане и предвидят серьезные трудности на пути нового афганского руководства. Трудности эти носят объективный характер, поскольку условия для намеченных революционных преобразований не созрели, а объявленная цель построения социализма в столь короткие сроки, да еще в такой стране, как Афганистан, вызывает большие сомнения. Попросил поделиться соображениями афганского руководства на этот счет, рассказать о его планах, отметив, что такая информация, несомненно, с интересом будет воспринята в Москве.