Операция "Немыслимое". - Дмитрий Бондарь

— Герр Эрих, разве не хочется вам объединения Германии? Я думал, это мечта любого здравомыслящего немца?

Он согнулся в своем кресле, блеснул исподлобья бесцветными глазами:

— Да, это мечта каждого немца! Но есть разница в том, под чьим флагом произойдет объединение. Если бы русским было нужно! Но, кажется, нас предали.

Наверное, так и нужно: утопая, хвататься за любую соломинку? Мне же всегда казалось, что честнее и правильнее будет дать дорогу победителю. И смотреть ему вслед, ожидая мгновения, когда он споткнется и сломает себе шею.

— Объединение Германии — это щелчок по носу американцам, англичанам и французам. Так что с этой точки зрения я приветствую процесс. А у русских, герр Эрих, сейчас дела обстоят ничуть не лучше здешних. Пора признать, что система обанкротилась, выучить этот урок и жить дальше.

— Что вы в этом понимаете! Если бы у русских в Политбюро сидел кто-то порешительнее… Но разложение уже всюду. Даже в Кремле! Они просто не станут слушать. В последние месяцы моей работы мы как будто говорили с ними на разных языках.

В его голосе чувствовалась неподдельная печаль. Наверное, любой бы запечалился, если бы вдруг осознал, что все, чему посвящена его жизнь — останется на обочине истории.

— Герр Эрих, сейчас не очень удачный момент рассуждать о том, почему это произошло и кто виноват. Никто сейчас не сможет оценить истинность того или иного фактора. Нужно время. Его пройдет совсем немного и эти люди, что сейчас беснуются перед камерами, одумаются. Только будет поздно — они вдруг окажутся никому не нужными. В том числе и любезным "западным братьям", которые с радостью возьмут под свой контроль фабрики, заводы и банки у своих дорогих, но очень глупых родственников. После чего с таким же удовольствием о "братьях" забудут, предоставив им священное право выкручиваться из трудностей самостоятельно.

— Они будут нам мстить. Мне, товарищам по партии, моим подчиненным. Мстить столь же сильно, как до этого боялись.

— И это будет. Но все мои обещания в силе. Вы можете в любой момент выехать из Берлина в любую точку мира, какую укажете. Вместе с дорогими вам людьми.

Он молчал несколько минут, просто глядя на мельтешащие кадры на телеэкране.

— Знаете, я много думал о ваших предложениях в последние месяцы, Зак. Еще один Сан-Карлос-де-Барилоче не нужен этому миру. В нем и без того уже достаточно унылых убежищ для немцев-неудачников. Мое место здесь, в Германии. Во времена побед и поражений. Для себя я не боюсь никакого судилища.

Я не знал ни о каком Сан-Карлосе, но смысл послания понял.

— Как пожелаете. Но если вы сдадитесь, то, значит, они победят окончательно и бесповоротно. И ваши сограждане останутся обманутыми глупыми "осси".

— Вы опять что-то задумали?

Он как-то весь подобрался, взгляд его перестал быть рассеянным и стало заметно, как напряглись желваки под дряблой кожей.

— Вы знаете такого замечательного человека, каким без сомнения является Эдгар Мост?

Мильке посмотрел куда-то в потолок, и уже через пару секунд переспросил:

— Банкир? Из Госбанка?

— Точно, он. Ханс называл его "Генри".

— Генри. Помню, конечно. Большой толстый человек. На Коля похож. Хороший специалист. На хорошем счету в партии был. Ничего особенного. Таких людей много. Так зачем он понадобился?

Я положил перед ним на стол распечатку телефонного разговора между Мостом и Алексом Озенбергом. Самого телефонного разговора никогда не происходило, но Луиджи посчитал, что мне легче будет уговорить Мильке на деятельное сотрудничество, если в его руках появится хоть какое-нибудь доказательство сговора банкиров. Важно лишь, чтобы оно выглядело так, как должно было бы выглядеть настоящее. И меня даже не мучила совесть — ведь этот еще несостоявшийся разговор, или очень похожий на него, обязательно произошел бы через неделю-другую.

Мильке быстро пробежал по тексту глазами, разгладил листок и уже внимательнее прочел еще раз. Поднял голову и спросил:

— Откуда это у вас? Вы прослушиваете этих людей?

— Конкурентные войны, герр Эрих, — ответил я. — У меня тоже есть маленькие тайны. Главное, что этот документ теперь у нас, и мы можем решить, что нам делать дальше.

— Гнида, — совершенно спокойно произнес Мильке. — Он хочет продать наш банк западным капиталистам! Пока Камински пытается выторговать приемлемые условия, этот жирный боров спешит все распродать!

В тексте ничего подобного не было. Там шла речь всего лишь о том, что Мост очень желает встретиться в приватной обстановке с герром Коппером по вопросам дальнейшего существования Госбанка ГДР и о предоставлении кредитной линии для первого коммерческого банка в обновленной Восточной Германии.

Кажется, Луиджи хорошо просчитал старика — не упомянув открыто в диалоге о цели планируемой встречи, сумел намеками подвести к единственно напрашивающемуся выводу. Наверное, я и сам бы легко поверил в истинность этой фальшивки, если бы достоверно не знал, что Лу с помощниками составили ее за пару часов.

— Рано я ушел в отставку! — пожаловался Мильке. — Смалодушничал. Нужно было не бояться, а как Войцех в восемьдесят первом объявить в стране военное положение и всех этих Мостов выкинуть за стену! Это все Горбачев со своей Перестройкой. Доигрался, мальчишка! Мы думали, что он знает, что делает!

Он начинал распаляться, на лице проявилась расчетливая жестокость, и в голосе сталь вперемешку с истеричной плаксивостью, он удивительно преобразился, но мне совсем не хотелось слушать очередную порцию его сожалений, лозунгов и угроз.

— Герр Эрих, когда я уйду, у вас будет достаточно времени для поисков ответов на все ваши вопросы, а сейчас мне очень хотелось бы вернуться к вашему банкиру. К Генри.

Мильке недобро посмотрел на меня, тяжело засопел, подавляя гнев, плечи его опустились и спустя десять секунд передо мной снова сидел уставший от жизни старик.

— Да-да, Генри, конечно, Генри. Что вы хотите с ним сделать?

— Я хочу принять его предложение вместо Deutsche Bank. Я хочу на основе Госбанка ГДР создать коммерческий банк, который станет одним из крупнейших в Европе, а года через три-четыре, когда страсти улягутся — потихоньку приватизировать его для граждан Германии. Проведем публичное размещение акций. Для ваших немцев — бесплатно, для остальных — за деньги. Шестнадцать миллионов восточных немцев будут вам благодарны.

— Нет, — возразил Мильке. — Никто не должен знать, что я помогал вам. Это непрофессионально.

— Хорошо, как пожелаете. Я профессионал немножко в другой области, но ваши резоны мне понятны. Однако, чтобы идея сработала, должен знать, чем можно заинтересовать этого господина. Чем на него надавить и как заставить принять мое решение. Понимаете?

Мильке почесал подбородок, встал из кресла, шаркая тапочками по дешевому линолеуму, подошел к тумбочке, на которой стоял телевизор, достал из ящика под ним блокнотс прицепленным на веревке коротким карандашом, написал на одной из страниц несколько цифр:

— По этому телефону вам ответит Пауль. Встретьтесь с ним, и он расскажет вам все гораздо подробнее — это он занимался банкирами. Я только помню, что Генри почему-то патологически боялся своего куратора. До дрожи, до нервной икоты. И если с вами на переговорах будет присутствовать этот человек — можете считать, что они пойдут так, как хочется вам. Но поговорите еще с Паулем.

— Спасибо, — я на самом деле был очень благодарен герру Эриху. — Надеюсь с вашей помощью справиться с этим делом. Но это еще не все.

Мильке склонил голову к левому плечу и приготовился слушать.

— В структуре вашего ведомства работал небезызвестный вам полковник Шальк из "КоКо". Мне нужны рекомендации для него и его помощницы Вальтруд Лисовски. Хочу предложить им поработать на меня. Три-четыре миллиарда марок на дороге не валяются. И, кроме того…

— Откуда вы знаете о Шальк-Голодковском? — перебил меня Мильке. — Это вообще-то государственная тайна. Тем более, суммы, находящиеся на счетах его фирм.

— Герр Эрих, поверьте мне, я не знаю больше, чем ходит о нем слухов. Там-сям, везде. Просто слухи. Всего лишь. Я даже имени его не знаю. И как выяснилось — только обрывок фамилии.

— И вы склонны верить слухам?

— Ну если мы с вами заодно, то сейчас вы меня просветите — стоит им верить или нет? Так ли хорош ваш Шальк, как о нем говорят или это просто миф, раздутый вашим ведомством?

— У меня складывается впечатление, что вы знаете все о работе моего ведомства? Или я ошибаюсь?

Он постоянно загонял меня в угол своими подозрениями и я уже порядком устал, отыскивая каждый раз убедительную лазейку для бегства.

— Меня интересуют деньги, герр Эрих. И о них я стараюсь знать как можно больше.

— А кроме денег вас что-нибудь интересует?