Залив Гавана - Мартин Смит

— И что вы получаете с этого?

— Комиссионные, маржу. Вы знаете, раньше я думал, что понимал капитализм потому, что был марксистом. На самом деле, я не понимал ничего. А вот Джон относится к этому, как к игре.

— Я всегда замечал, что люди из социалистического лагеря относятся к деньгам слишком серьезно, — сказал О’Брайен. — Научитесь получать удовольствие.

— Работа с Джоном — это как второе высшее образование.

— Да? — Аркадий был не прочь поучиться.

— Или, например, армейская обувь, — сказал Уоллс. — На Кубе был дефицит ботинок в армии. Мы выяснили, что армия США избавляется от излишков доллар за пару. Мы скупили все, поэтому теперь кубинская армия марширует в американских военных ботинках.

— Вас должны ценить здесь.

— Думаю, да. И Джорджа тоже, — сказал О’Брайен.

— Но как вы делаете это, оставаясь на Кубе? Я думаю, вам требуется третья сторона.

— В третьей стране, конечно…

— В Мексике, Панаме?

— Аркадий, пора бы вам оставить свои полицейские замашки, — О’Брайен заерзал на сиденье. — На протяжении нескольких лет я помогал полиции в таких ситуациях, как ваша, но это всегда вопрос взаимных уступок. Вы хотите знать то, вы хотите знать это… Но вы так до сих пор не дали мне сколько-нибудь правдоподобного объяснения тому, как вы оказались на причале яхт-клуба «Гавана».

— Я просто посещал те места, где мог бывать Приблуда.

— Почему вы думаете, что там он бывал?

— В его квартире есть карта, и на ней клуб отмечен кружком. Это просто старая карта.

— Просто старая карта? Вот как вы узнали о яхт-клубе «Гавана»? Удивительно.

Отель «Капри» представлял собой уменьшенную версию «Ривьеры». Высокое здание, но в стороне от Малекона, ни купола, ни спиральной лестницы, простое лобби — стекло и хром. Кубинцев не пускали наверх, они сидели с бокалами колы в ожидании назначенной встречи, готовые ждать целый день. Кондиционированный воздух обдувал растения в горшках.

— Ваше пальто меня впечатляет, — сказал Уоллс Аркадию. — Можно мне примерить его?

— Валяйте.

Хотя Аркадий не любил, когда посторонние прикасались к его пальто, он помог Уоллсу надеть его. Пальто натянулось на сильных плечах Уоллса. Он провел рукой по кашемиру снаружи, по шелковой подкладке, прощупал внутренние и наружные карманы.

— Что вы думаете? — О’Брайен наблюдал это фэшн-шоу.

— Я думаю, что это человек с пустыми карманами. — Уоллс вернул пальто. — Но пальто неплохое. Вы купили его на зарплату следователя? Очень недурно.

— Хороший знак для всех нас. — О’Брайен провел их из лобби в небольшой темный театр. Аркадий с трудом мог разглядеть сцену, ступени, звуковые колонки, люстры с цветными стеклами. — Красный зал. Раньше это было не просто кабаре — лучшее шоу. Включите свое воображение — увидите красные драпировки, ковры, бархатные абажуры ламп, четыре стола для блэкджека и четыре для рулетки. По углам, флеш и баккара. Девушки, продающие сигары. Уточняю — красивые кубинские девушки, продающие кубинские сигары. Может быть, немного кокаина, хотя кому он нужен? Звук рулеточного шарика, возбуждение вокруг игрового стола. Голос крупье: «Делайте ставки, господа!». И господа делают ставки. Вы играете, Аркадий?

— Нет.

— Почему?

— Мне нечего проиграть.

— Всем есть что проигрывать. Бедные играют все время. Вы имеете в виду, что вы не любите проигрывать.

— Наверное.

— Ну, вы необычный человек, большинству людей это необходимо. Если им удается выиграть, они продолжают играть до тех пор, пока не потеряют все. Сейчас во всем мире в азартные игры играет больше людей, чем когда-либо в истории человечества, — О’Брайен пожал плечами, показывая, что этот феномен выше его понимания. — Может быть, это канун нового тысячелетия. Это как если бы люди хотели избавиться от материальных ценностей, но не в церкви, а в казино. Они готовы потратить все ради развлечения. Они не в состоянии сопротивляться. Это — человеческая природа. Худшее место в мире — это казино, где не возьмут ваши деньги.

— Вы бывали здесь до революции?

— Десятки раз. Боже, как давно это было.

— Вы играли в казино?

— Я такой же, как вы, не люблю проигрывать. Главным образом, я восхищался процессом. Вы знаете, кого я однажды показал здесь своей жене? Я показал ей Джека Кеннеди. На одной руке у него висла пергидролевая блондинка, на другой — знойная мулатка. Интересно, вспоминал ли Джек ту ночь во время карибского кризиса?

— Здесь были и другие казино, — сказал Уоллс.

— «Довиль», «Сан-Суси», «Монмартр», «Тропикана», — перечислил О’Брайен. — Грандиозный план мафии состоял в том, чтобы разрушить Гавану и перестроить ее, сделать ее вполне современной и создать туристический треугольник Майами — Гавана — Юкатан, международную зону процветания. Все это остановила революция. Экономически Куба была отброшена на сорок лет назад.

— Это и есть ваш план — открыть старые казино?

— Нет, — сказал О’Брайен, — прежние обиды еще не улеглись. Во всяком случае, яхт-клуб и казино «Гавана» может принести доход в десятки раз больше, чем любое из них.

— Вы амбициозны.

— А вы нет? — спросил Уоллс. — Холодная война окончена. Я был героем в этой войне, и посмотрите, кто я теперь… Изгой.

— Что за жизнь в Москве? — спросил О’Брайен. — Оглянитесь вокруг. Вы попали в рай на земле, а теперь собираетесь покинуть его. Не делайте этого. Оставайтесь здесь, будете работать на нас.

— Работать на вас? Занять место Приблуды?

— Что-то вроде того.

— Почему-то я не могу принять это предложение всерьез.

— Вы слишком подозрительны, — сказал О’Брайен. — Это русское отношение к жизни. Вам следует быть более позитивным. Все миллионеры, которых мне приходилось встречать, были оптимистами. Неудачник всегда ожидает худшего. Это новый мир, Аркадий, почему бы не строить в нем большие планы?

— И вы готовы поделиться своими кубинскими золотыми приисками с первым встречным?

— …Я встречал людей вашего типа раньше. Вы человек на краю пропасти, который либо бросится вниз, либо кардинально изменит свою жизнь, — глаза О’Брайена горели… «Чем? — задавался вопросом Аркадий — азартом коммивояжера или фанатизмом миссионера, все усилия которого сконцентрированы на одном — придать правдоподобие этому нелепому предложению». — Измените свою жизнь. Дайте себе шанс.

— Как?

— Вы можете стать нашим партнером.

— Партнером? Предложение становится все более заманчивым.

— Но партнерство требует взаимного доверия, — сказал О’Брайен. — Вы ведь понимаете, что такое доверие, правда, Аркадий?

— Да.

— По вам этого не скажешь. Все это время я ждал, что вы будете так же откровенны со мной и Джорджем, как и мы с вами. Пожалуйста, не вешайте мне лапшу на уши. Не морочьте мне голову старой картой. Сержант Луна рассказал нам о фотографии яхт-клуба «Гавана». Мы знаем об этом. Фотография мертвого русского в яхт-клубе «Гавана» — это как раз то, что нам сейчас совершенно ни к чему.

— Джон чувствовал бы себя спокойнее, если бы она была у него, — сказал Уоллс.

— Если бы она была у меня, всем было бы лучше. А главное, я бы понял, что наше с вами взаимное доверие возросло. Аркадий, вы ведь отдадите мне эту фотографию? — О’Брайен протянул руку.

— Я ничего не знаю о деловом партнерстве, поскольку всегда работал на государство, — Аркадий ощущал конверт с фотографией, приклеенный к спине. — Но давайте так. Я приму ваше предложение и буду работать в течение года, у меня будет вилла, яхта и достойное социальное положение. И тогда я отдам вам фотографию. До тех пор она будет в безопасном месте, ведь мы будем, как вы говорите, партнерами.

— Вы слышите? — воскликнул Уоллс. — Мамочка торгуется.

— Сопротивляется, — Джон О’Брайен опустил руку. Сейчас он выглядел на свой возраст, слегка потрепанный, с прилизанными седыми волосами и влажными от пота висками. Как актер, который самозабвенно играл пьесу для безразличной глухой публики. — Поскольку вы русский, Аркадий, я сделаю поправку. Привыкайте думать о себе как о части плана.

— Напомните мне, какой именно частью я буду? — спросил Аркадий.

— Секьюрити. Джордж сказал вам, на тот случай, если появится мафия.

— Я должен подумать об этом. Не уверен, что я настолько крут.

— Все в порядке, — сказал Уоллс, — люди воспринимают вас именно так.

— Внешность может многое, — сказал О’Брайен, — я расскажу вам, почему «Капри» — мое любимое казино. Знаете, в свое время мафия наняла актера Джорджа Рафта быть лицом «Капри». Рафт играл гангстера так много раз, что люди привыкли считать его настоящим гангстером. Он и сам в это поверил. Во время революции толпы ночью грабили казино. Одна толпа направилась к «Капри». Кто вышел им навстречу? Рафт собственной персоной и, когда он прорычал своим гангстерским басом: «Ни один чертов придурок не посмеет тронуть мое казино», они ушли. Он прогнал их. Последний оплот Америки.