Холодный поцелуй смерти - Сьюзан Маклеод

…Бабочка врезалась в нее, позабыв про выставленный вперед нож…

…и Грейс рухнула на пол, и ее бумаги взметнулись вверх и разлетелись, словно стая вспугнутых голубей…

Я оцепенело глядела, как бумаги оседают на плиты. На том месте, где только что была Грейс, стоял, обхватив Бабочку, Бобби — рот раззявлен, зубы оскалены, острые, как иглы, белые клыки так и сверкают. Бабочка прижалась к нему, заливаясь слезами и откинув голову, — она инстинктивно подставляла горло вампиру, раз он оказался поблизости. Бобби пригнулся, изготовясь к укусу, и самоцветы на серебряном обруче вспыхнули желтым от чар. Он злобно зарычал, отшатнулся и осел у дверей лифта. Бабочка горестно вскрикнула и вцепилась ногтями себе в лицо и шею, оставляя яркие кровавые борозды. Охранники проорали положенное предупреждение, а потом скрутили ее и прижали, отбивающуюся и визжащую, к полу.

Я упала на колени рядом с Грейс, которая неподвижно лежала на полу лицом вниз. Схватила ее за плечо…

…Но она оттолкнула меня.

— Без рук! — рявкнула она, подняла голову, свирепо глянула на меня и удивленно вздернула бровь, увидев мое лицо. — Дженни! Это ты?!

— Я, кто же еще! — Я перевернула ее на спину и лихорадочно ощупала в поисках ран. — Она тебя не задела?

— Дженни, я цела и невредима! — Она пихнула меня в грудь, — видимо, совершенно опомнилась. — Так, давайте разбираться! — отчеканила она, перекрыв плач Бабочки, после чего встала и оглядела вестибюль. — Сейчас прибудет вся остальная бригада скорой помощи. Дженни, тебе…

Она осеклась, темные глаза остекленели, лицо стало бессмысленным. Секунду спустя оборвались и вопли Бабочки, и всех присутствовавших в вестибюле людей охватила неестественная неподвижность.

Морок!

— Зараза, — пробормотала я и поглядела на Бобби, который валялся без сознания у дверей лифта, схватившись за живот руками в серебряных наручниках. Между пальцами у него торчала рукоять ножа. Вид у вампиришки был скверный: по нижней губе, пульсируя, стекал ручеек темной крови — на полу уже набралась небольшая лужица. Но Бобби был вампир, а значит, способен перенести все, что угодно, — умрет он, только если его сжечь или отрубить ему голову и вырвать сердце. И массовый морок наслал не он.

Вдруг я поняла, что рядом что-то мерно стучит, и поглядела на Таддеуша, который загородил собой Нила Баннера и ритмично постукивал по полу бейсбольной битой. У самого Нила лицо было такое же бессмысленное, как у Грейс, Бабочки и охранников.

Предупреждающий оскал Таддеуша стал еще шире, он показал полный набор инкрустированных рубинами зубов. Мы с гоблином разом посмотрели в сторону входа, и мне наконец пришел в голову вопрос, который надо было задать гораздо раньше.

Зачем вампирской банде потребовалось сначала искусать наркоманку вроде Бабочки, а потом отправить ее в «Надежду» искать меня? Ерунда какая-то. Накачать кого-то ядом можно только с одной целью — чтобы кровь у него так и забурлила, и тогда и вампир, и Бабочка получат полный кайф. Если они не хотели, чтобы их жертва впала в беспамятство и ей можно было бы всласть подзакусить на закате, почему бы не воспользоваться…

Или это отвлекающий маневр?!

Двери с шорохом открылись, и я едва не задохнулась от ужаса. Кто бы что ни затеял, чего бы от меня ни хотели — речь шла именно обо мне, и нельзя было допускать, чтобы пострадали другие! Я зашагала к дверям.

Они с шипением задвинулись.

Но никто так и не вошел.

По крайней мере, я никого не увидела.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Меня обдало теплом, словно я вышла на летнее солнышко; к синякам, опоясывавшим левое запястье, прилила кровь, сердце заколотилось. Я втянула воздух, сосредоточилась и почувствовала на языке вкус рахат-лукума. Малик. Я очень удивилась: как он сюда попал? Он же не мог так быстро прийти в себя после взрыва! И робко вздохнула с облегчением: нет, все это устроил не Малик. Не его стиль.

— Малик аль-Хан, — прошептала я, — а ну-ка, покажись.

Он возник из ниоткуда, несуществующие тени, которыми он себя окутал, растекались от тела темным дымом. Загадочное лицо было бледно и прекрасно, как обычно; узкие глаза по-прежнему напоминали черные омуты, где бродили мысли, а какие — мне, пожалуй, лучше не знать; волосы ниспадали черным шелковым водопадом, которого так и хотелось коснуться. В голове зашевелилась предательская мыслишка: если я заключу с ним сделку, можно будет касаться его волос сколько угодно — и не только… Я отогнала ее подальше.

— Жалко, что ты не пришел на десять минут раньше, — заметила я как ни в чем не бывало. По крайней мере, явных следов увечий — что бы там с ним ни стряслось — заметно не было. Конечно, мне были видны только лицо и руки, остальное тело было элегантно скрыто под дизайнерским костюмом всегдашнего черного цвета, даже полоска шеи не проглядывала между длинными волосами и стоячим воротником френча. — Но раз ты уже здесь и, похоже, владеешь ситуацией, будь так добр, помоги мне во всем разобраться.

Он глядел на меня, между бровей залегла тонкая складка, глубоко в глазах мерцали искорки гнева.

Я удивилась еще сильнее. На что это он, интересно, злится?

Сначала мне показалось, будто он сейчас заговорит, но затем искры в глазах полыхнули пламенем, и он шагнул ко мне в такой ярости, что волны раскаленного воздуха растрепали мне волосы и жгли кожу, словно полуденное солнце в пустыне. От ужаса у меня внутри все сжалось, инстинкты приказывали бежать со всех ног. Но на сей раз я вспомнила, что говорила мачеха: нельзя убегать, нельзя отбиваться — вампира это только раззадорит. Я сжала кулаки и заставила себя стоять на месте и смотреть Малику в лицо.

Он остановился — так близко, что октябрьский холодок, окутывавший его, развеял жар, обдававший меня; так близко, что голубые вены, пульсирующие под прозрачной кожей его горла, поплыли у меня перед глазами; так близко, что медленные, вялые удары его сердца отдавались у меня в ушах страстными алчными воплями.

Мало того что злой, так еще и голодный.

Дьявол. Не было мне печали.

Малик огладил мне голову ладонью, я почувствовала, как он вплел пальцы мне в блондинистый хвост, и содрогнулась. Он потянул меня за волосы, заставил поднять подбородок, обнажив горло. Сердце у меня заколотилось еще чаще, кровь забурлила под кожей. Я смотрела ему в глаза. Пламя в зрачках потухло, они стали непроницаемые, как обсидиан, белки окрасились тонкой багровой пленкой. Это же жажда крови! Проклятье! Он же сейчас сорвется!

Сердце так и бухало от страха, и я, не в силах унять дрожь, уперлась ладонью Малику в грудь, я хотела оттолкнуть его, заранее зная, что ничего не выйдет, потому что чертов «Дубль-В» в крови приказывал мне дать этому кровососу все, чего он захочет. Малик наклонил голову, но не впился мне в горло, а властно прижался губами к моим. Рот у меня открылся под его натиском сам собой, я ощутила укол — клыки Малика пронзили мне нижнюю губу. Он втянул мою губу себе в рот, присосался так, что мне стало больно, и когда я почувствовала медовый привкус собственной крови, то не сдержала панического писка. Малик свободной рукой придавил мне горло, задушив крик.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});