Удивительное рядом, или тот самый, иной мир. Том 2 - Дмитрий Галантэ

Отыскав взглядом Корнезара, я вежливо, но настойчиво попросил, чтобы его напоили этим чудодейственным отваром прямо сейчас и непосредственно при нас. Естественно, я это сделал сугубо в человеколюбивых и милосердных целях, думаю: «пусть отмучается сразу, а не ждёт своей очереди неизвестно сколько времени. Корнезар всё же наш старый знакомый, разобидится ещё на нас, и правильно сделает, надо же – были рядом, всё видели и не помогли, чем могли! А что мы можем? Только это. Пусть малость, а всё равно приятно!».

Корнезар не оценил моего светлого и чистого порыва. Взгляд, коим неблагодарный удостоил меня в ответ на мою просьбу, был далёк от ожидаемой искренней признательности, но думаю, что как-нибудь мне удастся это пережить. Наверное, он и сам до конца ещё не осознавал своего счастья или просто-напросто никак не мог в него поверить. Ничего-ничего, у него ещё всё впереди, скоро он станет образцово-показательным человеком, нужно будет похлопотать, чтобы его отдали Дормидорфу, Дорокорну и Юринику для завершения воспитательного процесса. А там, глядишь, и я когда сподоблюсь! Коли мне только будет не лень, так я всенепременно с удвоенной силой приложу к воспитанию свою руку или ещё что-нибудь. Особенно придётся это сделать, коли он и дальше будет на меня так злобно зыркать по разным пустяковым поводам. Чего ведь только не сделаешь во имя благополучия хорошего человека!

Корнезар мужественно, хоть и неприлично громко скрипя зубами, взял огромную глиняную кружку из рук любезного воина. Этот заботливый воин великодушно и совершенно безвозмездно предложил свои услуги помощи и поддержки в столь важный для Корнезара момент. Вот это человек, вот это воспитание! Воин так и сказал, прежде чем вежливо, хоть и рывком, помочь Корнезару подняться с прохладной земли, предусмотрительно подстраховывая его бережной поддержкой за шиворот:

– Дружище, на, выпей-ка лучше сам, а то я боюсь ненароком выдавить тебе кружкой все передние зубы!

Вот тогда-то Корнезар с явной охотой взял да и осушил залпом всю кружку с отваром, но не упал, как положено, а напротив, остался стоять, безумно вращая глазами и бурча что-то себе под нос. Наверное, его совесть проснулась, и запоздалые слова благодарности слетели с уст, словно нежные лепестки чайных роз от крупных капель летнего дождя. Кое-что в самом конце его речи нам всё же удалось разобрать:

– Опоите Коршана, собаки бешеные.

И что-то ещё, видимо, его или наша характеристика.

Ещё нескольких минут за ним тщательно следили, чтобы он ни в коем случае ни в чём не нуждался, а так же не вздумал избавиться от драгоценного содержимого своего желудка. Следили хоть и тщательно, но аккуратно, дабы не травмировать его нежную психику. Его попросту продолжали держать за шкирку до тех пор, пока он не взбрыкнул и не отвалился без чувств, но и тогда его не опустили сразу, как вполне могло бы быть, если бы люди выполняли свои обязанности спустя рукава. Корнезара оставили в покое лишь тогда, когда совершенно точно убедились, что он не притворяется, а спит, как ангел, обмякнув на руках у сердобольного воина. Как же убедились, спросите вы? Да попросту пнули ногой в одно чувствительное место, а он в ответ ни гу-гу, значит, спит ангельским сном праведника, аки младенец.

– Действительно, спасибо Корнезару, – заметил Дормидорф, нахмурив брови, – про бешеную собаку ворона мы как-то совершенно позабыли. Ох, нехорошо это! А он, наверное, проснулся и теперь очень хочет пить, мучается, страдает! Что же это мы… э-эх, эдак несчастный Коршан и вовсе помрёт от жажды. Нужно скорее спешить к нему на выручку.

Мы быстро зашагали к нашим рюкзакам, прихватив с собой ценного и дивно тонизирующего напитка, отлично прочищающего память. Прошло достаточно много времени для того, чтобы действие сонного порошка сошло на нет, и потому забытый всеми Коршан активно выражал своё отношение к происходящему. Он, не стесняясь, довольно грубо давал выход своим бурным эмоциям, остервенело и неистово сокрушаясь по поводу своего бедственного и незавидного положения.

– Это ещё хорошо, что мы ему замотали клюв чьей-то портянкой! – сказал Юриник.

А я подумал: «пусть ещё скажет спасибо, что портянкой, а не колючей проволокой!». Но недолго Коршану пришлось бушевать, вскоре и он забылся счастливым сном праведника, коим, надеюсь, ему и предстоит вскоре стать. Хотя с его ворчливым, склочным характером особенно на это надеяться не приходилось. Зато, может быть, он позабудет о том, что когда-то был человеком, ведь теперь процесс его обратного превращения стоит под большим вопросом. Ну, ничего страшного, я думаю, надо кому-то и вороном быть.

Снова заботливо запеленав мирно уснувшую птичку всё в ту же тряпицу, которую Юриник почему-то упорно называл портянкой, и запихнув обратно на ставшее ему уже таким родным тёплое местечко в дормидорфовом мешке, мы решили продолжить нашу познавательную прогулку по лагерю. Так и поступили, захватив с собой походные рюкзаки. Нас заинтересовали всплески оживленного веселья, то и дело прокатывающегося по округе и раздиравшие тишину дремавшего леса отголосками эха. Этот шум исходил от одного из костров неподалёку. Громкие, раскатистые взрывы смеха сменялись недолгим затишьем, и мы из чистого любопытства отправились прямиком туда.

Издалека был виден человек невысокого роста, театрально размахивающий руками и ни секунды не стоящий на месте, будто ему кто в штаны насовал злобных лесных муравьёв. Он со знанием дела рассказывал что-то, а сидевшие вокруг люди с нескрываемым удовольствием, словно заворожённые, внимали ему. Но что именно он рассказывал, нам не было слышно. При более тщательном рассмотрении оказалось, что вокруг костра скакал наш неподражаемый и влюбчивый Юриник, наконец-то нашедший свою благодарную аудиторию. А люди, окружавшие его, конечно, сплошь женщины. Только теперь, кроме герониток, к его искренней радости и нашему неподдельному удивлению, полюбоваться на него пришли и девушки из племени Лесных Людей, у которых, судя по реакции, он тоже заслуженно снискал популярность и уважение.

Хмурый Дорокорн, глядя на эту идиллию, продолжительно заскрежетал зубами. Видимо, от переполнявшего его широкую натуру восхищения. Но он пока мужественно держался и не проронил ни слова, берёг силы. Юриник нас не видел, потому что мы находились на некотором расстоянии от ярко освещённого пылающим костром круга. Подойдя ближе, скорее по инерции, чем сознательно, мы остановились за спинами у толпы благодарных слушательниц и ошеломлённо взирали на этого гения слова.

– А он как заверещит! У меня даже уши заложило. Словно маленький капризный ребёнок, у которого отняли мамкину сиську, только что ростом он со шкаф: «ая-яй, что ты делаешь, это же был мой компотик!».

Дружный взрыв смеха потряс всю округу.

Юриник продолжал, слегка поклонившись, всё тем же насмешливым голосом:

– «Как тебе только не совестно? Ну почему ты постоянно лишаешь меня моего компотика?». И в тот самый момент он чуть не зарыдал.

Тут Юриник осёкся, заметив, наконец-то, нас, а девушки бросились врассыпную, поглядывая на смутившегося Дорокорна и давясь от смеха. В тот самый момент и раздался пронзительный писк Дорокорна:

– Ну, держись, хриплая малявка! Сейчас я тебе живьём всю шерсть повыдергиваю и свитеров навяжу на всю нашу компанию. И домовику с домовихой и домовятами тоже!

– Поймай сначала, неповоротливый увалень! Это тебе не глазки тётушке Румц строить! – кричал в ответ Юриник, ловко уворачиваясь от длинных загребущих рук Дорокорна и вприпрыжку кружась вокруг пылающего костра.

Нам стоило немало усилий, чтобы угомонить оскорблённого и разгневанного Дорокорна. Тем самым мы спасли волосяной покров Юриника, правда, оставив при этом Максимку и Банашу с детками без тёплой обновки, которой они, без сомнения, особенно бы дорожили и гордились. Дорокорна мы хоть и успокоили, но он клятвенно обещал отомстить Юринику за насмешки и издевательства, при этом месть его обязательно будет жестока. Ещё через некоторое время он говорил уже о простой мести, так, ради приличия. А чуть позже милосердный Дорокорн и вовсе простил Юриника.

Вот что значит настоящая и бескорыстная мужская дружба, ведь женщины вряд ли на такое способны! Они, если их переклинит, вечно будут строить каверзные козни и мстить до тех пор, пока не потешат свои индивидуальные особенности характера, которые, впрочем, натешить всласть не удаётся никогда. А потому у них постоянно должен быть любимый враг, которого надо периодически обязательно шпынять, ненавидеть, и мстить ему за всё, а иначе жизнь теряет всяческий смысл, краски, вкус, остроту и живость эмоций. Но также им страстно нужен и необходим милый и желанный друг, который зачастую меняется местами с врагом, а затем они меняются обратно. Вот это жизнь, кто понимает! Ну, разве не прелесть?