Хороший сын - Роб ван Эссен

заглядывали, – раньше все-таки было интереснее. Сейчас нет никакой интриги, сейчас мы воссоздаем место преступления, но в нем нет трупа. Труп еще жив, чуть было не сказал я, вот он, сидит рядом с вами – ведь я же не дурак, я знал, чем занимаюсь: я отдавал Бонзо свое собственное детство. Или, во всяком случае, одну из его версий.

Глава 15

Однажды утром за мной в офис пришел тот самый шофер, который привез нас в монастырь. В машине со «слегка тонированными» окнами мы доехали до аэропорта Схипхол, за эти несколько проведенных в дремотном состоянии часов я даже, кажется, умудрился поспать. Где-то с уголка, вдали от терминалов прибытия и отправления с их командно-диспетчерским пунктом и угловатыми желтыми шлангами, поглощающими и выплевывающими пассажиров, лимузин въехал на территорию аэропорта, шофера только попросили показать какой-то пропуск. Меня ждал вертолет, рядом с ним стоял пилот, который представился Щорсом. Шофер с нами не полетел, вертолет был маленький, с незакрытыми конструкциями хвоста и кабиной в форме купола, передняя часть которой полностью состояла из прозрачного материала и где помещалось всего двое человек. Мы настолько легко поднялись в воздух – словно это не мы поднимались, а нас кто-то поднял, как гигантские пальцы подхватили бы маленькое насекомое, – что мне вспомнилось, как я где-то читал о силе притяжения, а именно что ее считают относительно слабым взаимодействием, хотя сам этот термин, безусловно, значит нечто иное.

Мы летели над Амстелвеном, над спальными районами, построенными по программе послевоенного восстановления и складывающимися в спальный город; летели над городом, где, если верить недавнему исследованию, живут самые счастливые люди. Ко дну вертолета была прикреплена камера, и в руках я держал диктофон, всученный мне шофером; предполагалось, вероятно, что я буду записывать какие-то свои замечания, но вокруг стоял невыносимый шум, и мне нужно было сначала ко всему привыкнуть: не только к этому постоянному шуму, но и к нашему расположению, к пролетающим под нами улицам, шлему с наушниками у меня на голове и выкрикам Щорса, которые транслировались мне прямо в уши. Но подо мной проплывал беззвучный пейзаж – беззвучный потому, что оттуда никаких звуков до нас не доносилось; и это был именно тот пейзаж, который я уготовил для Бонзо. Его улица – моя улица, вот район, где он вырос, – район, откуда мои родители, вновь уверовав в Бога, уехали, когда мне было четыре года, но родители Бонзо из него не уехали; я мог в качестве доказательства предоставить макеты: макет его гостиной, где стояло многое из той мебели, что и у моих родителей, макет его детской, его школы – государственной[25] начальной школы, где преподавал мой отец, он даже учился у моего отца в классе, и так далее; здесь были улицы и детские площадки, где он играл, и дрался, и побеждал, бассейн, куда он ходил, недалеко от озера под названием Пруд, где летом тоже можно было купаться, магазины на первых этажах многоэтажек, куда он ходил за продуктами, многоэтажки, где жили его друзья, маленькое здание почты, где он покупал марки, в тот год, когда их собирал, общеобразовательная средняя школа, куда он ездил на велосипеде шесть лет подряд, сначала с жестким кожаным портфелем на багажнике, перехваченным резинкой, потом с солдатским ранцем, церкви, в которые он не ходил и которые я поэтому не просил мастерить. Деревья сейчас были выше и раскидистее, чем тогда, у меня на макетах они остались молодыми и тоненькими, сейчас район был более старым, жившие там дети, с которыми играл Бонзо, уже давно разъехались, а их родители состарились; улицы подо мной были уже не такие шумные, как раньше, сейчас по ним ездили в магазин пожилые люди в электромобилях, но это был мир Бонзо, и я скомандовал Щорсу опуститься на высоту, с которой видел дома, школы и улицы в точности того же размера, как на макетах в монастыре. Так и лети! – крикнул я. На этой высоте. Я глядел и не мог наглядеться.

Теперь достаточно?! – в какой-то момент Щорс перекрикнул шум. Да, да! – ответил я, потому что больше в меня уже не влезало. На обратном пути мы летели над Амстердамским лесом, где Бонзо играл в войнушку, ковбоев и индейцев, вора и выкуп.

Глава 16

Однажды вечером, вскоре после полета на вертолете, с чашкой кофе в руках я стоял на газончике за офисной пристройкой и смотрел на холмы. Я положил локти на деревянный забор, огораживавший территорию монастыря от полей, которые лежали позади него и, может быть, тоже к нему относились, этого я не знал, да и не нужно мне было этого знать. Небо было ясно-голубое, как часто бывает ближе к вечеру, солнце уже стояло низко, от деревьев, кустов и столбиков падали длинные тени на траву. Даже от самой травы падали длинные тени на траву.

БЗЗЗЗЗЗТ. БЗЗЗЗЗЗЗЗЗТ. БЗЗТ.

В этом звуке было слышно кочки в траве, через которую продиралась коляска Йохана. Я обернулся, у Йохана тоже была с собой чашка, половина кофе уже пролилась ему на единственную брючину. Ага-ага, сказал он, значит, здешние виды тебе нравятся.

Да, ответил я, эти холмы, и деревья, и фермы вдали, я такое очень люблю.

Когда-то все это закончится, сказал Йохан.

Что закончится, холмы? – спросил я. Да постоят еще небось.

Операция «Бонзо», сказал Йохан.

Они всегда однотипные? – спросил я.

Ты о чем?

Ну, операции, когда человеку создают новую личность.

Нет, всегда по-разному, каждый раз нужно найти правильную форму.

А сейчас у нас правильная форма?

Сейчас у нас форма ровно такая, какая нужна в данный момент.

Мы смотрели на освещенные закатным светом поля. Само солнце уже скрылось за одним из холмов. Над травой висела зарождающаяся дымка.

Этот центр, спросил я, эти ретриты просто прикрытие для того, чем вы на самом деле занимаетесь?

Йохан улыбнулся. Может, все наоборот, произнес он. И посмотрел на меня со значением, словно сказал что-то глубокомысленное и хотел увидеть, как я отреагирую. Я не мог начать париться по этому поводу, я был слишком расслаблен, чтобы искать подвох. Да, кто знает, поддакнул я, чтобы хоть что-то сказать. Я развернулся, оперся спиной о забор и посмотрел на низкое белое здание нашего офиса, которое всегда напоминало мне школьную пристройку. Через большие окна было видно столы с макетами из детства Бонзо, дом, в котором он вырос, улицы его района, игровые площадки, детский сад, начальную школу, среднюю школу, все, что я рассмотрел с воздуха. У обеих школ были маленькие временные пристройки, чтобы разместить всех детей послевоенной волны рождаемости.

Школу он окончит? – спросил я у Йохана.

Он да.

Так и завершилось мое участие в проекте. Бонзо никуда не переехал, он провел все детство в Амстелвене, он никогда не видел церковь изнутри, я сделал все, что мог.

Глава 17

На следующий день Леннокс отвез меня обратно на север. А чем ты-то все это время занимался? – спросил я по дороге, я тебя почти не видел. А, да всякое разное, сказал он, а ты что теперь будешь делать? Опять сядешь на пособие или вновь возьмешься за учебу? Не знаю, ответил я. Ты неплохо заработал, сказал Леннокс, на какое-то время хватит, в будущем тоже можешь рассчитывать на парочку бонусов, понятное дело, заикаться об этом не следует.

Я сказал, что понимаю. Жалко только, добавил я, что за все это время я так и не увидел Де Мейстера, то есть, извини, Бонзо. Жалко, что не смог показать, что мы для него построили.

А ты не знал? – спросил Леннокс. Он ведь всегда был за общим столом. До этого мы, конечно, побывали с ним у пластического хирурга.

Пастор! – подумал я сразу. Только тогда я понял, что все остальные, кто завтракал, обедал и ужинал вместе с нами и для кого я сочинял биографии и преступные сговоры, все до одного каким-либо образом были причастны к операции «Бонзо». Обидно, что только сейчас догадался. Но мысль о том, что Бонзо – это Пастор, я сразу же отмел; если Контора выполнила свою задачу